Владимир Королёв - Босфорская война
В бумаге, написанной митрополитом, но подписанной Паисием с приложением его печати, излагался план восстания в Стамбуле и вступления в город венецианцев. Антону предлагалось заключить союз с московским царем, вместе выступить против Турции и освободить Константинополь. «И вы, — говорилось в грамоте (в передаче Н. Псарева), —…пойдитя против турок не боясь, потому что… турок стало немного и многим… людем в собранье быть неоткуда». Достаточно будет появления венецианских кораблей на Босфоре и разгрома «людей первых, которые выйдут против вас навстречу», как христиане поднимут восстание в Стамбуле, и войска Венеции овладеют им без боя.
Содержание письма в Москву неизвестно, но если оно имело место, то можно не сомневаться, что в нем упоминались казаки, так как с российской стороны только они, ударив по Босфору, могли сыграть действенную и важную роль во взятии Стамбула.
Патриарх и митрополит, призванные к Мехмеду IV и везиру, признали, что перехваченная грамота принадлежала им, сказав при этом: «…видят… и сами (султан и везир. — В.К.) то, что так улучилось». По повелению Мехмеда 25 марта Паисия закололи кинжалом и бросили в море, митрополита повесили, а греческому населению столицы, заперев городские ворота, устроили резню. Турки клялись вырезать греков всех до единого, не жалея и грудных детей. Везир приказал убивать греков и в других городах, и только опасение сильной смуты во всей стране и просьбы янычар греческого происхождения остановили эту вакханалию. Однако и после 25 марта, как говорили в Крыму греческие купцы, в Стамбуле думали «греков побить всех».
Г.А. Санин, изучавший эту историю, подозревает, что перехваченное письмо являлось подложным, и указывает, что буквально на следующий день после казни Паисия, 26 марта, «подкупался у царя и у визиря армейский патриарх (историк думает, что вряд ли речь идет о католикосе, но, вероятно, о стамбульском епископе армянской церкви. — В.К.)… чтоб не быть в Царегороде и в Еросалиме патриархам греческим для… того, что они ему, турскому царю, и всем турком не доброхоты», и предлагал везиру 400 тыс. талеров за получение иерусалимского патриаршества.
Само же дело Паисия Г.А. Санин расценивает как, «возможно, существовавший, но неудавшийся заговор православного населения Константинополя против османов», однако добавляет, что категорически говорить о подготовке восстания нельзя, так как для этого слишком мало фактов, и что константинопольские патриархи в XVII в. фактически не выступали против османского режима. Резня же могла быть и следствием реально существовавшего заговора, и «мерой безопасности» правительства, разрядившего таким способом обстановку.
Но в Османской империи нередки были и вполне реальные антиосманские выступления. Участники некоторых из них надеялись на помощь казаков и обращались за нею. Достаточно вспомнить просьбу восставших сербских «капитанов» 1654 г.: воодушевленные венецианскими победами над турками и сильным набегом донцов на Босфор, они просили о помощи украинских казаков. В 1647 г. лазы на нескольких десятках лодок пытались соединиться с казаками, которые взяли крепость Гонио, а затем были осаждены в ней турками. За эту попытку грузинские земли подверглись жестокому наказанию со стороны Османского государства.
Казачьи действия нередко способствовали усилению самостоятельности «мятежных вассалов» Турции и прямо отвлекали османские силы от их подавления.
Мы уже отмечали, что в 1621 г. Осман II из-за неопределенности польских дел и опасения набега казаков на Стамбул отказался от желания возглавить поход против эмира Сайды. Подписав в 1624 г. договор о союзе и взаимопомощи с Шахин-Гиреем, Войско Запорожское далее до конца 1620-х гг., действуя вместе с донскими казаками, связывало на Черном море и Босфоре значительные силы турок и хотя обеспечивало собственные интересы, но одновременно тем самым оказывало помощь «мятежной Татарии», не говоря уже о прямом участии казаков в военных действиях крым-цев против османов на самом Крымском полуострове. Неслучайно поэтому ряд историков расценивает казачий набег на Босфор 1624 г. как «очень эффективную» помощь Крыму.
В 1630-х гг. в результате военно-морских операций казаков отказалась от выплаты дани туркам Мегрелия. Османские суда, заявил в 1640 г. русскому послу Федоту Елчину представитель Левана II, «не бывали к нам… со ста четыредесят четвертого году (с 1635—1636 гг. — В.К.), а морем, говорят, потому… оне к нам не ходят караблями, что боятца казаков; с тех… мест мы им и дани не даем»[616].
По сведениям, исходившим от князя Трансильвании Ракоци Дьёрдя II, в 1658 г. татары, которые должны были по повелению султана напасть на эту «мятежную» страну, были разбиты «московитами и казаками», и вообще в названном году внешнеполитическое положение Трансильвании значительно улучшилось прежде всего потому, что «казаки выходили со многими челнами на Черное море не только для нападений на татарскую страну, но и на саму Турцию».
Власти и сановники Польши, равно как и Османской империи, обвиняли казаков в том, что их набеги вызывают ухудшение польско-турецких и польско-крымских отношений и ответные наступательные действия империи и ханства. Сами короли не раз утверждали, что причиной осложнений в отношениях Речи Посполитой и Турции являлось казачье «своеволие». С. Жолкевский заявлял, что набег крымцев на Подолье и Волынь в августе 1615 г. был ответом султана, разгневанного на запорожцев за босфорский поход.
Противостоять падишаху и бороться с ним невозможно, и потому остается лишь безропотно терпеть — такие настроения были широко распространены в правящих кругах Речи Посполитой.
«Стоять одной Польше против этого владыки Азии, Африки и большей части Европы, — говорил в сейме, упрекая казаков за сожжение Очакова, писатель Оржельский, — все равно, что одному человеку против сотни человек. Первая проигранная битва погубит нас, а он выдержит и пятнадцать. И то надобно помнить, как с ним обходятся другие потентаты (правители. — В.К.). Сколько он отнял у генуэзцев, сколько у венетов! Великому испанскому монарху разорил Гулету и разные другие делает досады, — все терпят! Молчали и наши предки, когда он отнял у них Молдавию: решились лучше рукавом заткнуть дыру, нежели целым жупаном».
Что касается московского правительства, то оно также постоянно и порой гневно высказывало свое недовольство в адрес донских казаков, обвинявшихся подобным же образом в ухудшении русско-турецких и русско-крымских отношений[617].
Тогдашние «сановные» обвинения казаков во втягивании Польши и Руси в конфликты с Турцией фактически находят поддержку и у некоторых историков. Запорожцы, всерьез уверяет П.А. Кулиш, «своими разбоями в турецких владениях не давали Польше обезопасить юго-восточную границу». По С.М. Соловьеву, «польза от козачества перевешивалась вредом, ибо козаки не ограничивались только делом пограничной стражи, но… нападали на соседей и тогда, когда государству это было вредно, нападали морем на турецкие владения и вовлекали оба государства, особенно Польское, в опасную вражду с Турциею»[618].
Между тем многие в Польше XVI—XVII вв. прекрасно понимали, кто начал агрессию и кто отвечал на разорительные турецко-крымские походы, какова роль казачества в противостоянии этому страшному натиску. Именно в том 1618 г., когда канцлер на заседании сейма «громил» запорожцев, Кшиштоф Пальчовский в брошюре с характерным названием «О казаках, ликвидировать их или нет: рассуждение» приводил интересные факты и соображения об османской экспансии и казаках.
«Не было у персов казаков, — писал он, — а все-таки [турок] у них Ассирию и Месопотамию силой отнял в году 1537 и до настоящего времени с ними воюет. Не было у греков казаков, а все-таки, взяв от них вознаграждение и будучи призваны от них на помощь против болгар, [турки] изменнически ими овладели и до настоящего времени ими владеют. Не было у венетов казаков, а все-таки у них в году 1499 Метону и Корону (Модон и Корон в Греции. — В.К.) без всякого права взяли… А в недавние времена Кипр у них [султан] отнял. Не было у венгров казаков, а все-таки у них турки половину королевства отняли…
А с нами в какой же дружбе были? Начиная с того времени… как турки Константинополем овладели, вплоть до того времени, как казаки появились (по автору, в самом начале XVI в. — В.К.), почти каждый год если не турки, так татары по их подстрекательству, а иногда и жалованье от нас взявши, нам очень вредили».
Выше уже цитировался Б. Папроцкий, который еще раньше замечал, что «русские» — казаки и украинцы — без всякого участия и помощи шляхты защищают христианский мир и преграждают турецкую агрессию в польском направлении.
Собственно говоря, иные турецкие сановники и не считали нужным скрывать агрессивные замыслы и действия своего государства. «Мы виновники всех войн, — восклицал великий везир Мере Хюсейн-паша, обращаясь к Реджеб-паше на мюшавере в 1623 г., — а не они (поляки. — В.К.), всегда сохранявшие дружбу с нами. Мы же насылали татар, напрасно напал на них (поляков. — В.К.) Осман, которому я говорил, что не покорит их. Чего же ты хочешь? Чтобы они сидели сложа руки, когда татары на них будут нападать?»
