Михаил Маслов - Пёрл-Харбор: Ошибка или провокация?
Учитывая противоречия в Китае и общую заинтересованность в Азиатско-Тихоокеанском регионе, Соединенные Штаты стремились обеспечить себе военное доминирование в Тихом океане. И уж если не доминирование, то максимально выгодные позиции на случай конфликта. Как Белый дом, так и конгресс не жалели денег на фортификации и инфраструктуру военно-морских баз. В Пёрл-Харборе были проведены масштабные фортификационные работы с 1922 по 1924 г.
США уделяли особое внимание Тихому океану. «Флот особенно важен для нас на Тихом океане, — заявлял морской министр в 1924 г. — Последние акты драмы цивилизации будут разыгрываться на Тихом океане...»[85]. При таком подходе неудивительно, что с 1922 по 1924 г. в Пёрл-Харборе были проведены крупные фортификационные работы. На 1924 г. предусматривалось выделение 160 млн. долл. для укрепления других тихоокеанских баз. Серьезное внимание правительство США обращало на подготовку квалифицированного личного состава морского флота. Усилилось строительство морской авиации. В 1925 г. США израсходовали на морскую авиацию в 12 раз больше, чем Англия, а в 1926 г. — примерно в 30 раз больше. Согласно программе 1926 г., 140 млн. долл. выделялось на строительство 2800 самолетов, из них 1000 самолетов предназначались для морской авиации. Правительство США не прекращало строительства крейсеров. 18 декабря 1924 г. конгресс утвердил закон о строительстве 8 тяжелых крейсеров, 2 из которых были спущены на воду в 1926 г. На строительство еще 5 были отпущены ассигнования[86]. Росло количество самолетов морской авиации, продолжалось строительство крейсеров. Япония стремилась не отстать от США и Великобритании и иметь в своем распоряжении столько же крейсеров, сколько эти две страны могли отправить в Японское море. За 8 вашингтонских лет США заложили 13 крейсеров, а Япония — 12, однако экономически Япония проигрывала: если США в 1925 г. отпускали на военные нужды примерно 17% национального бюджета, то Япония — 68%.[87]
Как видно из вышесказанного, все страны, подписавшие Вашингтонский договор, ни на минуту не прекратили строительства новых кораблей. Это была новая, крайне своеобразная гонка морских вооружений. Качественная гонка. Теперь великие морские державы сконцентрировались на крейсерах, эсминцах, подводных лодках — то есть на тех классах, которые не были ограничены договором. Кроме того, соревнование приобрело качественный характер: т.к. общий тоннаж был ограничен, то при вступлении в строй новой единицы на слом пускался старый корабль. И естественно, на новом судне стремились запихать в старое водоизмещение больше пушек, брони, лошадиных сил и т.д. — это была гонка умов и технологий. Тем не менее это не означало, что эта гонка была дешевой — один тяжелый крейсер стоил столько же, сколько стоило строительство 40 новых школ, а один легкий — по капиталовложениям превосходил стоимость библиотеки Конгресса.
Самым неприятным для США оказалось то, что они могли одержать победу только при условии перенапряжения усилий всей страны. Их противники по-прежнему вводили в строй больше кораблей, чем Соединенные Штаты. К 1927 г. соотношение по кораблям, не охваченным договором, выглядело следующим образом: по количеству и тоннажу крейсеров на первом месте шла Великобритания, на втором — Япония и лишь на третьем США. По эсминцам лидировали Соединенные Штаты, затем Англия и Япония. По субмаринам — США, Япония, Англия.
США вновь решили прибегнуть к дипломатическим способам. Попросту разоружить потенциальных противников до собственного уровня. Просто, дешево и гениально. Стоит просто ограничить ранее не обговоренные классы кораблей, тем самым укрепив свои позиции на мировой арене. 18 августа 1926 г. государственный секретарь Келлог официально заявил, что «работа по ограничению морских вооружений... выполнена только частично... Остается решить такую же задачу в отношении крейсеров, эсминцев и подводных лодок»[88] . 10 февраля 1927 г. американское правительство направило ноты в Лондон, Токио, Рим и Париж с предложением о созыве конференции.
В Госдепе решили не изобретать велосипед. И, направляя ноту с приглашением к участию в новой конференции, предложили партнерам по переговорам просто распространить формулу 5:5:3:1,75:1,75 на все классы кораблей. Но не тут-то было. Из Токио поступил дипломатичный отказ: «правительство Японии не хотело, чтобы США заранее фиксировали соотношение...»[89] Франция и Италия, памятуя о нанесенных оскорблениях в Вашингтоне, вообще отказались от переговоров.
Тем не менее 20 июня 1927 г. в Женеве открылась конференция трех морских держав. Соединенные Штаты, Великобритания и Япония сели за стол переговоров[90]. Острая борьба развернулась между США и Англией. Последняя просто не хотела сокращать количество крейсеров — они базис обороны огромной колониальной империи.
Япония же «зарабатывала посредничеством», выступая в роли арбитра[91]. Занимая то одну, то другую сторону, все время стремясь выторговать побольше для себя. Все делегации продолжали настаивать на своих первоначальных позициях, и получалось, что «военно-морские противоречия не уменьшаются, а растут»[92]. В конечном итоге было решено сделать перерыв в работе конференции. После перерыва к англо-американским разногласиям по крейсерам добавился и вопрос размера, т.к. Англия стремилась строить легкие крейсера (примерно 6 000 т, 6-дюймовые орудия), в то время как США, исходя из своих стратегических задач, настаивали на «крейсерах водоизмещением в 10 000 т с калибром орудий восемь дюймов[93]. К концу июля «Концерт женевского трио миротворцев окончательно расстроился»[94]. Женевская конференция морских держав окончилась полным провалом.
Сразу после провала конференции в английской прессе стали раздаваться голоса за возрождение англо-японского союза, направленного против США. Английское правительство начало зондаж и тайные переговоры с японскими дипломатами в Лондоне. Призывы приобрели открытую форму в 1928 г., в ежегодной речи в парламенте английский король произнес: «Историческая дружба, которая такое длительное время объединяла Японию и мою державу, всегда считалась важным фактором в поддержании мира на Дальнем Востоке»[95] . С одной стороны, это была угроза, а с другой — ничем не завуалированное приглашение Японии за стол переговоров. Но восточное направление для английской дипломатии было не единственным. Параллельно Форин офис настойчиво добивался пакта с Францией. Пакта, направленного против нового общего морского соперника — Соединенных Штатов. Белый дом оказался в довольно затруднительном положении. Кошмар коалиции из Англии и Японии, к которой могла «пристегнуться» Франция, был более чем реальной угрозой национальной безопасности.
Во-первых, Вашингтон пригрозил «большой дубиной». Он ответил интенсификацией кораблестроительной программы. Неуступчивость американской дипломатии и слишком прямые попытки захватить дипломатическим путем морское господство поставили Белый дом в достаточно сложную ситуацию. США ответили интенсификацией своей морской программы. В ноябре 1928 г. сенат провел закон об увеличении флота на 15 крейсеров и один авианосец, с общей сметой в 1,2 млрд. долл.[96] Кроме гонки вооружений Вашингтон погрозил еще и экономическими санкциями. Лондон был слишком много должен Америке, чтобы пропустить эту угрозу мимо ушей. Вдобавок ко всему, отношения между Англией и Японией были далеко не идеальные. Учитывая все выгоды и потери, на Даунинг-стрит предпочли забыть об антиамериканской коалиции.
Лондонская морская конференция
Мировой экономический кризис не только временно сгладил американо-японские противоречия по китайскому вопросу, но и серьезнейшим образом повлиял на развитие морских вооружений. Он больно ударил по американской экономике. Внешняя торговля США откатилась к уровню 1899 г. по экспорту и 1903 г. по импорту. Не менее губительные последствия он оказал и на экономики других капиталистических держав. Перед администрацией 31 президента США, республиканца Г. Гувера, избранного на этот пост в 1929 г., теперь наиболее остро стояли внутренние проблемы. На внешнюю политику не было ни сил, ни средств. Однако полностью уйти с международной арены (читай — из Китая) или пустить на самотек военную ситуацию в Тихом океане Белый дом себе позволить не мог. Но и впрягать обескровленную страну в дорогостоящий виток гонки вооружений не было возможности. Гувер понимал, что «новый эксперимент внешней политики США был бы обречен на провал»[97].
Единственно приемлемый путь был — созвать очередную морскую конференцию и на ней зафиксировать определенные соотношения. Любой договор, конечно, имеет срок действия. Однако вполне резонно было предполагать, что к моменту его истечения ситуация для Соединенных Штатов изменится в лучшую сторону. Первые пробные шары появились в прессе. Затем пошли соответствующие заявления и направлены ноты заинтересованным правительствам.
