Лили и море - Пулэн Катрин
Джои снова заговорил, и его голос стал тягучим:
— Значит, ты покинула свою страну в охоте за приключениями?
— Я уехала, и всё.
— П-ф-ф-ф! Тысячи таких же, как ты, приезжают сюда уже более ста лет. Первые были жестокими. Вы не похожи на них. Вы приехали за чем-то, что невозможно найти. Может, за защитой? Но нет, не за ней, поскольку у вас такой вид, как будто вы смерть ищете или во всяком случае хотите с ней встретиться. Вы, наверное, уверенность ищете, что-то, что было бы достаточно сильным, чтобы победить ваши страхи, вашу боль, ваше прошлое — то, что спасло бы всё и в первую очередь вас самих.
Он опустил голову и принялся бормотать:
— Грязный ниггер, сын индейца.
Я закончила пить свое пиво. Сказала спасибо Джои. Вернулась на «Веселую Джун». Всё время лил дождь. Дождь шел в течение пяти дней. Опухоль на моей ноге спала. Синеватый след под кожей стал сиреневым.
Снова заглянул в гости Джои, и я приготовила ему кофе. Его лицо вновь стало миролюбивым и печальным.
— Будь терпеливой, Лили, — сказал он мне, переведя взгляд к окну, из которого падал белый матовый свет.
Снаружи небо было мрачным.
— Будь терпелива. Ты хочешь всё и сразу. Вчера в баре наговорили глупостей. Порой это заводит меня, я психую против всех тех, кто высаживается здесь. Я предпочел бы, чтобы это были настоящие охотники за золотом. Но, что касается вас, вы ищете металл значительно более мощный, значительно более чистый.
— Всё это слишком высокопарные слова.
— Пожалуй, ты по-своему права… прошлое… Ветераны, Коди, Райан, Брюс. Джонатан и все остальные — они не за смертью приехали, в конечном итоге, не поневоле. Nature is the best nurse. Природа — лучший лекарь. То, что они нашли здесь — удовольствие жить, пить водку, настоящую борьбу со стихией, — ничто и никто не мог им предоставить ни в каком другом месте, нигде, без сомненья.
— Не все прибывают из Вьетнама.
— Нет, конечно. Были первопроходцы, затем люди вне закона, которые старались, чтобы о них забыли. Сегодня приезжают те, кто бежит от трагических воспоминаний или подлости, которую они совершили. В итоге выходит, мы взваливаем на себя всех бунтовщиков, всех пьяниц планеты, которые хотят начать новую жизнь. И, конечно же, мечтателей, таких как ты.
— Что касается меня, то меня захватило смутное желание заглянуть за край горизонта, поехать на «Последний рубеж», — шепчу я. — Но иногда я думаю, что это была только лишь мечта. Мечта, которая не сможет спасти ничего и никого. Аляска — это только несбыточная мечта.
Джои вздыхает, тушит сигарету, раздавливая ее о пустую банку из-под сардин. И вдруг он выглядит очень уставшим, должно быть, вчера он остался пить в баре допоздна — это выдавало его лицо.
— Это не несбыточная мечта. В этом, по крайней мере, ты можешь быть уверена. Открой глаза, посмотри вокруг себя…
— Я смотрю. Ох, я смотрю.
— Впрочем, многие из вас уже мертвы. Или в тюрьме…
— Джои, ну почему вы все так быстро движетесь? Почему мы так быстро движемся?
— Всё быстро движется, Лили, всё движется вперед. Океан, горы, планета Земля, когда ты по ней идешь, кажется, что она движется вперед вместе с тобой и мир развертывается перед тобой от одной долины до другой, между ними горы, есть овраги, где на поверхность выходит вода и устремляется к реке, а та уже течет к морю… Всё в движении, Лили. Звезды тоже, солнечный свет, день сменяет ночь, всё быстро движется, и мы делаем то же самое. Иначе смерть.
— И Джуд?
— Для твоего великого мореплавателя лучше, чтобы он все время был в движении. Иначе он погибнет.
Джои ушел. Был полдень. Я не хотела идти за ним в бар «У бочонка». Вытянувшись на кровати, я ела сардины из банки. Внутри корабля было почти как ночью. Я прислушалась. Монотонный шум падающего на верхнюю палубу дождя был похож на легкое потрескивание. Слышится далекий крик, похожий на стон морской птицы. Шипение воды у носа корабля. Я уткнулась лбом во влажное дерево.
Удар в дверь разбудил меня. Я спала и видела сон. Я выбралась из спального мешка. На влажном дереве палубы валялся маленький глупыш[20]. На утолщении клюва птицы выступила капелька крови.
— Подыхаем со скуки… — говорит Мэрфи.
— Да, подыхаем от скуки. Можно было бы совершить прогулку в Анкоридж для разнообразия. Я бы повидал свою дочь, возможно, она наконец нашла мне книгу.
— Ты увидел бы своих детей, своих малышей. Возможно, появились новые.
— А затем пошли бы поздороваться с приятелями из «Кафе у Бени». Я полагаю, что Сид и Лена будут согласны. Ты идешь с нами, Лили? Сядем вместе на паром. «Тустумена» будет там сегодня вечером.
— С удовольствием, но не могу, — отвечаю я, вздыхая. — Энди мне еще не заплатил.
Мы смотрим, как падает дождь, сидя под навесом управления командира порта. Памятник морякам, погибшим в море, утонул в тумане.
Когда я проходила мимо бара «На судне», меня позвал Райан:
— Заходи выпить пива, Лили!
Я заколебалась. Глаза мужчины блестели также, как черновато-серые воды порта. Красивое лицо, обрамленное светлыми с проседью волосами.
Темный бар почти пуст. Нет даже официантки. В углу стойки, под картинами с голыми женщинами, в тишине пьют три старые индианки. Казалось, Райан забыл о моем присутствии.
— Как твой корабль? — спрашиваю я. — Когда ты его выведешь, чтобы отправиться ловить рыбу?
Он долго не отвечает.
— В один прекрасный день, возможно… — бормочет он лаконично.
— А ты откуда приехал?
— Я приехал из задницы мира, из «одного места» в США (не считая Аляски и Гавайев). Но это было давно. И я практически забыл. И скорее бы забыть всех этих крестьян. А ты, что ты делаешь здесь?
Он не смотрит на меня.
— Я приехала ловить рыбу.
— Ну, половила, что потом? Когда возвращаешься домой?
— Гм, не знаю. Возможно, никогда.
— У тебя есть парень?
— Нет. Во всяком случае не здесь. Однако.
— Здесь не хотят видеть таких людей, как ты. Нам хорошо в своем мирке. Мы не хотим видеть туристок, которые приезжают приобрести опыт, подцепить пацана и потом рассказывать, что они познали крайность…
Я резко поднялась. Мой табурет опрокинулся. Я была вся красная, губы дрожали. Я пошла к выходу неуверенным шагом. Можно было подумать, что я пьяная.
Наконец-то дождь закончился. Мэрфи и Стефана больше не было на месте. Сид и Лена медленно поднимались вверх по дороге, ведущей к шельтеру, на ступеньках которого небольшая темная группа ожидала открытия. Я пошла вдоль набережной совсем рядом с фасадами складов. Я больше никогда не пойду в бар, подумала я. Я поспешно вернулась на «Веселую Джун», чуть было не поскользнувшись на мокром понтонном мосту. Маленький пернатый глупыш не оживал.
Я собрала рюкзак, который разложила утром. Мыс Барроу или Гавайи, подумала я. Мужчины кричали в доке. Затем шелест крыльев взлетевшей птицы. Я забилась вглубь койки, как животное в свою нору. Я услышала шум буксирного судна, жалобный звук парома, который не прибывал. Тень от Маноск-ли-Куто вползла в каюту, воспоминания о другом страхе и о прокуренном баре слились воедино. Кто-то в черной кожаной куртке, его деформированный сапоге острым носком и скошенным каблуком, комната влажная и темная как погреб, матрас, брошенный на голый пол, который, возможно, прогнил. Это был ужас, кошмар, там, наверное, уже черви копошатся в теле моего неудачника, который всё ждал меня, как ожидал он своих убийц, спрятав шприц с инсулином между двух бутылок, маленькая печальная собачка, ждущая с нетерпением моего возвращения, козырек, подвешенный за деревянной разбухшей дверью, которая не решается заскрипеть…
Я проснулась в одиннадцать часов. Поднялась. Оделась. Причесалась. Готова отправиться. Но куда? Небо сейчас едва ли более светлое, чем когда я ложилась спать. Я закончила тем, что собралась с мыслями и снова легла спать. Утром была хорошая погода. Чувствую себя лучше.
