Слон для Карла Великого - Гузманн Дирк
Рука Розвиты легла сзади на плечо Танкмара и притянула его к ее жаркому телу. Красноватая пена все еще виднелась на ее губах, когда она гладила его своими жадными руками. Танкмар закрыл глаза и взмолился Саксноту, чтобы он наконец послал старухе смерть. Ее хрипение и прерывистое дыхание звучали страшной любовной песней, звуки которой заглушал лишь шум приближающегося дня.
С первыми лучами солнца дверь барака распахнулась. В проеме появился похожий на быка силуэт торговца рабами Грифо. Как всегда, у него на поясе висел плотно набитый кожаный кошель. Он с недовольным видом стал выгонять пленников из барака, обещая им муки и смерть, если вскоре на них не найдется покупатель. То, что его угрозы следовало воспринимать всерьез, он неоднократно доказал по пути сюда, на юг. Он не мог по дороге прокормить всех рабов и ставил пленников по очереди спиной к колесу телеги. Первым троим рабам, которые были ростом выше колеса, а значит, ели слишком много, отрубили головы. Танкмар ненавидел лысого торговца рабами, и все же он каждое утро с нетерпением ожидал крика Грифо, который высвобождал его из объятий старой ведьмы.
Уже несколько дней торговле мешала жара. Даже арабы, дети пустыни, родившиеся под палящими лучами солнца, с большой осторожностью передвигались через обычно оживленный порт Генуи. Город изнемогал от жары, ветра не было, и над Лигурийским морем воздух дрожал, словно над миской с рыбным супом. Штиль приковал корабли к молам. Несчастные капитаны, загрузившие на корабли скоропортящиеся товары, вынуждены были наблюдать, как пропадает их груз. Из люков и бочек доносилась вонь разложения, висевшая над портовым кварталом, и не было порыва ветра, чтобы унести ее прочь.
Рабы Грифо целый день провели в пыли перед бараком, где вынуждены были демонстрировать себя арабским клиентам. Слой пыли окрасил их тела в серый цвет, а болезни и голод отняли силы даже у самых крепких. Вряд ли кто-то из покупателей дважды одарил взглядом товар Грифо. Тем не менее работорговец неустанно расхваливал преимущества своих рабов – громогласно и многословно.
Он предлагал только самых выносливых. Коренастого Адо, бывшего рыбака с побережья Арморики. Плаксивого Гримольда, ростовщика из Суассона, который хвастался тем, что когда-то лично помог деньгами самому императору. Веринберта, аквитанского мыловара с изъеденными мылом руками. Маленькую Бертраду, которая принадлежала епископу Зальцбурга, сбежала, но была поймана, ослеплена и продана. Розвиту, тюрингскую ведьму, внушавшую страх каждому здесь, в лагере. Среди рабов Грифо не было ни крепких мужчин, которые сгодились бы в телохранители халифу, ни красивых женщин для гарема.
Танкмар почти не выделялся из этой группы. Это был худой темноволосый, но крепкий парень с длинными конечностями. Лишь изуродованная нога портила облик красивого статного молодого мужчины. Стопа была неестественным образом повернута внутрь, так что при ходьбе вместо подошвы ему приходилось ступать на ее внешний край. Тело Танкмара было рельефным, словно какой-то античный мастер обработал его резцом, однако плоть обезображенной ноги до бедра оставалась мягкой и вялой, поскольку жизненной силы в ней не было.
Целыми часами Танкмар сидел на солнце и творил из комка глины удивительные вещи: лошадей с человеческими головами, мечи, растущие из деревьев, дикие лица с развевающимися на ветру бородами.
Дома, в Хадулоа возле устья Эльбы, это умение приносило ему одни только неприятности. Из-за больной ноги он был не пригоден для работы в поле, и его родители и братья вынуждены были кормить его всю долгую зиму. Однако это увечье компенсировалось ловкостью рук. Танкмар обжигал глину и снабжал семью посудой – работа, которую, как правило, выполняли женщины. Но он был намного искуснее их всех, а руки умели еще больше. Они превращали хромого юношу в удачливого вора. Часто он по ночам ускользал со двора и покидал свое селение, чтобы доковылять через лес в соседнее. Благодаря необычайному таланту ему удавалось проникать в сараи и курятники и красть яйца и молоко, да так, что этого никто не замечал – на него не обращали внимания коровы и куры. Он часто думал, что даже лиса, наверное, позеленела бы от зависти, наблюдая за ним из кустов. Ни одна дверь не была препятствием для него, и когда на следующее утро он подкладывал несколько яиц под кур на отцовском дворе, то чувствовал облегчение, оттого что сумел внести свой вклад в пропитание семьи. Ни отец, ни мать, ни братья не знали о том, что среди них есть вор. Иначе они, вероятно, прогнали бы его из дому. Молодой сакс даже сам часто сомневался, что это он совершал такие ночные вылазки, однако удовольствие на лице отца, который по утрам появлялся из курятника с двумя дюжинами яиц в руках, компенсировало угрызения совести.
Однако эти дни давно миновали. Теперь его руки были всего лишь руками раба, и единственное, на что они годились, было бессмысленное разминание глины. Вечером Танкмар снова сминал свои творения в ком, потому что не знал, кого и когда сможет ими одарить.
Когда солнце скрылось за горизонтом, рабы вернулись в барак. Места для сна всем не хватало. Тот, кто слишком поздно добирался до сарая, вынужден был спать стоя, что делало ночь нестерпимой, даже если опереться о столб или деревянную стену.
Танкмар каждый вечер проигрывал битву за место, где можно было лечь. Сначала при ходьбе он волочил искалеченную ногу за собой. Затем он попытался увеличить скорость, становясь на край ступни. При этом он кричал от ярости, однако и это не помогало. Причиной его гнева была не собственная беспомощность – его выводила из себя безучастность остальных невольников.
Розвита была другой. Она показалась ему дружелюбной во время их первой встречи, когда он беспомощно стоял посреди переполненного барака. Он отчаянно пытался устроиться поудобнее, перенеся свой вес на здоровую ногу. Но все старания были напрасны. Он снова и снова падал на спящих, получая в ответ удары и проклятия. Тогда он увидел, как из другого конца помещения ему подает знак какая-то старуха.
– Сюда, сынок, – прокаркала она, маша руками, и кожа на ее сморщенных руках задрожала. Хотя Танкмара удивило, что место для ночлега рядом с ней было не занято, он с благодарностью упал на солому, ни о чем не спрашивая.
Он уже почти четыре недели спал рядом с Розвитой. Каждую ночь спазмы сотрясали ее дряхлое тело, а промежутки между приступами кашля становились все короче. Танкмару была хорошо известна природа ее болезни. Волк Фенрир[3], брат змеи Мидгарды[4] и великий враг богов, – это он держал старуху за горло.
Симптомы были очевидны. Чудовище затаилось глубоко в теле старухи и пожирало ее изнутри с лаем и воем. Его работу можно было наблюдать ночью, когда кашель и кровохарканье свидетельствовали о борьбе, происходившей в теле Розвиты. Танкмар никогда раньше не видел человека, одержимого злыми духами, однако помнил сказителей на родине, повествовавших об ужасных изменениях, происходивших с людьми, о мужчинах и женщинах, у которых вырастали волчьи головы и которые больше не знали человеческих чувств – лишь жажду крови и страсть к убийству.
Розвита пока что не утратила человеческий облик, однако ее влечение к Танкмару было настолько необычным для старухи, что это могло быть одним из признаков ее одержимости. Уже в первую ночь он внезапно почувствовал ее руку на своих бедрах. Затем старуха неожиданно взобралась на него. Ее глаза горели желанием, дрожащей рукой она приставила к его уху кинжал. Оказывать сопротивление было бы глупо.
Она терзала его почти каждую ночь. Из-за искалеченной ноги он не успевал занять другое место и каждый вечер оказывался рядом с ложем Розвиты, а от других рабов помощи ждать было нечего. Они либо наблюдали за всем этим, ухмыляясь, либо стыдливо отворачивались. Он стал рабом рабыни.
Лезвие кинжала давало ей власть. Если бы ему удалось отнять кинжал, она вынуждена была бы оставить его в покое. Вот только как Розвита пронесла кинжал в барак? Где она прятала оружие?
