Борис Тумасов - На рубежах южных
— Я, Тимофей Терентьевич, иду к бунтовщикам.
Котляревский удивлённо взглянул на Гулика.
— Вы думаете, сумеете повлиять на них?
— Нет, Тимофей Терентьевич, но казаки меня знают, вот я и постараюсь войти к ним в доверие, планы выведать…
По мысли Гулика, подавить восстание можно было лишь собрав крупные силы регулярных войск. А для этого, считал он, надо выиграть время, помешать бунтовщикам развернуть активные действия.
Пробраться в лагерь для Гулика было делом не сложным. Трудней в доверие втереться.
Шмалько заявил:
— Старшине меж нами делать нечего. Овцам с волками дружбу не водить.
Но совсем неожиданно за Гулика заступился Федор:
— Ты, Осип, вечно так. Мокий Семенович вреда нашему брату не делал. Знаем мы его.
С ним согласились.
Чтобы окончательно завоевать доверие Дикуна, Гулик подал совет выставлять вокруг лагеря охрану. Это предложение пришлось всем по душе.
А через день Гулику удалось завоевать симпатию большого числа казаков. Утром в лагерь пришёл обоз из десяти мажар, запряжённых быками. Гулик сам привёл первую пару к куреню, где жили вожаки восстания, и громогласно заявил:
— Прошу казачество принять от моих достатков харчи: пшеничной та пшённой крупы и сала трошки.
Казаки прокричали Гулику «ура».
По никто не видел, что старшина через ловкого шляхтича Романовского в тот же вечер переслал записку в Усть–Лабинскую крепость.
В этой записке он сообщил, что бунтовщики пока не собираются покидать Екатеринодар и что ждут они подхода казаков с низовья. А ещё писал, что по станицам неспокойно и многих куренных атаманов уже прогнали, а на их место выбрали новых, самую что ни на есть сирому.
Сообщал старшина и другую весть, — что среди руководителей восстания замечено несогласие. Малов и ещё какой‑то бывший наймит Кордовского тянут на Волгу, а Дикун и остальные не хотят с Кубани уходить.
«Этим спором, — писал Гулик, — пользоваться надо, ибо где несогласие, там и нерешительность в действиях…»
•А споры, действительно, были горячие.
— Вели, Федор, ловить всех старшин и казнить их! — убеждал Дикуна Малов.
Но Дикун упрямо возражал:
— Неможно, Леонтий, говорю, неможно! Недовольства не оберёшься. Старшина старшине тоже рознь.
— Продадут они нас, увидишь, продадут! — горячился Малов. — Кто государя Петра Федоровича продал? Старшины.
— Нет! Мы их, кто нам поперёк дороги станет, с нашей земли сгоним. Выметем так, что и духу ихнего не останется. А других к рукам приберём, — переубеждал Дикун.
— Эх, Федор! — сокрушённо вздохнул Малов. — Не пойму я тебя, чего ты их жалеешь? Под корень всех их вырубить надо, под самый корень!
Дикун улыбнулся.
— Ты вот, Леонтий, на старшин нападаешь, а Мокий Семенович мысль добрую подал, чтоб на Усть–Лабу идти. Верно ведь! Как думаешь? Одолеем?
Малов пожал плечами:
— Смотря как. Ежели всем скопом навалимся, то суздальцам и за стенами не устоять.
— А что, Леонтий, возьми‑ка ты сотни две да и направляйся в сторону Усть–Лабинской, может, разведаешь, что суздальцы замышляют.
— Можно и так, — согласился Леонтий.
Их окликнули. Размахивая руками, бежал Шмалько.
— Романовского с бумажкой перехватили! К Котляревскому в Усть–Лабу направлялся.
— Что?
— Романовского, говорю, поймали!
Все заторопились туда, где тревожно бурлило людское море. С появлением Дикуна и Малова казаки затихли, расступились.
— Ну? — Федор вплотную подошёл к Романовскому.
— Але я… — заикаясь, бормотал хорунжий.
— Сказывай, кто дал тебе бумажку? — Федор вертел густо исписанным листком. — Либо сам писал?
— Не я писал, — заторопился хорунжий. — Як бога кохам — не я! Велено мне было бумагу ту пану Котляревскому передать!
— Кто велел? — Дикун сжал кулаки.
Романовский отшатнулся.
— Пан Гулик повелел мне! Але я не хотел…
— Гулик?
Толпа загудела…
— Найти Гулика! — приказал Шмалько.
Человек десять казаков бросились на поиски старшины. Минут через двадцать один из вернувшихся доложил, что Гулик как в воду канул. Кто-то припомнил, что видел его верхом на коне в то время, как поймали Романовского. Гнаться было бесполезно. Дикун скрипнул зубами от ярости.
— А как с ним? — спросил Шмалько, указывая на дрожащего шляхтича.
— С ним? — Федор подумал. — Как собаке, камень на шею да в Кубань, чтоб другим неповадно было.
Романовского потащили к реке. Он кричал, вырывался. Дикун пошёл в противоположную сторону. Шмалько было направился за ним, но Леонтий остановил его.
— Не ходи, злей будет!
Крик хорунжего внезапно оборвался. Леонтий оглянулся. От кручи возвращались казаки. Романовского меж ними не было.
•Леонтий Малов с отрядом черноморцев миновал Васюринскую. Шли осторожно, выставив вперёд и по бокам конные разъезды. Верст за двенадцать до Усть–Лабинской крепости к Малову на взмыленных конях подскакали казаки–дозорные.
— Солдаты на пути, — доложил один из них. — До сотни их там будет, — и крутнул на месте коня.
— Солдаты? Известил‑таки Гулик Котляревского, — разозлился Малов. — Говорил же я Федору, что старшины — как волки, сколько ни корми, все в лес смотрят…
Он подал команду остановиться. Всадники спрыгнули с сёдел. Кони потянулись к сочной траве.
— А ближе подойти к солдатам можно? — спросил Малов у дозорных.
Казаки переглянулись. Младший из них пожал плечами, весело глянул на Малова:
— А почему неможно? Коли брюха не жалеешь, атаман, я тебя куда хочешь проведу…
— Пошли! — решил Малов.
Некоторое время он шёл за казаком, пригибаясь к высокой траве. Жарко пекло солнце, пот застилал глаза. Иногда казак останавливался и осторожно, придерживая у лица кустик татарника, выглядывал из травы. Леонтий проделал то же самое. Впереди, совсем недалеко, тянулась цепь курганов. На вершине одного из них вдруг ослепительной искрой сверкнули штыки.
Казак свернул чуть в сторону, наискось к цепи курганов, держа направление на одинокий холм, высившийся чуть левее линии обороны суздальцев.
— Не попадём мы к солдатам? — шёпотом спросил Леонтий. — Может, на холме у них застава?
— Нет никого на холме! — беззаботно ответил казак, отирая папахой распаренное, красное лицо.
— Почему так думаешь?
— А глянь, атаман, на могилу: видишь, на ней камень торчит. На камне — кобчик. Вот и выходит — нет никого на могиле, бо кобчик птица сторожкая…
У подножия кургана, где трава была ниже, казак упал на живот и пополз быстро и ловко. Малов последовал за ним, но сразу отстал. Ползти было неудобно, острые колючки кололи тело, пот застилал глаза.
«Вот чёртовы брюхолазы! — восхищённо подумал Леонтий, глядя на казака. — Прямо как змеюка извивается!»
На вершину кургана он добрался запыхавшийся, обессиленный. Казак лежал возле камня на траве лицом кверху и беззаботно жевал какой‑то стебелёк.
«И не запыхался!» — удивился про себя Малов.
Из‑за камня можно было разглядеть расположение солдат–суздальцев. Они устроили привал по всем правилам и, видимо, ожидали встречи. Одним боком позиция солдат упёрлась в обрывистый берег Кубани, другим примкнула к неглубокой балке.
Малов смотрел на линию бруствера, на киверы солдат, высовывающиеся из травы. Мелькнула мысль: «Нас‑то в два раза больше, а что, если попробовать напасть?»
Осмотрев ещё раз местность, Леонтий решил выманить солдат, а сам тем временем послал Коваля с частью казаков балкой, чтобы они захватили пустующие курганы и ударили с тыла.
— Ползем назад! — бросил он казаку.
Вернувшись к своим, Леонтий позвал Андрея Коваля.
— Бери, Андрей, своих кореновцев и балочкой заходи незаметно солдатам с тыла. Как увидишь, что они ушли с бугров, так и занимай их. И тогда держись, а мы отсюда поднажмём!
Через полчаса казаки вышли из‑за холмов и толпой двинулись на суздальцев. Из‑за бруствера стали стрелять. Казаки остановились, будто в замешательстве, а затем попятились и наконец побежали.
«Ту–ту–т!» — заиграл рожок команду к наступлению. Солдаты, построившись, бросились преследовать казаков.
— Так, так! — — радовался Малов. Пока всё шло. как он думал. — Заманывай их!
Солдаты наступали под барабанную дробь плутонгами. Передние ряды, пройдя несколько десятков шагов, по команде «пли!» производили залп и тут же падали на колено, давая второй шеренге разрядить ружья. Казаки стреляли реже, но их выстрелы больше доходили до цели. На примятой траве уже лежало несколько казаков и солдат.
Бой был в самом разгаре. Казаки уже не отступали. Делая короткие перебежки, переползая в траве, они охватывали солдат с флангов. Тем приходилось трудней, они находились под обстрелом с трёх сторон.
