Лили и море - Пулэн Катрин
— Это очень мощное средство. Вымой потом руки.
— Ох, спасибо.
— Я регулярно стажировался у целителей в индейском племени на юге Аризоны, — продолжает он. — Однажды я стану знахарем.
— А… Ты в настоящий момент не ловишь рыбу?
— Я несколько недель ловил семгу. Ничего особенного. А затем на нас посыпались неприятность за неприятностью: сначала полетела гидравлика, затем сильно порвали сеть при ее извлечении из скалистых глубин, наконец Никифорос, который должен был работать в сезон, покинул нас в пути.
— О, — говорю я, — жаль.
— А ты?
— Я жду, когда пойду на поправку, чтобы наконец вернуться к рыбной ловле, я надеюсь. У меня немного опыта, но необходимо начать, не так ли? А затем, как только смогу, я совершу прогулку на Гавайи.
— Чтобы что делать?
— Чтобы найти кое-кого.
— А, — отвечает он.
На мгновенье мы замолкаем. Свет танцует на водах.
— Ты давно здесь? — спрашиваю я.
— Я приехал после Вьетнама. Вернее, я неплохо постранствовал, прежде чем осесть в Кадьяке. Я повкалывал вместе с товарищем выше Фэрбенкса (самый крупный город Аляски) на разведке золота. Когда мы не нашли общего языка, я повернул назад и крутился, пока не прибыл сюда. Ты уже ловила краба?
— Нет, никогда. Я оставила это занятие другим. — А ты откуда приехал?
— Из Вьетнама, — говорит он, и его взгляд блуждает, прежде чем принимает странную неподвижность, он спохватился: — В конечном итоге нет, это было до… Это было после.
— А откуда ты родом?
Он, казалось, колеблется, глядя на меня с удивлением:
— Я родился… Я родился на Западе, как я полагаю, где-то между Техасом и Новой Мексикой. Ты хочешь пива?
— О нет, — отвечаю я. — У меня дела.
Начался прилив, а с ним прилетели бриз и птицы. Я стала подниматься по сходням к набережной. Жалюзи деревянных домов на холмах, казалось, наблюдают за мной. Магазин «Чай-кофе» был белым от солнца, склоны гор — зелеными и цветущими. На черном асфальте тротуара милые официантки, которые меня не любят, сидели за столами снаружи, курили и заливисто смеялись. Их красивые волосы блестели в отражавшемся от вод порта свете. Я прошла мимо, прихрамывая. Я шла и шла дальше, минуя скверы и бары. Я села на паромной пристани. Передо мной — голубая вода канала, вдали — леса Лонг-Айленда.
«Мятежный» вернулся в порт. Было поздно. Небо было цвета налета на старом золоте. На понтонном мосту я повстречала Джои. Его хмурое лицо на мгновение посветлело, и слабый отблеск заискрился в черных глубоких зрачках под густыми дугами бровей.
— Нам незачем больше дуться, — сказал он мне смеясь, — я собираюсь найти что-нибудь поесть прежде, чем спущу деньги на выпивку. — Тогда я дала ему рыбный суп, который только что приготовила из голов лосося, которые мне дал Скрим. Глаза плавали на поверхности. Что до меня, то я считала их вкусными. Они были составной частью супа.
На следующий день опять зашел Джои. Шел дождь. Мелкий моросящий дождь. Крик чайки печально звучал в тумане. Он постучал в оконное стекло. Я рассматривала мух на окне средней надстройки корабля.
— Я отведу тебя выпить пива… Что еще делать в это дождливое время.
— Вкусный суп?
Джои странно улыбнулся и не ответил. Должно быть, он не любил есть глаза, как и Диана, как и все индейцы. Я схватила свитер и последовала за ним.
Было еще рано. Бар «У Тони» как раз открылся. Мы сели у стойки и заказали два пива «Бад». Рядом с нами сидел мужчина с седыми волосами, он вместе с Сьюзи пил кофе. На нем был костюм из шерстяной ткани, а на голове шляпа из мягкого фетра. Я узнала того, кто ловил рыбу напротив «Мятежного», когда играла песня «Битлз». Он играл в электрический бильярд, стоя в тени.
— Привет, Райан, — бросил Джои в его сторону.
— Его зовут Райан? — говорю я. — У него красивый корабль.
— «Богиня судьбы»? Когда-то это был очень красивый сейнер, но он застоялся в порту. Однажды они вместе потонут — Райан и его корабль.
— И ничего нельзя сделать?
— Райан — человек, которого все быстро утомляет, за исключением пива и электрического бильярда.
Вошел парень с безумными глазами, его гладкий череп блестел от дождя. Очень тонкая борода свисала до пояса. Сьюзи встала и указала ему на дверь. Он запротестовал, прежде чем выйти под частые струи дождя.
Джои протянул мне сигарету. А затем он заговорил со мной о лесах. Он рассказывал мне, как любил сезоны открытия торгов, лето, когда он находил время ускользнуть с корабля и мчаться к побережью. Там он снова встречался с детством, спрятавшись в глубине леса, укрывшись под землей с мускусным запахом острова. Возвращался в то время, когда ему было двенадцать, и у него был карабин, и вся жизнь впереди, и все девственные леса мира и простирающиеся над ними небеса принадлежали только ему одному.
Все дети страны познали это. Это там мальчики взрослели, становясь мужчинами.
— А девочки?
— Как взрослеют девочки и становятся женщинами, я не знаю, очень мало по крайней мере. Это зависит… Мои старые тетушки росли в другом месте. Что касается моей матери, я никогда ее не спрашивал. Ее детство меня не интересовало.
— Я тоже любила так поступать.
— А! Видишь! Но затем это проходит, это должно пройти, нужно повзрослеть, Лили, на смену приходит пиво, работа, семейная жизнь; детишки, которые появятся у тебя и которые тоже начнут бегать в лес…
— При чем тут пиво и всё остальное? Почему прекращают бегать в лес, предпочитая бары, наркотики и все остальное, что причиняет нам страдания?
— Я не знаю. Чтобы не умереть от скуки, я полагаю, скуки или отчаяния. И к тому же внутри нас сидит животное. Его нужно успокоить. Когда ты его усыпляешь, дела идут лучше.
Я отпиваю большой глоток пива. Я вздыхаю. Да, животное.
— Но почему? — говорю я. — Почему необходимо, чтобы это всегда заканчивалось — прекрасные прогулки по лесу и горам?
— Потому, что так надо. Закон жизни. Хлопоты. С годами всё исчезает.
— О нет, не всегда.
— О да. Возьми еще пива и не строй из себя умника. Ты будешь делать то, что и другие, увидишь. Ты скоро будешь бегать по другим делам — по докам и кораблям. Однажды жизнь нагонит тебя.
— Только не меня. Меня — никогда. Я поеду ловить рыбу. И крабов, однажды.
— Будь осторожна.
— В чем?
— Во всем. В жизни, здесь, везде.
Мы выпили много пива. Маленький человек в мягкой фетровой шляпе не сдвинулся с места. Он оставил кофе ради коктейля «Кровавая Мэри». Райан оторвался от электрического бильярда и прилип к стойке, где в настоящий момент пил с мрачным видом.
Два типа, пропахшие приманкой и солью, шумно предлагали друг другу стакан «Егермейстера»[19]. Плечи Джои опустились. Казалось, он пристально смотрит на меня своим черным печальным взглядом:
— Но чего ты хочешь в конце концов? Вначале ты говорила о мысе Барроу по соображениям, которые не имеют смысла, сейчас твои мысли занимают крабы. А в следующий раз, я предполагаю, на первом плане будут Гавайи, парень… Я бы не удивился, если бы ты стала любительницей красивых женских глаз.
— Для начала я хочу ловить рыбу. Я хочу тратить силы еще и еще, чтобы ничто не могло остановить меня как… как натянутую тетиву, да, и которая не имеет права ослабнуть, которая натянута так, что рискует лопнуть. А затем Гавайи. И когда-нибудь мыс Барроу.
— Рыбная ловля… Вы все одинаковые, вы, приезжающие сюда, как озаренные. Это моя страна, я ничего другого не видел, не выезжал дальше Фэрбенкса. Я не ищу невозможного. Я хочу всего лишь жить и воспитывать своих детишек. Это мой остров! Заметь, я всего лишь кретин, грязный ниггер, сын индейца.
— Нет, Джои, мне не нравится, когда ты так говоришь.
Бар заполнился. И мы обосновались надолго, приклеившись задом к нашим сиденьям, прочно прижав локти к массивному дереву стойки. Мужчина с седыми волосами по-прежнему на своем месте, лицом к нам. Я улыбнулась ему, он помахал рукой — два матроса, приветствующие друг друга с палуб своих кораблей.
