Лили и море - Пулэн Катрин
— Я возвращаюсь в Оклахому, а там посмотрим.
Мы наконец-то получили зарплату.
— Я никогда еще столько не работал за такую маленькую зарплату, — говорит Дэйв и продолжает: — Этой зимой мы выберемся из затруднительного положения с сезоном ловли крабов…
Он смеется.
Саймон сел на первый самолет, летящий в Сан-Диего. Джуд положил в карман свои чеки и вышел.
Я получила не четверть доли, а половину. Этого мне хватит на то, чтобы купить себе хорошую обувь. «Бери на распродаже. Фирма “Редвинг”. Это лучшая обувь», — говорит Джейсон, который всегда носит обувь только этой марки, когда, конечно, он не в сапогах. У меня остается несколько помятых банкнот, которые я бережно кладу под подушку вместе со своими документами, липкими конфетами и коробкой жевательного табака. Итак, все прошло очень быстро.
Великий мореплаватель
Сезон был закончен. Мы покидаем судно. У меня было свое место на борту корабля для следующей поездки. Мы закончили освобождать палубу от последнего алюминиевого навеса. Джуд, великий мореплаватель, управлял краном с пивом в руке, по лбу его очень красного лица струился пот. Я покончила с очисткой трюма от рыб, в то время как Джои скреб ступени рулевой рубки металлическим скребком.
Я шла по набережной в прекрасных «Редвингах» на ногах, испытывая гордость при звуке собственных шагов по асфальту. Стояла хорошая погода. Я захотела есть… Выпить обычный кофе возможно еще и с булочкой в супермаркете за углом. Вдруг меня охватил панический страх. А если они уже все уехали? Я почти умирала от любопытства. Все во мне колыхалось. Я приехала сюда одна, очень-очень издалека. «Я хочу, чтобы судно считало меня своей, приняло меня наконец», — шептала я в великом молчании своих первых ночей, растянувшись на полу деревянного дома, глядя в темное небо Аляски. Ночь, сильный ветер, и я внутри, ложась спать, тогда думала: «Хочу, чтобы корабль меня удочерил». И я нашла свой корабль. Села на судно, которое кажется чернее в самую темную ночь. Люди на борту были очень суровы и «щедры», они отобрали у меня мою койку, сбросили мою сумку и мой спальный мешок на пол, они кричали на меня. Я боялась, что они суровы и жестоки, но они были добры, столь добры ко мне, они были все для меня как боги, когда я поднимала на них глаза. Я вышла замуж за корабль. Я отдала ему свою жизнь.
Я побежала. Безумие погнало меня, чайки метались белыми группами, звуки порта, звонкие голоса людей, шум устанавливаемой мачты, верхушка которой качается в голубом-голубом небе, там, где парит орел, буйство цветов и дуновения ветра… На корабле уже никого не было. Палуба была пустынной и голой. Даже непромокаемые плащи, которые были развешаны под выступом верхней палубы, и те исчезли. За исключением моего. Плохонького непромокаемого плаща желто-оранжевого цвета, наподобие плаща Армии Спасения. Я застыла, стоя на палубе в ослепительном свете ламп, фиксирующем только голые крючки. Сезон закончен — они уехали. Я обмерла. Я устремилась в кабину. Пустые койки, лишь на полу валяется оставленный кем-то одинокий носок. И больше ничего. Да: мой спальный мешок, моя одежда были сложены на грязной подушке.
Они уехали. Мы даже не сказали друг другу «До свидания». В ошеломленном состоянии я упала на койку. Я чувствовала себя сиротой. Я хотела бы, чтобы корабль меня удочерил. Два месяца тому назад я шептала — «вечность» — вот оно начало приключения. И вот оно было окончено. Я ему отдала все свои силы. Я ему отдала бы свою жизнь. Я спала во время горячего сна мужчин. Я принадлежала им. Мое сердце принадлежало им.
В проеме двери появился Джои и сузил свои раскосые индейские глаза:
— Какого черта ты здесь делаешь в темноте?
В одной руке у него был «Будвайзер», в другой — сигарета. Он скорее всего достаточно уже выпил, так как у него был веселый взгляд, расширенные зрачки на смуглом лице.
— Все уже разъехались?
— Все уже свалили отсюда! Ты же не думала, что они собираются остаться до Рождества?.. Я закончил натирать до блеска кабину и печь. Теперь я ожидаю Гордона, чтобы узнать, когда начнем устанавливать оборудование, загружать цистерны с водой и газойлем, еду. Нечего сидеть в темноте, Лили, идем пить пиво на палубу, Гордона там еще нет. В любом случае было бы неплохо сделать небольшой перерыв.
Я встала и последовала за ним. По дороге Джои вытащил из холодильника ящик пива. Свет от палубы ослепил меня. Он мне протянул пачку сигарет.
— Бери. Бери всегда, не спрашивая.
— Спасибо, Джои. И когда начинается сезон?
— Сезон ловли лосося открыт, но рыбы мало. Позже за день можно будет ловить столько же, сколько сейчас за неделю. Мы оставим Кадьяк через неделю.
Он смотрит на меня ласково.
— Вот увидишь, этот сезон будет довольно легким для тебя, ничего общего с тем, что ты делала только что, платят твердую ставку за каждый день, и это в течение трех месяцев. Ты станешь богата к сентябрю и сможешь свалить отсюда.
Я шепчу низким голосом, почти со стоном:
— А если бы я сказала Гордону, что больше не хочу этого делать, то есть заниматься сезонной ловлей рыбы? Я полагаю, что у меня нет больше силы духа ни на что такое, все, чего я хочу — уехать отсюда на мыс Барроу. Он не захочет, чтобы я покинула судно?
Джои на меня смотрит с оцепенением.
— Но, Лили… Сейчас как раз сезон на этом судне, не отказываются и не сбегают от этого. Что ты, собственно, собираешься там делать?
— Я собираюсь увидеть край мира.
— Земля круглая, Лили. Здесь тоже конец чего-либо. Ты не увидишь там ничего, что хотела, тебе ведь уже об этом говорили. Опустошенная территория, несчастные люди, пьяные или находящиеся под действием наркотиков в течение года, или как те двое, что живут на социальные пособия или надбавку от нефти. Каждый мечтает оттуда переехать в другое место, живут там только эскимосы, которые потеряли все, особенно собственное достоинство, и которые будут делать небольшую работу для тебя. И как ты, собственно, хочешь попасть туда? Уж точно не с теми деньгами, что ты заработала здесь, тебе не хватит даже заплатить за самолет, чтобы полететь туда.
— Я поеду автостопом.
— Дорога закрыта сразу после Фэрбенкса[18]. Ты собираешься пожертвовать собственной шкурой, только чтобы увидеть кусок скалы, мерзлой в ближайшее время?
— Но ведь есть же трасса для грузовиков, снабжающих трубопровод.
— Ты совсем с ума сошла, ты устала, особенно сейчас, тебе нужно пиво и несколько дней отдыха. В течение двух месяцев ты работала днем и ночью почти без отдыха. Ты делала столько, сколько эти ребята в два раза больше и крупнее тебя не делали за всю свою жизнь. Я даю тебе твой выходной день. Он начинается прямо сейчас и длится до завтра. Я скажу Гордону, что это я послал тебя. Он поймет, он хороший босс, вот увидишь, он никогда не будет орать. И он знает свою работу.
— Да, — говорю я, — спасибо, Джои.
Мы пили пиво и курили сигареты. Гордон не приходил. Так что я покинула «Мятежный». Я шла по набережной, обогнула консервный завод «Вестерн Аляска», который распространяет свою вонь на весь город, — погода изменилась. После показался причал с автомобильным паромом. «Тагура Роуд». Я наблюдала, как люди поднимались верх по сходням. Я продолжала свой путь по «Тагура Роуд». Я уже подходила к верфи, когда кто-то окликнул меня. Я обернулась. На белой дороге я увидела два силуэта, стоящих в тени людей. Один сильно шатался из стороны в сторону, а другой был выше ростом, с ярко-красными волосами, пылающими на солнце, словно золотой шлем. Они подошли ко мне.
Я узнала Мэрфи. Другой уже пересекал площадь. Я ожидала. Солнце грело мою шею.
— Мы искали тебя, — сказал Мэрфи, отдышавшись.
— Искали меня?
— У нас кое-что есть для тебя…
Мэрфи протянул ко мне руку. Когда он разжал свои пухлые, как у новорожденного младенца пальцы, перепачканные пальмовым жиром, на его ладони оказалась небольшая деревянная шкатулка, украшенная красными и черными пластинками, а его спутник вытащил из кармана камею из фальшивого перламутра.
