Василий Ваврик - Карпатороссы в Корниловском походе и Добровольческой армии

Под Екатеринодаром погиб цвет Корниловской армии. На поле сражения остались командир Корниловского полка полковник Неженцев, командир конных частей полковник Корнилов, много офицеров и солдат. Число раненых значительно увеличилось. Потери большевиков были в три раза численнее, но будь они в три миллиона раз больше — и то не могли бы возместить потери одного Корнилова.

Галицкая рота не принимала участия в штурме Екатеринодара, так как она третий уж день сдерживала напор большевиков, наступающих от Мариинской. Ранеными были только те, которые находились в Корниловском полку: прапорщик Роман Мацан и Иван Бойко. Первый умер от ран в Елизаветинской, где после смерти Корнилова решено было оставить часть лазарета с тяжело раненными, чего Корнилов никогда не делал. В Елизаветинской остались также и врачи и сестры милосердия, которые вместе с больными подверглись ужасным пыткам. Бойку удалось попасть на подводу. Кроме них, из галичан в боях по пути к Екатеринодару были ранены: тяжело — студент Александр Канин, Евстахий Иванович, Иван Мацелюх, Владимир Гнатик и Иван Бубняк; легко — студент Александр Пелех, Владимир Охнич и Андрей Хома.

Потеряв Корнилова, остатки его армии в одни сутки прошли несколько десятков верст. Трудно себе представить, как тяжело было это отступление. Как бы назло, вдобавок дул противный холодный ветер, и пыль засыпала очи отступающим. Трудно было кого–либо узнать, ибо грязь, образовавшаяся от смешения пыли с потом, покрывала их лица. Очи покраснели. Ноги двигались механически и до того болели, что нужно было ступать то на пальцах, то на боку, то на пятках. Остановиться и отдохнуть было немыслимо, потому что за отступающими гнались большевистские бронированные автомобили.

Только в Гночбау, немецкой колонии, ввиду смертельной усталости людей, была сделана передышка. Вповалку ложились воины под соломенные заборы или кизяки, засыпая непробудимым сном.

Ночью тайком были похоронены генерал Корнилов и полковник Неженцев, о чем знали только ген. Деникин, Алексеев, священник и колонист–немец.

На второй день собрался военный совет для решения вопроса: сдаться ли большевикам, разойтись или продолжать борьбу до последнего издыхания. Было принято решение: бороться до последнего.

Между тем большевики окружили колонию, чтоб покончить с «белыми», как назвали корниловцев, потому что последние носили на папахах белые повязки, ибо случалось, что в рукопашном бою по ошибке убивал свой своего. Потому ген. Алексеев приказал носить белые повязки. На большевистских фуражках появились красные тряпки.

Большевики обстреливали весь день колонию, так что взрывы гранат опрокидывали повозки с ранеными, убивали столпившихся солдат и едва не убили ген. Алексеева. Под вечер началось дальнейшее отступление таким образом, что ген. Марков пошел вперед в наступление, дабы очистить путь хотя с одной стороны. Наступил темный и довольно холодный вечер. Для боя сделано каре, т. е. квадрат. Слышалось «ура» и раздавались крики, но никак нельзя было различить, чья сторона кричит, кто наступает, кто отступает.

Меня удивляет до сих пор один факт: как могли в такую тяжелую минуту некоторые солдаты спать и храпеть, стоя на ногах? Их нужно было будить, и они, не просыпаясь, стреляли куда попало. Когда же они шли вперед, то держались за руки и громко кричали.

В полночь не осталось ни одного добровольца в поле. Они все ушли, а большевики думали, что имеют перед собою окопы с войсками. Только днем, убедившись в отсутствии добровольцев, они вошли в колонию, разграбили ее. Вырыв тело Корнилова, завезли его в Екатеринодар, где возили его нагого по улицам, бросали об землю и в конце сожгли его, а пепел разметали по ветру.

Такова была кончина одного из лучших сынов русского народа! На пего–гнедую лошадь села его дочь Татьяна. Обожатели Корнилова разобрали все его вещи себе на память. Шапка досталась мальчугану–гимназисту, галичанину Скамаю, бежавшему из приюта к Корнилову и служившему при нем посыльным. Впоследствии Будилович показывал в музее им. Корнилова «шапку» великого вождя, однако это была не эта шапка. Та, которую носил Корнилов в последнее время, осталась у галичанина Скамая.

VI. Генерал Марков

Верьте, что Родина будет опять великой и могучей!

Степной сухой, холодный ветер не переставал дуть, и отступление Добровольческой армии стало невыносимо. Больные, измученные ноги не могли двигаться. Уныние, несмотря на то, что из Гночбау все ушли благополучно, было безграничное. Не страх за жизнь овладел добровольцами — ими овладела печаль о том, что погибло олицетворение идеи освобождения России от большевиков.

В таком положении могло лишь чудо спасти остатки армии и вернуть ей прежние силы. Это сознавал всякий военачальник, это чувствовал каждый рядовой солдат. Ген. Марков, ничего никому не говоря, взял с собою две сотни офицеров, помчался с ними в станицу Медведов¬скую и занял ночью железнодорожную станцию. По телефону он затребовал эшелон большевистских войск с бронированным поездом будто для «разбития вновь собирающихся корниловцев», т. е. на самого себя.

На первой заре послышался свисток, гул и пыхтение паровоза. Большевики, думая, что пришли на подкрепление своим против убегающего ген. Маркова, лежали в теплушках раздетые. Ген. Марков дал знак машинисту, чтобы задержал поезд. Одновременно он приказал находящейся вблизи батарее дать залп по паровозу. Колеса рухнули. Офицеры ворвались в вагоны и, облив таковые керосином, зажгли их. Раздалась ружейная пальба и треск пулеметов по выбежавшим из теплушек большевикам. Трупы их падали в одну кучу. В завершение дела офицеры стали работать саблями, и кровь людская потекла ручьями.

Ужасная картина вырвала добровольцев из оцепенения. Подошедшие к станции части, увидев перед собою кучу валявшихся трупов, большой запас продовольствия и воинского снаряжения, воспрянули духом, а еще более — когда разнесся слух, что в Кавказском отделении Кубанской области восстали козаки. Распыленные части Добровольческой армии стали опять собираться в отделения и потрясать оружием. Опять раздалась песня, необходимая для поддержания духа солдат. Деникин промчался галопом с трехцветным знаменем, которое текинцы носили при Корнилове. Слезы засияли в очах выстроившихся рот.

Армия вышла из кольца и была спасена, когда достигла станиц Ильинской и Успенской. Ген. Деникин стал во главе ее. К большому горю армии, «шпага Корнилова и Деникина» — ген. Марков был вскоре убит. Это случилось в бою при станции Шаблиевке. Марков был убит так же, как и Корнилов — гранатой, уже в конце боя. Сознание он сохранял до последнего дыхания и все время говорил о России. На заупокойной по нем панихиде церковь была битком наполнена, и беспрерывный ряд отдающих честь покойному, начиная генералом Деникиным, целовал чело неутомимого борца за «Русь святую».

VII. Генерал Деникин

Ой, матушка! где ты?

А ты бы нас похолила,

Пока не оперились мы.

Как крылья отрастим,

В долины, в рощи тихие

Мы сами улетим.

Новый вождь Добровольческой армии очутился в таком же положении, как был раньше ген. Корнилов. Он был окружен со всех сторон большевиками. Только Корнилов, шедший на выручку донцам, был встречаем равнодушно, а возвращающийся Деникин — восторженно. Несмотря на то добровольцы должны были пробиваться вперед посредством ожесточенных боев у Горной Балки, у сел Лежанки и Лопанки, и как раз на Пасху 1918 года пришли с Деникиным в станицу Егорлыцкую. Старики вернулись из степи. Козачки нарядились в стройные одежды. Пройдя Егорлыцкую, Деникин остановился в Мечетинской, во¬круг которой пришлось ему вести бои у Маныча, Выслок и Кагальницкой, где в бою с отрядом анархистки Маруси Никифоровой был ранен пишущий настоящие строки.

В Мечетинской Добровольческая армия отдыхала и восполняла свои пробелы. Там присоединился к ней пришедший из Румынии полковник Дроздовский, в отряде которого нашлось тоже около десятка добровольцев–галичан, гимназистов из Бердянска.

Карпаторусский отряд стал приводить себя в порядок. Находясь вблизи Ростова, он получил некоторое пополнение. Раненые оправились. Число отряда возросло до ста человек. Между новоприбывшими были судья Исидор Худко; офицеры австрийской армии, студенты Александр Брояковский, Владимир Застырец, Дмитрий Семанюк, Н. Дмитровский; гимназисты Коцко, Литвинович, Курдыдик; крестьяне Креховец, Юрковский, Куртяк, Кулик, Цеслик и другие. Как сестра милосердия явилась студентка. Александра Воловчук. За боевые отличия 16 человек галичан, вольноопределяющихся 1‑го разряда, были произведены в первый офицерский чин. Таким образом, отряд окреп.