Ярослав Бутаков - Брестский мир. Ловушка Ленина для кайзеровской Германии
Таким образом, мы видим, насколько меньше были мобилизационные усилия России в Гражданскую войну относительно Первой мировой. Причем особенно красноречиво падение удельного веса действующих армии и флота по сравнению с общей численностью вооруженных сил, а в действующих армии и флоте — падение удельного веса боевого элемента. То же самое преобладание небоевого элемента перед боевым, «едоков» перед бойцами, испытывали и белые армии. Так, весной 1919 г. в армиях «верховного правителя» Колчака числилось около 800 тысяч человек, но максимум только 140 тысяч из них можно было отнести к «штыкам и саблям», т.е. к боевому элементу{223}.
Резкое возрастание доли «едоков», обслуживающего элемента в обеих армиях российской Гражданской войны по сравнению с Русской армией Первой мировой объясняется двумя причинами: 1) общим снижением уровня государственной организации; 2) более низкой мотивацией участия в боевых действиях. Подавляющее большинство мобилизованных — что в Красную, что в Белую армию — имело невысокую боеспособность, что заведомо исключало их использование на передовой. Вручение такому «бойцу» винтовки часто означало, что армия могла недосчитаться вместе с «бойцом», перебегавшим к противнику или (чаще) дезертировавшим в тыл, также и винтовки. Вопреки общераспространенному мнению Гражданская война в русском народе была крайне непопулярна. Русские в массе своей очень неохотно шли на братоубийственную войну.
Эта непопулярность российской Гражданской войны особенно отчетливо проглядывает, если мы сравним се, например, с Гражданской войной 1861—1865 гг. в США. В ходе последней обеим противоборствовавшим сторонам пришлось прибегнуть к общей мобилизации. Раньше это сделали на Юге, людские ресурсы которого были ограничены — уже в апреле 1862 г. Позже — на Севере — в марте 1863 г. Но мобилизация служила лишь вспомогательным способом пополнения войск. Основным же всегда оставалось волонтерство. До самого конца Гражданской войны 1861—1865 гг. среди американцев находилось достаточно охотников стрелять в своих соотечественников. Общее число призванных по мобилизации в армию Юга составило не больше трети ее общей численности, а в армию Севера — всего 6%.{224}
Обе армии российской Гражданской войны довольно скоро были вынуждены перейти от добровольческой к принудительной системе комплектования. 22 апреля 1918 г. вводилось всеобщее воинское обучение (Всевобуч) для трудящихся Советской России. 26 июня 1918 г. наркомвоенмор Троцкий вошел в СНК с представлением объявить всеобщую воинскую обязанность для трудящихся и всеобщую трудовую обязанность для нетрудовых классов. На основании этого уже летом 1918 г. было издано несколько декретов о призывах различных категорий населения на военную службу в РККА и о мобилизациях на тыловые работы.
Что касается Белой армии, то еще весной 1918 г. на Дону был объявлен «сполох» — мобилизация казаков. Антибольшевистские правительства в Поволжье, на Урале и в Сибири также издавали указы о призыве на военную службу. Добровольческая армия, занимая казачьи области Северного Кавказа, призывала в свои ряды в обязательном порядке казаков и офицеров. В дальнейшем, когда ее операции вышли за пределы казачьих областей, пришлось прибегнуть к ограниченному призыву и других классов населения.
Боевая ценность всех этих элементов была различной. Наибольшей стойкостью в белых войсках отличались части с большим количеством кадровых офицеров, следом за ними шли казачьи. В Красной Армии выделялись своей стойкостью части, где был выше удельный вес рабочих крупных промышленных центров, а также части, сформированные из «интернационалистов» — латышей, эстонцев, военнопленных венгров. Для них только победа «мировой революции» давала шанс вернуться на родину. Когда же надежда на это миновала, они превратились в ландскнехтов на службе у большевиков. Конечно, из всякого правила бывают исключения: так, одними из самых боеспособных частей белогвардейских войск востока России были дивизии, сформированные из рабочих Ижевских и Боткинских заводов. Большинство же мобилизованных крестьян в обеих армиях приходилось распределять в основном по гарнизонным, тыловым и небоевым службам.
Понятно, что в армиях, общая численность боевого элемента в которых не превышала нескольких сотен тысяч человек, соответственными были и потери. За три года Гражданской войны из рядов РККА безвозвратно выбыло 1,3 млн. человек{225}. Однако только небольшая доля этого числа приходится на прямые потери убитыми, которые составляют 134 тысячи человек. Еще 86 тысяч — это пропавшие без вести и не вернувшиеся из белогвардейского плена, которые вовсе не обязательно должны числиться среди погибших: многие из них, вероятно, эмигрировали вместе с остатками белых армий. В Красной Армии периода Гражданской войны был необычайно высок уровень смертности среди раненых на этапах санитарной эвакуации. С их учетом общее число красноармейцев, погибших от боевых причин в 1918—1920 гг., составляет четверть мшишопа человек{226}.
Обратим внимание, что данные цифры взяты по максимуму, вдобавок они включают также жертв русско-польской войны 1918—1920 гг., которая была все-таки частью Второй Отечественной, а не Гражданской войны. Что касается белых армий, то их численность (если брать только русскую Белую армию за вычетом армий интервентов и сепаратистов) всегда заметно уступала численности Красной Армии. Соответственно, были ниже и ее потери. Приняв во внимание всевозможные погрешности при вычислениях, мы вряд ли ошибемся, если определим наивысшее вероятное количество погибших военнослужащих Красной Армии и армий российской контрреволюции во время Гражданской войны в полмиллиона человек.
Для сравнения возьмем число потерь во время Гражданской войны в США 1861—1865 гг. В ней не было такого массового социального террора, как в большинстве известных нам гражданских войн, поэтому общее число ее жертв несущественно больше количества чисто военных потерь в ней. Американские историки традиционно определяют число погибших в ходе войны между Севером и Югом США в 600 тысяч человек. Население США в 1860 году составляло 31 млн. человек. Следовательно, в ходе Гражданской войны в США было убито порядка 2% всего населения.
Примерно такой же процент дает подсчет числа жертв других знаменитых гражданских войн. В ходе Гражданской войны в Англии в 40-е гг. XVII в. погибло, как обычно считают исследователи, порядка 100 тыс. человек из тогдашнего 5-миллионного населения Англии. Испанцы скорбят о гибели 0,5—1 млн. своих соотечественников в Гражданской войне 1936—1939 гг. Население Испании в тот период насчитывало 26 млн. человек. Можно предположить, что 2% убитых от общей численности населения — «стандартный» итог гражданских войн в цивилизованных странах.
В Российской империи без Финляндии и Польши в 1914 г. проживало 155,4 млн. человек{227}. Это означает, что жертвы Гражданской войны в армиях противоборствовавших сторон России составляли около 0,3% населения страны — в относительных цифрах вшестеро меньше, чем в США. Конечно, это еще не дает оснований делать категорический вывод об относительной «гуманности» Гражданской войны в России по сравнению с гражданскими войнами в США и других западных странах. Здесь нужны более детальные подсчеты по категориям погибших и умерших. Но очевидно, что общераспространенное представление о большей жестокости и кровавости российской Гражданской войны по сравнению с Первой мировой войной, а также с аналогичными событиями в других странах, не может быть принято на веру и нуждается в строгой критической проверке цифрами и фактами.
Неблагодарное это дело — подсчитывать потери в Гражданской войне… Во избежание недоразумений сразу оговоримся, что мы ведем речь лишь о потерях армий воевавших сторон, а не об общем числе жертв Гражданской войны. Демографические методики могут дать примерную цифру общих потерь населения России за этот период. Однако, поскольку приводимые в разных изданиях подсчеты нередко исходят из априорных исходных данных, приведем более точные цифровые показатели этого рода.
Первая перепись населения СССР 1926 г. насчитала 147 млн. человек. На той территории, которая вошла в состав СССР, в 1914 г. проживало примерно 142—143 млн. человек (то есть спустя шесть лет после окончания Гражданской войны демографическая яма была уже с лихвой перекрыта). Обычный показатель демографического роста в мирное время можно рассчитать исхода из того, что в 1897 г. в России проживало 116,2 млн. а в 1914 г., как уже сказано, 155,4 млн.
Как распределяются потери по категориям жертв — нельзя сказать точно. Ясно, что потери армий Гражданской войны составляют здесь незначительную долю. Как мы уже видели, она в четыре с половиной раза меньше, чем число погибших русских в Первой мировой войне. Какое-то количество приходится на долю эмигрантов. Эмигрировали не только представители элитных классов, но и целые этносы. Причем эмиграция была не всегда напрямую связана с революцией. Так, перепись 1897 г. насчитала 4,1 млн. казахов (их тогда называли киргиз-кайсаками). По данным переписи 1926 г. казахи оказались единственным большим народом бывшей Российской империи, чья численность не возросла но сравнению с 1897 г. Массовый исход казахов в Китай начался во время национального восстания 1916 г., подавлявшегося всеми властями России, не исключая советской.
