Владимир Петров - Горечь таежных ягод
Спохватившись, она побежала в коридор, к холодильнику, и вернулась с двумя свежими огурчиками и запотевшим помидором.
— У Симы Владимировны храню. Холодильник у нее большой, хватает места и для меня.
— Огурцы я съем, а помидоры не буду, — сказал Павлик.
— Почему? — удивилась мать. — Ты ведь всегда любил помидоры, особенно томатный сок.
— Томатный сок я и сейчас люблю, — сухо сказал Павлик.
Он аккуратно надвое разрезал огурцы, посолил и подвинул матери. А на запотевший рыжий помидор посмотрел с ненавистью.
— Сколько они сейчас стоят на базаре?
— Дорого, — сказала мать. — Они пока привозные. Я брала третьего дня. По пять рублей за килограмм.
— Ого! — изумился Павлик. — Сорок на пять будет двести. Двести на пять — тысяча. Тысяча «рэ». Идиот! — сказал Павлик.
— Кто идиот?
— Я, — спокойно сказал Павлик. — Ты не сердись, ма, но мне-то виднее. Не смог я, понимаешь, правильно сориентироваться.
— А ты все такой же, Паша… Да, кстати, почему не написал о своем новом звании? У тебя, кажется, сержантские нашивки?
— Это не сержантские, — хмуро сказал Павлик, испугавшись, как бы мать не вздумала расспрашивать, кем он командует. — Я просто ефрейтор. Отличный солдат.
Мать с гордостью потрепала его непослушный вихор.
— Отличный солдат — чувствуешь, как звучит? А вот в школе ты отличником не был.
— Ну, мало ли в школе… Армия, ма, совсем другое дело.
Поднявшись из-за стола, Павлик поблагодарил мать и стал собираться.
— Уже уходишь?
— Извини, ма, — сказал Павлик. — Еду выполнять задание. Вечером вернусь.
— Может, тебе нужны деньги?
— Что ты! Какие деньги нужны солдату? — притворно-равнодушно сказал Павлик, нащупывая в брючном карманчике-пистоне «заработанную» десятку. Странное дело: она назойливо похрустывала. Он ведь помнил, какой была она затертой и грязной. А все равной хрустела.
— Ну, ну, — сказала мать. — Поезжай. Но, по-моему, кроме всего прочего, ты научился еще и хитрить.
Через полчаса Павлик был на вокзале. Электричкой надо было ехать минут двадцать пять, потом идти пешком через лес, чтобы добраться до питомника. Так ему объяснил майор Вилков, когда инструктировал перед отъездом.
Он сидел в пустом вагоне и думал, что в поездах действительно есть нечто такое, от чего смещаются обычные представления. Может быть, это новизна, обилие неожиданностей! Ты идешь им навстречу, ищешь их, и они приходят и удивляют. Говорят: «надо быть всегда готовым к неожиданностям». Но если ты готов к ним, какие же это неожиданности? Тогда это просто неинтересно. Наверно, имеются в виду скверные неожиданности. Например, то, что его назначили собаководом? Сначала это, пожалуй, было и плохо, но потом ведь обошлось. Встреча с барыгой-музыкантом? Как сказать? Тут, кроме неприятного, есть и поучительное.
Может быть, просто он еще не встречался с настоящими неожиданностями?
А вступительные экзамены в институт, на которых он срезался осенью прошлого года? Нет, скорее это была неожиданность для матери. Сам-то он предполагал, даже был уверен, что срежется, особенно по математике. А вообще не очень-то и хотелось поступать в институт. Не в этот, политехнический, а вообще в институт. Весь этот ажиотаж с поступлением казался неестественно раздутым, притворно-трагическим, как будто речь шла о жизни и смерти. Он не понимал, почему он должен обязательно идти в институт. А может, он хотел осмотреться, определить для себя что-то конкретное?
Ему были противны постно-сочувственные, а в сущности, презрительные взгляды соседей, когда они узнали о его провале на экзаменах. Эти взгляды красноречиво говорили ему: конченый ты человек.
И он назло соседям отрастил длинные волосы, вставил клинья в брюки, купил гитару, бродил по вечерним бульварам и скверам, пока не пришла повестка из военкомата.
Павлик едва не проехал нужную остановку. Выскочил на дощатый перрон, огляделся, припоминая план, который рисовал ему командир. Вот за тем переездом должна быть тропинка к питомнику, напрямик через лес.
За лесом открылась делянка, засеянная гречихой, а за ней — небольшая ферма: два домика, длинный, крытый черепицей сарай и обширный вольер, огороженный проволочной сеткой. Справа тянулся глухой забор из рифленых дырчатых листов аэродромного железа.
Интересно, каких ему дадут собак: щенков или зрелых, уже прошедших начальную дрессировку? Майор наказывал просить, в крайнем случае, годовалых, их можно будет сразу же вводить в строй. А на щенков не соглашаться. Но если уж совсем ничего не будет другого…
Ни одной собаки в вольере не было видно, только в самом дальнем углу у железного забора какой-то солдат тренировал, выгуливал матерого кобеля. На деревенском резном крылечке сидел громадный рыжий кот и нахально пучил зеленые глаза. «Надо же, — с изумлением подумал Павлик, — в собачьем питомнике живет такой полосатый бандит».
Павлик поднялся на крыльцо, покосился на окошки — никто не видит? — и коленом спихнул кота. Подумал: надо бы разработать тактику визита. Как вести себя: сухо, сдержанно или деликатно, просительно? Впрочем, зачем унижаться, у него же есть личное письмо майора Вилкова к начальнику питомника. А они оба как-никак старые фронтовые приятели.
Одернув гимнастерку, Павлик решительно толкнул дверь. За нею оказалось две комнаты. В левой никого не было, а во второй, отделенной фанерной перегородкой, сидел дородный, усатый, совершенно лысый старшина («везет же на лысых», — мелькнула невеселая мысль).
— Здравия желаю, товарищ старшина! Вам передает сердечный привет майор Вилков Николай Федорович и посылает это личное письмо, — отчеканил Павлик.
Старшина тяжело поднялся из-за стола, с минуту повертел в руках конверт. И сказал неожиданно высоким, прямо-таки бабьим голосом:
— Возьми письмо, ефрейтор. Мой пламенный привет.
— Кому?
— Твоему майору Вилкову.
— Почему же, товарищ старшина?
— Потому что старшины Фомина тут давно нет. А есть старшина Алексеенко. Это, значит, я.
— Вот это неожиданность… — Павлик чертыхнулся в душе, вспоминая свои дурацкие философствования в вагоне.
— Да, — сказал старшина и бросил письмо на угол стола. — Для кого как. А для меня нет. Вижу: за собаками приехал.
— За собаками… — эхом повторил Павлик. Он вытащил свое командировочное предписание и «Отношение» с зеленой гербовой печатью. — У меня бумаги есть.
— У тебя бумаги есть. А у меня собак нет, — старшина смотрел в окно, мучительно морщил нос и вдруг чихнул, точно выстрелил из ракетницы.
— Будьте здоровы, товарищ старшина!
— Не подхалимничай.
— Извините…
Старшина грузно вышагивал по комнате, а Павлик смотрел на него и все никак не мог уловить точку, где он поворачивался. А может, он не поворачивался, может, ходил, пятясь, спиной вперед? Будто на качелях: туда-сюда, туда-сюда… Ходит и молчит, ждет, когда Павлик уйдет. Но ведь просто уйти нельзя! Как же он уйдет отсюда без собак, как вернется в дивизион, что ответит майору Вилкову? «Без собак не возвращаться» — это же ему было сказано, ему, ефрейтору Рыбину.
— Может, хоть пару щенков, товарищ старшина! — взмолился Павлик. — Понимаете, дивизион охраной не обеспечен. Ракетный дивизион!
— Щенки есть, но не дам.
— Ну, товарищ старшина…
— Не канючь. А еще ефрейтор. Может, слезу пустишь?
Старшина подошел к Павлику вплотную, ногтем указательного пальца постучал по бляхе ремня.
— Ты собаковод?
— Собаковод.
— Собакопут ты, а не собаковод. Пустовка когда бывает? Зимой. Плюс два месяца беременности. Значит, щенки когда появляются? В конце весны, сейчас. Сосунки. А ты приперся со своим предписанием. Выдавать молочных щенков — преступление. Выбракованных тоже нельзя. Других у меня нет. Понял?
— Что же делать?
— Возвращаться в часть. С моим приветом.
Старшина взял Павликову командировку, написал что-то на обороте, потом достал из сейфа печать, долго и трудно дышал на нее, прежде чем пришлепнуть на бумаге.
— Убытие отмечаю послезавтрашним днем. Можешь сутки погулять в городе. Местный?
— Так точно.
— Ну тем более.
Вручая Павлику предписание, старшина назидательно погрозил толстым пальцем.
— И не безобразничай. Зачем давеча Ваську пнул? А еще собаковод. Собаковод должен уважать животных.
— Так это же кот…
— Конечно, кот. Но какой? Он у нас главный охранник продсклада. Крошки не тронет без разрешения. Ясно?
— Ясно, товарищ старшина. Прошу извинить. Разрешите идти?
— Счастливо, ефрейтор.
7
Почему бывают неудачи?
Потому, что человеку не везет. Обстоятельства складываются решительно против него. Есть даже выражение: «в железном плену обстоятельств». Тут единственный выход — благоразумие.
