Астрид Линдгрен - Мы все из Бюллербю (сборник)
— Какая приятная пыль!
— Да, здесь очень хорошо пылит! — подхватила Бритта.
— А по-моему, здесь ещё маловато пыли! — сказал Боссе.
Но он ошибся. Вдали показался большой грузовик, за которым тянулась целая туча пыли. Она окутала нас со всех сторон. Анна подняла руки и воскликнула:
— Волшебная пыль!.. — Тут она закашлялась и умолкла.
Когда пыль улеглась, мы оказались такими грязными, что даже не узнали друг друга. Бритта высморкалась и показала нам платок. Он был чёрный. Мы тоже стали сморкаться, и платки у всех были одинаково чёрные. Только Улле не мог высморкаться, потому что у него не было носового платка, но Боссе дал ему свой. Правда, Бритта сказала, что это не считается, потому что платок у Боссе был чёрный ещё до того, как они стали в него сморкаться.
— Ну тебя! — сказал Боссе. — На тебя не угодишь!
И хотя на шоссе так хорошо пылило, нам всё-таки было обидно, что машины не останавливаются. Наконец Лассе сообразил, что просто мы выбрали неудачное место. Здесь машины несутся на самой большой скорости, и им трудно остановиться.
— Давайте станем на повороте, где они едут потише, — предложил Лассе.
Мы так и сделали. Мы даже выбрали место, где дорога делает сразу два поворота, один за другим. И ещё мы решили взяться за руки и поднять руки вверх, чтобы нас скорей заметили.
— Вот увидите, это поможет! — сказал Лассе.
Так и было. Теперь почти все машины останавливались возле нас. В первой сидели папа, мама и четверо детей. И все дети кричали, что им очень хочется вишни. Их папа купил три банки, а мама сказала:
— Как вы удачно придумали! Нам так хотелось пить!
Им понравилась моя вишня, не очень крупная, но почти чёрная и сладкая-пресладкая. Их папа сказал, что они едут далеко, в чужую страну. Мне показалось удивительным, что моя вишня поедет в чужую страну, а я сама останусь в Бюллербю. Но Лассе сказал:
— Выдумала, в чужую страну! Да дети съедят её через несколько километров!
Но я сказала, что моя вишня всё равно попадёт за границу, хотя бы у них в животах.
Торговля у нас шла бойко. Один дяденька купил почти целую корзину! Это была вишня Боссе. Дяденька сказал, что из этой вишни его жена приготовит вишнёвый компот, который он очень любит.
— Ах, как удивительно! — передразнил меня Боссе. — Из моей вишни приготовят вишнёвый компот, а из меня никто не приготовит вишнёвого компота!
Наконец мы распродали все ягоды. В сигарной коробке, которую мы взяли, чтобы складывать деньги, лежало тридцать крон. Это была Шкатулка Мудрецов, теперь она оправдала своё название. Мы разделили деньги поровну, каждый получил по пять крон. Хоть у Бритты, Анны и Улле не было своей вишни, они помогали нам собирать и продавать нашу.
— Ну, раз у вас нет своей вишни, можете есть её у нас сколько захотите, — сказала Бритта.
— А я дам вам слив, когда они поспеют, — сказал Улле, получив свои пять крон.
Всё было по справедливости.
В Большой деревне мы зашли в кондитерскую и закусили пирожными с лимонадом. Ведь теперь у нас были деньги. Моё пирожное было украшено зелёными марципановыми листочками.
Когда мы вернулись домой, мама всплеснула руками и сказала, что в жизни не видела такого грязного акционерного общества. Она велела нам как следует вымыться. Тут за нами прибежала Анна.
— Идёмте к нам, у нас баня истоплена! — позвала она.
У них есть настоящая финская баня, в которой можно париться. Она стоит на берегу озера. Мы взяли чистое бельё и побежали в баню. Там мы смыли с себя всю волшебную пыль и сравнили воду, она у всех была одинаково грязная. Потом мы полезли на поло́к париться и, пока парились, решили, что, когда подойдёт срок, создадим ещё и Сливовое акционерное общество.
На полке́ была такая жарища, что у нас чуть кожа не полопалась. Мы выбежали из бани и плюхнулись в озеро. Это было так здорово! Мы долго брызгались, плавали и ныряли, теперь даже в волосах ни у кого не осталось ни одной изумительной пылинки.
День выдался жаркий-прежаркий. Мы уселись на берегу, и Лассе сказал:
— Фу, как светит солнце!
— Фу, как щебечут птицы! — сказал Улле и засмеялся.
Мы с Анной решаем стать нянями… но это ещё не точно
Однажды пастор из Большой деревни устроил праздник в честь своего дня рождения и пригласил на него всех жителей Бюллербю. Кроме детей, конечно. Только взрослых. И дедушку. Тётя Лиза очень расстроилась. Она думала, что не сможет поехать из-за Черстин. Ведь её ещё нельзя оставлять одну. Но мы с Анной сказали, что охотно понянчим Черстин, потому что решили стать нянями, когда вырастем, и чем раньше мы начнём упражняться, тем лучше.
— А вам обязательно упражняться на моей сестре? — недовольно спросил Улле.
Он и сам был бы не прочь понянчиться с Черстин, но ему в тот день предстояло доить коров и кормить кур и свиней. Да и Бритта не отказалась бы, но она была простужена, лежала в постели и почти не могла говорить.
Тётя Лиза, конечно, обрадовалась нашему предложению, а мы ещё больше. Я ущипнула Анну за руку и сказала:
— Как хорошо, правда?
А Анна ущипнула меня и сказала:
— Скорей бы они уже уехали!
Но взрослые всегда долго копаются, когда надо ехать в гости. Все, кроме дедушки. Дедушка был готов уже в шесть утра, хотя они собирались выехать не раньше десяти. Дедушка надел свой чёрный костюм и красивую рубашку. И как только дядя Эрик запряг лошадь, дедушка сел в коляску, хотя тётя Грета ещё надевала своё самое нарядное платье.
— Дедушка, ты любишь ездить в гости? — спросила Анна.
Дедушка ответил, что любит, но мне показалось, что не очень, так как он вздохнул и добавил:
— О-хо-хо! Что-то уж очень часто приходится ездить в гости!
Тогда дядя Эрик сказал, что последний раз дедушка ездил в гости пять лет назад и ему грех жаловаться.
Наконец папа, дядя Эрик и дядя Нильс тронули лошадей, и взрослые уехали.
Тётя Лиза сказала, что чем дольше мы будем гулять с Черстин, тем лучше она будет себя вести. В полдень мы накормим её обедом, который надо всего лишь разогреть, а потом уложим спать.
— Ой, как интересно! — воскликнула Анна.
— Да, — сказала я. — Я решила, что стану няней, когда вырасту, это уже точно!
— Я тоже, — сказала Анна. — Ведь ухаживать за детьми очень просто. Если говорить с ними спокойно и ласково, они будут тебя слушаться. Я читала в газете.
— Само собой разумеется, что с детьми надо говорить спокойно и ласково, — согласилась я.
— Я читала, что есть люди, которые кричат на детей. Но тогда дети становятся непослушными, — сказала Анна.
— Кто же станет кричать на такую крошку? — сказала я и пощекотала Черстин за пятку.
Черстин сидела на одеяле, разостланном на траве, и смеялась. Она очень хорошенькая. У неё выпуклый лобик и голубые глазки. И уже восемь зубов — четыре вверху и четыре внизу. Они похожи на рисовые зёрнышки. Говорить Черстин ещё не умеет. Она говорит только «Эй! Эй!». Но, может быть, каждый раз это означает что-нибудь другое, мы не знаем.
У Черстин есть деревянная тележка, в которой её катают. Анна предложила:
— Давай её покатаем!
Я согласилась.
— Идём, моя деточка, идём, моя Черстин, — сказала Анна и стала сажать Черстин в тележку. — Черстин поедет гулять!
Анна говорила очень спокойно и ласково, как и следует разговаривать с маленькими детьми.
— Садись, вот так тебе будет хорошо!
Но Черстин не захотела садиться. Ей хотелось стоять, она прыгала и говорила:
— Эй! Эй!
Мы испугались, что она упадёт.
— По-моему, её надо привязать, — сказала я.
Мы взяли толстую верёвку и привязали Черстин к тележке. Когда Черстин обнаружила, что не может встать, она заревела на всю округу. Из хлева примчался Улле.
— Что вы делаете? Зачем вы её бьёте? — закричал он.
— Ты с ума сошёл! Никто её не бьёт! — сказала я. — Если хочешь знать, мы говорим с нею спокойно и ласково.
— Смотрите у меня! — пригрозил Улле. — Пусть делает что хочет, тогда она не будет плакать.
Конечно, Улле лучше знал, как надо обращаться с Черстин. Всё-таки это его сестрёнка. Поэтому мы разрешили ей стоять. Я тащила тележку, а Анна бежала рядом и поддерживала Черстин, чтобы она не упала. Так мы доехали до канавы. Черстин увидела канаву и вылезла из тележки.
— Подожди, давай посмотрим, что она хочет, — сказала Анна.
И мы стали смотреть. Почему-то считается, будто маленькие дети не умеют быстро бегать. Это ошибка. Маленький ребёнок, если захочет, может бежать быстрее зайца. По крайней мере, наша Черстин. Мы и глазом не успели моргнуть, как она крикнула: «Эй! Эй!» — и оказалась возле канавы. Там она споткнулась и упала головой в воду. И хотя Улле сказал нам, чтобы мы разрешали Черстин делать всё, что она хочет, даже лежать в канаве, мы всё-таки вытащили её оттуда. Она была вся мокрая, громко плакала и сердито смотрела на нас, точно мы были виноваты, что она свалилась в канаву. Но мы по-прежнему говорили с ней спокойно и ласково, посадили её в тележку и повезли домой переодеваться. Она громко плакала. Улле ужасно рассердился, когда увидел мокрую Черстин.
