Ярослав Бутаков - Брестский мир. Ловушка Ленина для кайзеровской Германии
Лишь 28 февраля советские делегаты снова прибыли в Брест-Литовск. Там им дали понять, что Германия не намерена держаться ранее выдвинутых условий, а собирается предъявлять все новые и новые требования, пользуясь военным бессилием Советской России. Так, в дополнение ко всем прочим территориальным уступкам, Россия должна была передать Турции области Карса, Ардагана и Батума[41] в Закавказье. Кроме того, Германия теперь намеревалась вовсе лишить Россию такого неотъемлемого инструмента защиты суверенитета, как вооруженные силы, и потребовала демобилизации армии и флота — как старых, так и новых, Красных.
Перемирие на этот раз не объявлялось. Продолжающееся занятие германскими войсками русской территории должно было, но мысли кайзеровских военных и дипломатов, заставить советских делегатов быстрее согласиться на новые грабительские условия. Германия торопилась кончить активную войну на Востоке с тем, чтобы начать наступление на Западе. Всякое обсуждение ультиматума исключалось. После безуспешных попыток завязать дискуссию 3 марта 1918 г. советские представители подписали Брестский договор{205}.
Россия теряла Польшу, Прибалтику, Финляндию, Украину, названные выше области на Кавказе и попадала в экономическую зависимость от Германии. На отторгаемой от России территории площадью 1,4 млн. кв. км до войны проживали 63 млн. человек (почти 40% населения Империи), находилось 27% обрабатываемой земли, треть железнодорожной сети, 73% производства железа и стали, 89% добычи каменного угля. В XX веке с Брестским миром по своим разрушительным последствиям для России могут сравниться лишь оккупация Германией значительно большей территории в 1941—1942 гг. и распад Советского Союза в 1991 г. Нужно признать, что потери России по Брестскому миру были все же меньше, чем в двух других случаях.
Любопытно, что далеко не все, даже важные, условия этого договора выполнялись полностью. Так, Германия сквозь пальцы смотрела на фактическое существование российских вооруженных сил под видом «завесы» на западной границе России. В дальнейшем она не препятствовала созданию и развертыванию Красной Армии. В свою очередь, Германия продолжала оккупировать те захваченные ею в феврале — марте 1918 г. территории (Псковская область, Белоруссия), которые по условиям Брестского мира должна была возвратить России.
Подписание мира еще не означало полной победы Ленина над сторонниками «революционной войны». Ленин постоянно делал словесные уступки этому течению в партии, говоря о временном характере мирной передышки и об ее использовании для подготовки теперь уже победоносной революционной войны. Это были, конечно, не просто слова — Ленин действительно был убежден, что поражение Германии в Мировой войне и неизбежная революция в Германии рано или поздно прекратят действие Брестского договора. Но когда наступит такой момент? Этого заранее предсказать было нельзя. А пока необходимо было ратифицировать мирное соглашение.
6—8 марта 1918 г. в Петрограде проходил 7-й экстренный съезд большевиков (кстати, принявший решение о наименовании партии коммунистической). Он был созван решить вопрос о войне и мире. Чтобы обеспечить послушное большинство, было решено не знакомить делегатов с текстом подписанного договора. О его содержании съезд узнавал только из докладов партийных руководителей. Ленин привел свой главный аргумент: продолжение войны неминуемо обернется гибелью советской власти, а это будет самым серьезным ударом делу мировой революции. Именно так приходилось воздействовать на настроение делегатов. Возражая Ленину, Бухарин говорил, что нет смысла в мирной передышке, если она устанавливается всего на несколько недель: за такой короткий срок не подготовишь армию. Если же она продлится несколько месяцев, то она нанесет непоправимый урон делу революции в Европе. Большинство делегатов все же поддержали Ленина.
Троцкий, обанкротившийся со своим лозунгом «ни войны, ни мира», еще в конце февраля подал заявление об отставке с поста наркома иностранных дел, но Ленин упросил его подождать с объявлением об отставке до подписания мирного договора. Теперь на его место был назначен Г.В. Чичерин, а Троцкий стал наркомом по военным и морским делам. Он не агитировал за возобновление революционной войны, однако продолжал вести свою игру, нацеленную на вовлечение Советской России в войну с Германией при помощи Антанты.
Кульминационным моментом стал 4-й чрезвычайный Всероссийский съезд Советов, заседавший 14—16 марта 1918 г. в Москве — новой старой столице государства Российского. Несмотря на то что из 1232 делегатов Съезда было 795 большевиков, Ленину предстояло и здесь столкнуться с серьезной оппозицией своей политике, так как многие делегаты-большевики принадлежали к «левому» течению. Используя и тут методы партийной дисциплины при голосовании, Ленин добился от большинства Съезда ратификации Брестского договора. Самым серьезным последствием этого стал выход левых эсеров из правительственной коалиции. Советское правительство отныне стало однопартийным. Впрочем, возмущение левых эсеров условиями Брестского мира было лишь удобным предлогом для разрыва с большевиками. Расхождения между обеими партиями нарастали по многим вопросам не только внешней, но особенно внутренней политики, что вело к неизбежному расколу после октябрьской коалиции.
Понятно, что шансов на победу в «революционной войне» у большевиков тогда не было. Поэтому с точки зрения партийных интересов, сохранения власти большевиков, Ленин, безусловно, был прав, настаивая на немедленном заключении мира во что бы то ни стало. А позиция «левых коммунистов» объективно вела к коллективному политическому самоубийству партии. Впрочем, в этом нет ничего удивительного. Последующие годы показали, что значительная часть большевиков была неспособна к государственному строительству. И вполне возможно, что уже тогда в позиции «левых» и троцкистов выражалось стремление уйти от прозы государственной работы на безответственную позицию «перманентных революционеров». Возможно даже, что потеря власти и уход в подполье был для многих из этих людей, учитывая все произошедшее с ними после, шансом остаться в живых. Но Ленин не собирался так быстро отдавать с таким трудом завоеванную власть кому бы то ни было.
Но это все — с позиций интересов партии большевиков. А с точки зрения пользы для России? Быть может, продолжение войны с Германией действительно привело бы к падению большевистской власти уже тогда, в 1918 г.? И это было бы меньшим злом для России? Что же, необходимо подробнее остановиться на этой альтернативе.
Видится весьма вероятным, что в начале 1918 г. в партии большевиков могла победить точка зрения сторонников «революционной войны». Брестский мир не был бы тогда подписан. Что происходило бы дальше в этом случае?
Очевидно, что Германия не могла продолжать свое наступление на Востоке до бесконечности — ей до зарезу нужны были войска на Западе. Там в это время решался исход Мировой войны. Генеральное наступление на Западном фронте, дававшее шанс на победу до прибытия во Францию американских войск, должно было начаться не позднее конца марта. Таким образом, продвижение немецких войск в Росси где-то, на каком-то рубеже, должно было остановиться.
Но это не означало бы, что кайзеровский режим прекращал борьбу с Советской Россией. Он переложил бы ее тяжесть на своих марионеток, благо недовольных советской властью имелось в избытке. В реальности такая ситуация возникла в 1918 г. на юге России, где немецкий ставленник донской атаман Краснов вел войну с РСФСР В рассматриваемой нами альтернативе таких Красновых было бы больше. И резиденциями им служил бы не один Новочеркасск, а еще, возможно, и Петроград, и даже Москва.
То, что взятие Москвы немцами не привело бы автоматически к падению советской власти, долго доказывать, по-видимому, не нужно — настолько это очевидно. Большевики бы перебазировались в Нижний Новгород или на Урал — везде они нашли бы сторонников. Тем более что в случае продолжения ими войны они могли рассчитывать на поддержку других социалистических партий, а следовательно, социально-политическая база советской власти расширилась бы.
Более того, при продолжении войны с Германией Советская Россия вполне могла рассчитывать на помощь Антанты. На этом, как мы видели, строились расчеты Троцкого в этот период. Значит, не было бы мятежа Чехословацкого корпуса, и Гражданской войны в той конфигурации, в какой она возобновилась летом 1918 года, не было бы. Но это не означает, что она вообще бы не возникла. Гражданская война велась бы между Советской Россией, с одной стороны, и прогерманскими буржуазно-консервативными режимами на российской территории — с другой. Таким образом, Россия все равно не избежала бы войны внутренней, но она бы вдобавок еще наложилась на масштабную внешнюю войну.
