Музафер Дзасохов - Весенние звезды
Бади схватила ее сумку и волочит по земле. Дзыцца присела на ступеньки. Бади сразу полезла к ней на колени.
— Ну вот, — вздохнула Дзыцца. — скоро невестой станешь, а все на руки!
Но Бади, не отвечая, устроилась поудобнее. Дзыцца одной рукой прижала ее к себе, другой — обняла Дунетхан. Я сел рядом с Дзыцца и с нетерпеньем жду, когда же она войдет в дом. Но Дзыцца вечером любит посидеть здесь. Усталость понемногу проходит, и тогда она берется за домашние дела.
Но вот Дзыцца и отдохнула.
— А почему дверь на замке? — удивилась она.
А я уже тут, с ключом.
— Сейчас открою…
Как же довольна была Дзыцца, когда увидела, как я все убрал в доме! Дунетхан и Бади тоже хвалили меня. Всем это было приятно.
Ничего, Дзыцца. Я еще много раз порадую тебя. Все простишь мне. Даже то, что я курил однажды. Она тогда очень рассердилась. Будто, кроме меня, никто никогда не курил. Агубе и сейчас курит, и Хадзыбатыр, и Хаматкан… Зачем так волноваться из-за этого? Боится, что плохим человеком вырасту. А чего бояться? Я больше никогда не обижу тебя, Дзыцца. И курить не буду. Видишь, как я хорошо все убрал. А ведь мальчишки никогда этими делами не занимаются. Как же! Чтобы Хадзыбатыр когда-нибудь вымыл тарелки! Или Хаматкан!..
III
Сквозь сон слышу какой-то шум. Так сладко мне спалось. Я не в силах открыть глаза, хочу снова окунуться в мягкие волны сна. Но нет, под самыми окнами раздаются мальчишечьи голоса. Интересно, чего они не поделили?
Встал, выглянул в окно. Резкий солнечный свет ударил мне в глаза, так что я на мгновенье зажмурился.
Дзыцца, наверно, давно ушла на работу. И сестричек не видно, тоже куда-то убежали. Каждое утро меня приходится будить: утренний сон особенно сладок. Но хочешь не хочешь, а вставать приходится.
Кое-как прибрал постель, взял мыло, перекинул полотенце через плечо и направился к речке. Вода была как лед, но я все-таки вымылся по пояс.
Вернулся домой. Чувство такое, будто я что-то забыл, не могу вспомнить. Да! Я же хотел пойти на Кобошово озеро. Однажды я после работы проезжал мимо и своими глазами видел, сколько там рыбы. Если бы не Жамират, то я тогда остановил бы Дудтула и начал бы ловить рыбу. Надо непременно пойти сегодня. Жаль, что ни Хаматкана не встретил, ни Агубе. Но ничего, обойдусь и без них. Одному даже интереснее. Вот-то удивлю их, как принесу рыбу. Тогда поверят, что я могу ловить не хуже лучшего в селе рыбака Бешагура.
Быстро добрался до заросшего кустарником оврага, — кустарник тянется по обочинам полузабытой дороги. Тут меня стал одолевать страх. Заросшая дорога вот-вот исчезнет. За густым орешником ничего не видно, кроме небесной сини. Треснет сучок под ногой, а я уже вздрагиваю. Несколько раз споткнулся, запутавшись в повилике. Больше всего я боялся змей. Мне так и казалось, что под каждым кустом, свернувшись, притаилась гадюка…
Выбравшись из орешника, я вздохнул с облегчением. Сердце готово было выскочить из груди. Но оглянулся на заросли орешника и удивился: чего же это я так испугался средь бела дня!..
Я вытер пот со лба. Достал складной ножичек, вырезал палку и, насвистывая, пошел дальше.
Вот и Кобошово озеро. Рыба скользила у самой поверхности воды. Но стоило мне подойти к берегу, как она тут же исчезала в глубине. Нет ни одной…
Я спрятался в бурьяне. Вижу — один за другим выплывают сазаны. Подпрыгивают над водой и снова уходят под воду, словно дразнят меня. И потом долго еще расходятся круги на зеркальной глади озера.
Но как я буду ловить рыбу? Ни сети, ни удочки. Что же это я раньше не подумал? А теперь хоть локти кусай. И все-таки я с пустыми руками отсюда не уйду!
Я подвернул штаны, снял рубашку, перевязал рукава и ворот — вот у меня уже и бредень. Вошел в озеро, шагнул несколько раз, и вода залила меня до пояса. Дно оказалось илистым, ноги у меня завязли. Начал барахтаться, да и плюхнулся в воду! Еле выбрался обратно на берег.
Вода замутилась. Я был весь в грязи и в тине. Надо бы одеться во что похуже, а я надел свой школьный костюм. Теперь же этот костюм превратился в тряпку.
Я сполоснул в озере штаны и рубашку, расстелил их сушиться на солнце. А сам в одних трусах уселся в тени и стал раздумывать. Если бы меня сейчас увидела Дзыцца, уж и попало бы мне! И за одежду, и за то, что, не спросившись, ушел из дому, и за то, что в илистую воду полез…
Потом встал, подошел к своей одежде. Грязные пятна, там, где подсохло, стали еще отчетливей. Прополоснул второй раз и снова расстелил сушиться.
Вокруг росло множество ромашек. Я сорвал одну и решил погадать — будет ли Дзыцца меня бранить или нет?
— Побранит — не побранит… — начал я, отрывая лепесток за лепестком.
Чем меньше лепестков оставалось, тем тревожней становилось на душе, тем слабее голос.
— Побранит — не побранит… Побранит — не побранит…
С ромашки упал последний лепесток.
— Побранит…
Я и без гаданья знал, что мне достанется. И не только от Дзыцца — Бади и та будет на меня коситься. А может, еще раз погадать?
Я сорвал несколько ромашек и лег в тени. Снова сыплются лепестки.
— Побранит — не побранит…
Выходило и «побранит» и «не побранит». Устав от этого бесполезного занятия, я отшвырнул ромашки и глубоко вздохнул:
— Поди разберись тут, чему верить…
Мне надоело смотреть на свою мокрую одежду. Я повернулся на другой бок, подложил кулак под голову и стал рассматривать травинки. Вон по одной ползает муравей — вверх-вниз, вверх-вниз… Будто боится потерять свой след. Вверх-вниз, вверх… Смотрел, смотрел да и заснул.
Вдруг меня словно подбросило, какой-то выстрел разбудил меня — видно, где-нибудь охотник выстрелил в зайца, здесь же Кобошов лес рядом. Вскочил, гляжу вокруг — где я? Почему я в одних трусах? Озеро… грязные штаны… грязная рубашка… Тут я вспомнил все. Настроение мое испортилось.
Вещи мои просохли, я быстро оделся и пустился в обратный путь. Солнце было уже в зените, когда я примчался домой. Вернее, не домой, а к нашему роднику. Я сел около родника, чтобы отдышаться. Вижу, по тропинке идут Агубе и Хаматкан. Несут охапки кервеля[5] и с аппетитом жуют зеленые стебельки. Как будто на лугу не наелись!
— Привет водовозам и соням! — издали крикнул Хаматкан.
— А почему бы и не дрыхнуть ему, привык на всем готовом, — добавил Агубе. — За два дня загнал Дудтула, а сам сидит себе спокойно. Подумаешь, сторонится, никто ему не нужен…
Подошли и стали около меня. Агубе кинул к моим ногам несколько стебельков кервеля.
— Кушайте, пожалуйста, ваше превосходительство! — и опустился на траву рядом со мной.
— Ты что, решил больше не водиться с нами? — спросил Хаматкан.
— А вы очень по мне соскучились?
— Даже и купаться не пойдешь?
— Я только что искупался.
— Это не в счет. То ли дело переплыть Уршдон!
— Тоже мне пловцы нашлись…
— Что-о-о?
— Как маленький барахтаешься в воде и считаешь, что плаваешь.
— Пойдем попробуем!
— Попозже, — сказал я и поднял брошенные Агубе стебельки.
— Пошли сейчас! — загорелся и Агубе.
— Вода сейчас холодная. Не прогрелась. Да я еще и не завтракал. Хотите, пойдем сразу после полудня?
Согласились. Агубе меня удивил. Нам-то с Хаматканом отпрашиваться дома не нужно, Дзыцца вернется с работы только вечером. А Хаматкану и отпрашиваться не у кого. Отец погиб на фронте, мать вышла замуж. Она взяла младшего сына и ушла к новому мужу. Хаматкан остался у дяди, не захотел жить с отчимом. А здесь хоть и до самой ночи не вернется домой, никто о нем не вспомнит…
Другое дело Агубе. Он один у матери с отцом и не может шагу ступить без разрешения. Наверно, никого дома нет, так он и расхрабрился сегодня!
К обеду от жары стало нечем дышать. Соседские старушки вышли на улицу — кто с шитьем, кто с веретеном, кто с чесалкой — и уселись в холодке под акацией. Эта акация — самое высокое и самое ветвистое дерево не только на нашей улице, но и во всем селе. Мы с Агубе вдвоем еле-еле обхватываем ее ствол. А когда идешь домой из соседнего селенья, то первое, что видишь — это наша акация. А где акация, там и наша улица.
В такую жару даже овцы и телята прячутся под деревом. И не выгонишь… Мальчишки же пропадают на Уршдоне…
Духота начала проникать в комнату. Я вышел на улицу. Агубе живет рядом с нами. Что-то его не видно. Позвать боюсь: если старшие дома, то могут не отпустить его.
Откуда-то появился Хаматкан. Подошел тихо, как кошка, и шепчет мне на ухо:
— Где Агубе?
— Не знаю… Да вон он идет!
Агубе вышел из дома, а за ним бабушка. Сейчас начнутся поучения.
— Далеко не ходите, — наказывает Гуашша. — Казбек, ты умница, присмотри за ним. С рекой не шутят…
— Не бойся, Гуашша. Уршдон сильно обмелел.
