Слон для Карла Великого - Гузманн Дирк
– Простите! Он слишком молод и не привык к жизни в неволе. Вы предлагаете пятнадцать шиллингов? Да, значит, пятнадцать шиллингов, – процедил он сквозь зубы.
Чужак глубоко вздохнул. Он долго смотрел на Грифо и наконец произнес:
– Вам следовало бы убить этого урода. Освободите себя от этой напасти. Это ничтожество даже в качестве раба не имеет никакой ценности.
И с этими словами он повернулся, чтобы уйти, но застыл на мгновение, повернулся и сказал Грифо:
– Кстати, это был гордиев узел, который Александр разрубил мечом. Не фригийский. И никто Александра не связывал.
И чужак медленно удалился, затерявшись среди портового люда.
В лагере невольников воцарилось молчание. Грифо беспомощно размахивал руками, словно в поисках опоры, и неслышно шептал какие-то слова. Он тяжело дышал, а лицо его стало пурпурно-красным.
Ни от кого из рабов не укрылось, какую унизительную отповедь получил Грифо. Пятьдесят мужчин и женщин, застыв, сидели на месте, ожидая, что гнев их хозяина сейчас падет на их головы – окаменевшее войско перед битвой с более сильным противником.
Именно Розвита подала сигнал к наступлению. Из ее беззубого рта вырвался хриплый звук, нарушивший напряженную тишину. Это было, скорее, язвительное карканье. Но этот звук эхом отозвался в других невольниках. И вдруг со всех концов раздался язвительный смех.
– Прекратить! – пронзительно заорал Грифо. – Немедленно прекратить! Вы всего лишь невольники! Ваша жизнь ничего не стоит. Я утоплю вас всех!
Его голос стал еще тоньше и пронзительнее. И тут смех превратился в настоящую бурю.
И тут Розвита подскочила к Грифо. Она неуклюже заплясала вокруг него. Жирный работорговец стоял, словно окаменев, и эта его неподвижность, казалось, только распаляла безумие тюрингской ведьмы. Все быстрее она прыгала вокруг Грифо, похабно поднимая свои лохмотья, топая тощими ногами по земле под смех рабов. Когда она начала плести в воздухе руками невидимые нити, строить рожи, плеваться и проклинать Грифо, работорговец задрожал и согнулся.
– Одна голова, один глаз, одна нога. Вот сколько стоит жизнь. – Розвита повторяла эти слова как заклинание, вертясь вокруг Грифо. Было ли это колдовство или лишь бессвязные слова безумной женщины? Действия их так никто и не увидел.
Танец Розвиты прервался так же внезапно, как и ее жизнь. Дважды хищные лапы Грифо ловили пустоту, но затем ему удалось схватить старуху за голову. Когда он сломал ей шею, этот тихий звук заглушил гомон рабов. И снова над лагерем повисла тишина.
Тело Розвиты упало в пыль.
2
Порыв ветра внезапно всколыхнул раскаленный воздух и поднял пыль. Песок попал Исааку в глаза и заставил его остановиться. Темно-красный парчовый плащ раздулся на ветру. Исаак почувствовал, как тысячи песчинок проникают под кафтан и прилипают к его мокрой от пота коже.
«Ничего, это всего лишь порыв ветра», – подумал он. Но, несмотря на жару, он испытывал озноб, а его руки дрожали. Вздохнув, он присел на край причала.
«Только на минуту», – успокоил он себя. Однако затем, как уже часто бывало, он погрузился в воспоминания.
Уже больше половины столетия между франками и сарацинами бушевала война. Восток и Запад оспаривали как религиозное, так и политическое господство. Византия, до сих пор бывшая третьей великой державой, из-за целой череды слабых императоров во главе превратилась в политическую проститутку, которая продавала себя тому, кто предлагал больше. Кайзер или халиф, Карл Великий или Гарун ар-Рашид – кто-то должен был решить в свою пользу борьбу за веру и границы. С обеих сторон Пиренеев друг против друга стояли готовые схватиться враждебные армии. Однако в то время как воины горели желанием искупать свои мечи в крови иноверцев, их повелители устали от войн. Они постарели, и битвы их утомили. Им надоели поля, усеянные трупами, сожженные деревни и опустевшие сокровищницы. Управление их гигантскими империями требовало неотрывного внимания и многократно восхваляемой мудрости. Сама война превратилась в их злейшего врага, не желающего сдавать своих позиций. Перед таким противником склоняли головы два самых могущественных в мире человека. Если бы они открыто провозгласили о желании мира, их противники при их же собственном дворе напали бы на них, как стая львов на двух заблудших ягнят. Перемирие было невозможно.
Карл Великий решился сделать первый шаг и послал Исаака, своего советника-еврея, с дипломатической миссией в Багдад. Поручение было деликатным и могло потрясти империю франков до самого основания: император посылал халифу подарки. Подарки врагу. Человеку, которого весь христианский мир считал воплощением дьявола. Десять испанских лошадей, повозку, набитую фризскими тканями, и двадцать породистых охотничьих собак нужно было незаметно провезти в Багдад. Если бы суть этой миссии была раскрыта, над всей страной пронесся бы огненный вихрь, и вся недавно расцветшая цивилизация Европы переплавилась бы в сплошной слиток варварства.
Ужас охватывал Исаака, когда он вспоминал об этом путешествии. Чтобы привлекать к себе как можно меньше внимания, они выбрали маршрут через дикие безлюдные места и опасные горные перевалы в Альпах. Двадцать человек сопровождали тридцать животных для халифа. Со времен Теодориха – могущественного короля готов – по старым тропам не передвигался столь странный обоз. Лишь изредка им встречались удивленные крестьяне и любопытствующие торговцы. Те немногие, кто попадался им на пути, заплатили своей жизнью за нечаянный взгляд на секретный груз. Они нашли свою смерть на дне ущелья или же на острие копья.
В неприветливом горном мире желтых бельхенов[7] их внезапно настигла зима. Морозы ударили на две недели раньше, чем ожидалось, и грозили сорвать миссию. Десять мучительных дней люди и животные шли навстречу холодному ветру, который обжигал лицо ледяными иглами и не давал дышать.
Сошедшая лавина повергла их в отчаяние. Сорвавшиеся с места снежные массы накрыли арьергард обоза и смели пять мулов в ущелье, а вместе с ними и весь провиант. С тех пор голод не отступал. Охота, рыбная ловля, сбор ягод – попытки раздобыть пропитание здесь, среди обледенелых гор, заканчивались столь же безрезультатно, как и надежда искупаться посреди Сахары.
На третий день оставшиеся без корма собаки взбесились. В какой-то момент свора набросилась на одну из великолепных лошадей. Если бы Радульф храбро не встал между ними, то послание мира не достигло бы Багдада. Радульф, который всегда отличался сдержанностью и осмотрительностью, не раздумывая бросился на острые клыки, чтобы удержать обезумевших от голода собак подальше от лошадей. Они разорвали его, прежде чем кто-нибудь из его спутников успел помочь. Хотя Радульфа постигла ужасная смерть, его конец означал спасение для остальных, потому что собаки насытились мясом жертвы. Они оставили в покое драгоценных жеребцов, и можно было не бояться, что они нападут друг на друга.
Вдоль обледенелых ущелий, по заснеженным полям и густым лесам группа продолжила движение. Они останавливались лагерем днем и отправлялись в путь только ночью, когда опасность схода лавин была не так велика. Люди и лошади терпели голод как страшного спутника. Однако собаки через два дня после своего страшного обеда снова взбесились. Многоголосое рычание своры возвестило о новой катастрофе.
Слишком многое было поставлено на карту. Если собаки разорвут лошадей, вся миссия потерпит неудачу. Если собаки загрызут друг друга, миссия опять же не увенчается успехом. Наоборот, если умрет кто-то из посланников, а выжившим удастся благополучно доставить всех животных в Багдад, первый шаг к примирению между франками и сарацинами будет сделан.
Исаак приказал тащить жребий. То, что Хатто первого постигла такая участь, стало тяжелым ударом для еврея. Его ученик и друг держал короткую деревянную палочку, стоя по колено в снегу и стараясь сохранять самообладание. Они попрощались, молча обнявшись, а затем Исаак взмахнул мечом. Хатто замертво упал на землю. Собаки мгновенно почуяли кровь и набросились на жертву, словно грабители могил на королевский склеп.
