Владимир Королёв - Босфорская война
Выше уже цитировался Б. Папроцкий, который еще раньше замечал, что «русские» — казаки и украинцы — без всякого участия и помощи шляхты защищают христианский мир и преграждают турецкую агрессию в польском направлении.
Собственно говоря, иные турецкие сановники и не считали нужным скрывать агрессивные замыслы и действия своего государства. «Мы виновники всех войн, — восклицал великий везир Мере Хюсейн-паша, обращаясь к Реджеб-паше на мюшавере в 1623 г., — а не они (поляки. — В.К.), всегда сохранявшие дружбу с нами. Мы же насылали татар, напрасно напал на них (поляков. — В.К.) Осман, которому я говорил, что не покорит их. Чего же ты хочешь? Чтобы они сидели сложа руки, когда татары на них будут нападать?»
«Если бы не гьяуры-казаки, — полагали в Стамбуле, — Турция могла бы вовсе не думать о защите поднестровских колоний своих, об обороне черноморских берегов и всею своею силою устремилась бы на крушение християнского мира. Тогда бы образовался калифат, вполне достойный наследников пророка: все короли платили бы харач (налог с немусульман. — В.К.) султану, и даже повелитель Сибири (московский царь — В.К.) вернулся бы под ярмо, из которого так ловко освободили шею свою его предки (имеется в виду ордынское иго — В.К)».
В обстановке турецко-татарской агрессии казачество, даже по мнению П.А. Кулиша, считавшего его разрушительной, антигосударственной силой, которая вредила интересам Польши, все-таки «было своего рода нидерландскою плотиною, сдерживавшею опустошительную стихию». Будучи в глазах историка варварами, казаки не давали мусульманскому варварству «разлиться беспрепятственно по русской почве».
Тесную связь казачьих морских походов, в том числе и босфорских, с татарскими набегами, которые поощрялись и часто инициировались Стамбулом, видели многие современники. Тот же Т. Роу при всем его негативном отношении к действиям казаков признавал, что их нападения на Босфор можно рассматривать как месть татарам, и полагал, что Польша никогда не сможет обуздать казачество, «пока татар… не удержат».
Несмотря на обвинения С. Жолкевского и других сановников в адрес казаков, польские дипломаты на переговорах с турецкими властями, отбиваясь от гневных укоров в потакательстве казачьим «разбоям», должны были сравнивать набеги казаков и татар, и «счет» получался не в пользу последних.
В 1623 г. польский дипломатический агент в Стамбуле Кшиштоф Серебкович заявлял везиру: «Как вам не стыдно жаловаться на то, что несколько тясяч казаков, о чем я не знаю наверняка, но, как вы говорите, ворвались в Крым и нанесли вам ущерб. Что же мы должны делать, когда ваши своевольные татары в прошлом году десять раз нападали и постоянно опустошали земли Речи Посполитой?» На заседание Дивана привели казаков, захваченных с несколькими чайками, и везир заметил агенту: «Попробуй скажи, что это не ваши», — но получил ответ, что это донские казаки, а «если и наши», то в пяти чайках по 40 человек в каждой всего было 200 казаков, тогда как «татары нападают по 20—30 тысяч человек»[619].
Речь Посполитая боролась с запорожцами всякими средствами вплоть до информирования Стамбула о выходах казаков в море, однако, как замечал в том же XVII в. П. де Вансьен, и пользовалась ими «для обработки берегов Большого моря, принадлежащих великому сеньору, чтобы заставить его сдерживать набеги татар, что часто, к счастью, и случалось». В тяжелые времена, в частности в период Хотинской войны, Польша обращалась к казакам за помощью. Сейм, заседавший в конце 1620 г., решил просить помощи против османов даже у Войска Донского. Точно так же поступала в случае необходимости и Москва в отношении донских и реже запорожских казаков.
Еще В.Д. Сухорукое, критиковавший утверждения о «бессмысленных делах казачьих», которые представлялись «одною только потехою удальства», считал, что они, занимая татар и турок, ограждали Россию «стеною крепости» и давали Русскому государству «возможность укрепиться», и таким образом от этих дел «явственно и непосредственно текли существенные и важные выгоды в Москву… царю и царству». Но и до В.Д. Сухорукова Ж.-Б. Шерер полагал, что «со времени основания казаков в краю, который они занимают, у турок не было более опасных врагов, а у Польши, как и у России, барьера более прочного и непреодолимого, чтобы противопоставить его набегам турок и татар». С. Бобров утверждал, что казаки «споспешествовали во славу и пользу России», а их мореплавание «было столь же нужно в нещастном и расстроенном тогда состоянии России, как и в щастливом и благоустроенном положении ее».
Борьба казачества с Крымом и Турцией на суше и на море, считает современный историк, «сыграла исторически прогрессивную роль в укреплении национальной независимости, территориальной целостности и международного авторитета России». В самом деле, за формальной стороной событий, в которой казачьи набеги, особенно к Стамбулу, действительно выступали в качестве раздражителя для османских властей в их сношениях с Польшей и Россией, нельзя забывать и другую, глубинную, стратегическую сторону. Военные действия Войска Запорожского и Войска Донского весьма заметно отвлекали силы Крымского ханства от набегов на Русь и Польшу, в которой больше всего страдала Украина, и этими же действиями казаки оттягивали на себя значительную часть вооруженных сил Турции, отвращая их тем самым от Речи Посполитой и Московского государства, мешая дальнейшему развитию турецкой агрессии и препятствуя далеко еще не остановившемуся тогда расширению Османской империи. Этим отвлечением, как замечает Б.В. Лунин, «казачество делало большое дело».
«При всяких условиях, даже в периоды мирных отношений между Москвой, Турцией и Крымом, — как полагает историк, — действия казаков шли в целом на пользу Русскому государству и объективно служили его интересам, так как татары и турки были опасными и вероломными противниками Руси на протяжении многих лет». Б.В. Лунин считает, что «Московское государство в целом только выигрывало от походов казаков на турок», в частности, не неся «по существу никаких тягот по организации и снабжению походов», за исключением жалованья казакам, и не испытывая материального ущерба. «Естественно… полагать, что русское правительство, категорически отрицая свою причастность к казачеству и даже прибегая к выговорам и угрозам по адресу Войска Донского… в действительности опасалось лишь крайностей со стороны казачества». М.Н. Тихомиров также высказывает мнение, согласно которому «московское правительство было заинтересовано в существовании постоянного казацкого флота на Дону, противостоявшего турецким морским силам».
Османские властители признавали и уважали только силу, и в этой связи набеги казаков на Босфор, Анатолию и Румелию волей-неволей прибавляли уважение османов к Польше и России, которые, как считали в Стамбуле, могли, не ограничиваясь «жалкой обороной», ответить в известной степени, хотя бы руками и головами казаков, ударами вплоть до Босфора. Ведь неслучайно, например, в 1650-х гг., в период борьбы за Украину, турки «боялись вступить во враждебные отношения с царем», поскольку имели «сильное опасение со стороны Черного моря».
Казачьи набеги повышали авторитет Варшавы и особенно Москвы на Балканах и, наконец, пробуждали самосознание русского, украинского и польского народов, звали их от пассивного непротивления «турецко-татарскому злу» и часто неудачной и неэффективной обороны к активной, наступательной борьбе. Сильное влияние этих «героических походов», в том числе к Стамбулу, на «чувство народного самосознания» отметили некоторые ученые и общественные деятели прошлого, в Частности Иван Франко[620].
В целом же Войско Запорожское и Войско Донское, вынудив армию и флот Турции, нередко весьма крупные ее сухопутные силы и почти всю морскую «армаду», вести в XVII в. отчаянную борьбу в Причерноморье и на Босфоре, объективно облегчали военное и политическое положение Венеции, Испании, Персии и других противников Османской империи, а также потенциальных жертв ее экспансии, существенно ослабляли турецкий натиск на европейские и азиатские страны и независимо от существования или отсутствия конкретных договоренностей оказывали этим странам и народам, боровшимся за свое освобождение, огромную помощь. Выступая в качестве мощной антиосманской силы, имевшей международное значение, казачьи сообщества играли выдающуюся роль в сдерживании и остановке турецкой агрессии в Восточной и Западной Европе, Средиземноморье, на Кавказе и Среднем Востоке.
Сделаем выводы:
1. Еще до начала Босфорской войны в Западной Европе стали обсуждать возможность вовлечения казаков в антиосманские союзы и нанесения казачьих ударов по Анатолии и Босфору. В первой четверти XVII в. имели место польско-персидские контакты и запорожско-персидские переговоры о совместной борьбе с Турцией, в частности о блокаде казаками Босфорского пролива. Они завершились неудачей в связи с заключением персидско-османского перемирия.
