Ярослав Бутаков - Брестский мир. Ловушка Ленина для кайзеровской Германии
Это по меньшей мере означает признание мирной конференцией де-факто правительств, представляющих финнов, эстонцев, литовцев и украинцев. Этот первоначальный акт признания должен быть обусловлен созывом национальных собраний для создания правительства де-юре тотчас после того, как мирная конференция определит границы этих новых государств…
Что же касается Великороссии и Сибири, то мирной конференции следовало бы обратиться с посланием, в котором предлагалось бы создать правительство, достаточно представительное, чтобы выступать от имени этих территорий…
Кавказ придется, вероятно, рассматривать как часть проблемы Турецкой империи. Нет никакой информации, которая позволила бы составить мнение о правильной политике по отношению к мусульманской России, т.е., коротко говоря, к Средней Азии. Весьма возможно, что придется предоставить какой-нибудь державе ограниченный мандат для управления на основе протектората…
Необходимо предусмотреть условия для вывода всех германских войск из России, и тогда перед мирной конференцией будет лежать чистый лист бумаги, на котором можно будет начертать политику душ всех народов бывшей Российской империи»{181}.
Итак, Россия — «чистый лист бумага», на котором заокеанские политики намеревались чертить свои директивные планы для ее пародов. Если в январе 1918 г. Россия еще не вполне соответствовала этому «идеальному», с точки зрения США, состоянию, то осенью того же года она, видимо, «дозрела». А этому «дозреванию» США вместе со своими западноевропейскими союзниками в течение 1918 г. активно способствовали.
Сговоры за спиной России
Одновременно с началом брестских переговоров, в Париже открылись англо-французские межправительственные консультации но так называемому «русскому вопросу», который на три года стал одним из главнейших во внешней политике западных держав. Об их содержании в тот момент не сообщалось широкой публике.
Две главные державы Антанты сочли нужным выработать общие цели политики в отношении России. В меморандуме, согласованном правительствами обеих стран, говорилось о необходимости поддерживать связь с отколовшимися от России «Украиной, Финляндией, Сибирью, Кавказом и т.д.».; «обратить внимание большевиков на то, что для них важно не доверяться пустым обещаниям Германии»; «воспрепятствовать поступлению русского продовольствия в Германию»; предоставить субсидии «на реорганизацию Украины»; а также создать из отколовшихся Армении и Грузии барьер на пути пантюркизма; и о желательности побудить «южную русскую армию» возобновить войну с немцами{182}.
Содержание меморандума позволяет судить, что под «южной русской армией» имеются в виду главным образом русские войска на Украине и в Румынии. Впрочем, среди советских историков бытовала точка зрения, что здесь подразумевались не столько они, сколько белогвардейские войска{183}. Что же, документ допускает и такое толкование. Во всяком случае, прямо не говоря о формированиях российской контрреволюции, он не исключает их из числа сил, которых намерены субсидировать союзники. Тем более что тогдашний британский премьер-министр Д. Ллойд-Джордж утверждал: «Мы рассматривали вопрос о мерах содействия антигерманским частям, которые существовали в отдельных частях России. Трудно было осуществить это, не создавая представления о том, что мы не ведем войну против создавшегося в Петрограде большевистского правительства»{184}. Здесь очевидно, что речь идет именно о Белой армии.
В меморандуме говорилось о том, «чтобы Украина в этом вопросе оставалась полем деятельности Франции», в то время как Англия возьмет «на себя другие юго-восточные области страны». Следует обратить внимание на этот акт дипломатии «демократических» стран Запада. Англия и Франция заключают секретное соглашение о разделе на сферы влияния России — страны, которая пока еще формально числится их союзником в Мировой войне. Помимо этого, в меморандуме обеих западных держав открыто говорилось о поддержке сепаратных новообразований, отколовшихся от России, а также о том, чтобы вывести из повиновения центральному российскому правительству значительную часть российской вооруженной силы и использовать ее в своих интересах. Иначе как интервенцией (пока еще не прямой военной) в Россию это назвать нельзя.
Теперь нам следует обратиться к предыстории этого соглашения, по аналогии с «пактом Молотова — Риббентропа» 1939 г., вполне заслуживающего название пакта Клемансо[38]— Сесиля[39]. Оно явилось первым, но далеко не последним в ходе Первой мировой войны, сговором великих держав за счет ослабленной России. О возможности такого сговора не только между союзными странами, но и между обеими воевавшими коалициями со страхом говорили в России едва ли не с 1915 г., с Великого отступления. Ленин, как мы видели, осенью 1917 г. считал весьма вероятным сговор Великобритании с Германией, и это не было попыткой оправдать свою будущую политику сепаратного мирного соглашения. Известно, что правящие круги Германии почти всю войну старались склонить Англию к такому миру, подчеркивая, что Германия не имеет намерений пошатнуть господство Англии на морях или захватить ее колонии. Одновременно с этим кайзеровская Германия демонстрировала стремление покончить с Российской империей{185}, как бы приглашая Великобританию принять участие в дележе добычи. Эта политика Германии успеха не имела, так как элита Англии обоснованно рассчитывала сокрушить мощь Германии на европейском континенте в результате войны и поэтому не шла на мирное соглашение до решительной победы.
В 1917 г. слухи о готовящемся примирении Антанты и Четверного союза на условиях раздела России усилились{186}. Они не были безосновательными. Так, 1 августа 1917 г. римский папа Бенедикт XV обратился ко всем воюющим державам (кроме России!) с предложением посредничества и урегулирования. Его условия включали отвод германских войск на Западе к границам рейха в обмен на возвращение Германии ее колоний в Африке{187}. О захваченных областях России в папском послании не было сказано ни слова. «Больше всего Бенедикт XV опасался победы в войне России. Победа России навсегда развеяла бы папские мечты о поглощении православия католицизмом»{188}.
Вообще, 1917 г. был богат на неосуществившиеся внешнеполитические комбинации, о которых мы знаем еще далеко не все. Одна из них связана с попыткой сепаратного выхода из войны Австро-Венгрии. Вступивший на престол Габсбургов в ноябре 1916 г., вместо престарелого Франца-Иосифа I (пережившего четырех своих наследников), молодой император Карл I вскоре предпринял энергичные шаги, знаменовавшие разрыв с политикой своего предшественника. Карл I положил конец преследованиям русин, давал понять, что намерен после войны переформировать Австро-Венгрию в федерацию национальных штатов. В марте 1917 г. новый император обратился к западным союзникам России с тайным предложением мира.
Почему прежде всего к Западу, а не к России, на фронте против которой действовала основная часть австро-венгерской армии? Очевидно, потому, что знал: Россия при Временном правительстве — не суверенная страна. Обратившись непосредственно к России, он получил этому доказательство. Керенский 11 июля ответил на австрийское предложение… советом обратиться к британскому премьеру!{189} 20 октября 1917 г. российский МИД получил через шведское посольство новые предложения мира от Австро-Венгрии{190}. Но дни Временного правительства были сочтены, оно не успело ответить на австрийскую инициативу. Впрочем, судя по предыдущему, можно догадываться, каким был бы ответ.
5—6 (18—19) декабря 1917 г. в Женеве проходили секретные переговоры между британским эмиссаром генералом Смутсом и австрийским представителем графом Менсдорфом об условиях сепаратного мира Австро-Венгрии с западными державами. На встрече по инициативе британского представителя подробно обсуждались вопросы, касавшиеся возможных уступок Австро-Венгрии в пользу Сербии, Италии и Румынии. Характерно, что при этом английская сторона совершенно не поднимала вопрос относительно таких же уступок или компенсаций Австро-Венгрии в пользу России или об устройстве восточнославянских территорий Дунайской монархии. Не интересовал британского представителя также и вопрос, какие территориальные претензии Австро-Венгрия намерена выставить России в мирных переговорах, которые со дня на день должны были начаться в Брест-Литовске. Целостность России не волновала ее союзника. Судя по отчету, Смуте благосклонно принял к сведению сообщение Менсдорфа о том, что «мир и свобода для Австрии столь же существенны, как и для Британской империи. Теперь, когда Россия как главная военная угроза для Австрии исчезла с ее фланга, не было никаких причин, из-за которых Австрия не могла бы принять на себя эту политическую миссию»{191}. Получается, Британия соглашалась с той точкой зрения, что участие Австро-Венгрии в войне на стороне Германии было якобы лишь ответом на агрессивность России!
