Бумажные города - Грин Джон
ЭНЦИКЛОПЕДИСТ96: К сожалению, нет.
ПОСЫПАЮГОЛОВУПЕПЛОМ: Там же еще висят объявы про нее. Может, кто-то просто пытался узнать, кто она такая.
ЭНЦИКЛОПЕДИСТ96: Точно. Об этом я забыл. Отстой.
КЬЮВОССТАНИЕ: Ребят, я с вами, но я пока вишу на том сайте, который составляет маршруты — мне его Радар показал.
ЭТОБЫЛАПРОБЛЕМАСПОЧКАМИ: Ссылку?
ЭНЦИКЛОПЕДИСТ96: У меня новая теория. Она придет на вручение дипломов и сядет вместе с гостями.
ЭТОБЫЛАПРОБЛЕМАСПОЧКАМИ: А у меня старая теория. Она где-нибудь в Орландо, ржет над нами, радуясь тому, что стала центром нашей вселенной.
ПОСЫПАЮГОЛОВУПЕПЛОМ: Бен!
ЭТОБЫЛАПРОБЛЕМАСПОЧКАМИ: Прости, но я абсолютно прав.
Они еще какое-то время говорили о Марго, а я пытался проследить ее маршрут. Если она не хотела, чтобы мы нашли эту карту, — а судя по тому, что та была сорвана со стены, она этого не хотела, — мне оставалось считать, что мы собрали все оставленные ею подсказки плюс кое-что еще. Значит, информации у меня было достаточно. Но я все равно был еще очень далек от нее.
19
Просидев в понедельник утром три часа над восемью сотнями слов из Овидия, я шел по коридору с ощущением, что мозги сейчас польются из ушей. Но я нормально справился. Теперь меня ждал полуторачасовой обеденный перерыв, которого должно было хватить, чтобы расплавленный мозг застыл перед вторым экзаменом. У шкафчика меня ждал Радар.
— Я только что испанский подзавалил, — сказал он.
— Я уверен, что все у тебя там в порядке.
Радара ждал Дартмутский колледж с огромной стипендией. Он был жуть какой умный.
— Не знаю, чувак. Во время устной части я засыпал на ходу. Слушай, я полночи не спал, программой занимался. Она крутейшая. Выбираешь категорию — район какой-нибудь или семейство животных — и видишь первые фразы статей по этой теме, до сотни на одной странице. Например, тебе нужен конкретный вид кролика, а вспомнить ты его не можешь. Она собирает тебе все статьи про кроликов, и ты читаешь все за три минуты.
— Ты этим перед выпускными занимался? — спросил я.
— Да, я понимаю. Я тебе пришлю. Крайне занимательная вещь.
Подошел и Бен.
— Кью, клянусь, мы вчера с Лэйси до двух ночи сидели на этом сайте с маршрутами. Мы проложили все возможные пути между Орландо и теми пятью точками, и я понял, что все это время заблуждался. Марго не тут. Радар прав. Она вернется на вручение.
— С чего ты взял?
— Время подходит идеально.Чтобы доехать от Орландо до Нью-Йорка, потом до гор, потом до Чикаго, потом до Лос-Анджелеса, а потом вернуться в Орландо, нужно почти ровнодвадцать три дня. Плюс к тому шутка хоть и идиотская, но вполне в духе Марго. Заставить всех подумать, что собираешься наложить на себя руки. Создать тайну, чтобы все обратили внимание. А потом, когда интерес к тебе идет на убыль, появиться на вручении дипломов.
— Нет, — возразил я. — Исключено.
Я к этому времени уже достаточно хорошо понял Марго, чтобы так говорить. Внимание ей было нужно. В это я верил. Но Марго делала это все не ради прикола. Она от таких штук кайф не ловила.
— Говорю тебе, старик. Жди ее на вручении. Она появится.
Я лишь покачал головой. Поскольку сегодня все обедали одновременно, столовая была забита под завязку, так что мы воспользовались правом старшеклассников поесть в другом месте и поехали в «Вендис». Я старался сконцентрироваться на математике, но мне в голову начали закрадываться мысли, что, может, существуют какие-то еще ниточки, ведущие к Марго. Если Бен прав насчет того, что на такую поездку надо двадцать три дня, то это очень интересная тема. Может быть, именно это длинное путешествие в одиночку она и планировала в своем черном блокноте. Всего эта теория не объясняла, но она, по крайней мере, сходилась со страстью Марго к планированию. Хотя на нее саму это не выводило. В разорванную карту булавку вставить сложно, а если цель движется — то еще сложнее.
После длинного экзаменационного дня я почти с облегчением вернулся к уютной непролазности «Песни о себе». Я дошел до странного куска — после того как Уитмен долго слушал и слышал людей, путешествовал с ними бок о бок, он вдруг прекращает и слушать и даже просто к кому-либо ходить, он начинает становитьсядругими людьми. Ну, как бы вселяться в них в прямом смысле слова. Он рассказывает о капитане корабля, который спас всю команду, но погиб сам. И Уитмен уверяет, что поэт может рассказать эту историю, потому что сам стал этим капитаном. Он пишет: «Я сам этот шкипер, я страдал вместе с ними». А еще через несколько строк становится окончательно ясно, что Уитмену больше не надо слушать, чтобы стать другим человеком: «У раненого я не пытаю о ране, я сам становлюсь тогда раненым».
Я отложил книгу и лег набок, глядя на окно, которое вечно нас разделяло. Недостаточно просто видеть или слышать ее. Чтобы найти Марго Рот Шпигельман, надо стать Марго Рот Шпигельман.
А я сделал многое из того, что могла бы сделать она: я склеил самую невероятную пару на выпускной. Я унял псов кастовых войн. Я прижился в доме с крысами и привидениями, где она выдумывала свои лучшие планы. Я видел. Я слушал. Но я пока еще не мог стать раненым.
На следующий день я со скрипом сдал физику и основы управления государством, а потом до двух ночи дописывал работу по «Моби Дику». Я решил, что Ахав был героем. Особых оснований для такого вывода у меня не было — особенно с учетом того, что роман я не читал, — но я так решил и соответствующим образом изложил свои мысли.
Сокращенная экзаменационная неделя означала, что в среду у нас последний день. И очень сложно было не думать о том, какое все последнее-препоследнее: вот я последний раз стою у репетиционной в кругу своих друзей под сенью дуба, который защищает от солнца уже не первое поколение порядочных оркестрантов. Последний раз ем пиццу в столовке с Беном. Последний раз сижу за партой и пишу экзаменационное сочинение, так вцепившись в ручку, что пальцы сводит. Последний раз смотрю на эти часы. Последний раз вижу в этом коридоре Чака Парсона с полуулыбкой-полуухмылкой. Боже. Я уже начал скучать по Чаку Парсону. Заболел, что ли.
Марго, наверное, так же себя чувствовала. Она все тщательно спланировала, наверняка она заранее знала, что уезжает, и не могла совершенно избежать этих чувств. У нее ведь со школой тоже приятные моменты были связаны. А в последний день плохое вспоминать сложно. Марго тут, так или иначе, жизнь прожила, как и я. Пусть город бумажный, но воспоминания-то — настоящие. На меня нахлынули мысли обо всем, что со мной тут произошло, о любви, жалости, сострадании, насилии и злобе. Эти беленые стены из шлакоблока. Мои белые стены. Белые стены Марго. Мы так долго были тут пленниками, застряв в них, как Иона во чреве китовом.
В течение дня я то и дело задумывался о том, что, может, именно из-за этого она распланировала все так тщательно и точно: даже если ты хочешь убежать, чувства тебя не отпускают, и сделать это очень тяжело. Для этого нужна предварительная работа, и, быть может, она именно этим и занималась, составляя в торговом центре свои планы: готовясь мысленно и эмоционально, воображая себе свою дальнейшую судьбу.
У Бена с Радаром была сверхдолгая репетиция — оркестр должен был играть на вручении дипломов «Торжественный и церемониальный марш», и они хотели сделать это безупречно. Лэйси предложила подбросить меня домой, но я решил разобрать свой шкафчик, поскольку не хотел возвращаться сюда еще раз — я боялся, что захлебнусь от этой идиотской ностальгии.
Там был настоящий срач: наполовину шкафчик был забит мусором, наполовину — учебниками. Я вспомнил, как Лэйси сказала, что у Марго книжки лежали аккуратной стопкой, словно она намеревалась вернуться в школу на следующий день. Я подтащил мусорное ведро к дверце. Сначала я сорвал фотку, на которой мы с Радаром и Беном скривили идиотские рожи. Ее я убрал в рюкзак, а потом начал разбирать накопившуюся за целый год мерзость. Ужаснейшее занятие: жвачка, завернутая в обрывки тетрадных листов, закончившиеся ручки, жирные салфетки. Все это перекочевало в ведро. А параллельно я размышлял: «Я делаю это в последний раз, больше я сюда не приду, этот шкафчик больше не мой, мы с Радаром больше не будем переписываться на математике, я больше никогда не увижу Марго в другом конце коридора».Впервые в моей жизни столько всего сразу происходило в последний раз.
