Залив Голуэй - Келли Мэри Пэт
— Прости меня, a stór. Мамина деточка, мамина маленькая девочка.
В полной темноте лишь ощущение утоптанной земли и краев углубления под ногами подсказывало мне, что я на тропе. Так я и шла: шаг правой ногой, шаг — левой, шаг — правой, шаг — левой.
— Господи Иисусе, Дева Мария и Святой Иосиф! Спасите и защитите меня! — крикнула я. Как далеко я уже зашла?
Вверху тускло мелькнул огонек.
— Онора!
На возвышенности стоял Майкл с куском горящего торфа перед собой.
— Онора, вот вы где! Я уже начал волноваться. Это какой-то особенный туман. Пойдемте, пойдемте, мы с мальчиками уже приготовили вам ужин.
Мы сидели у родного очага, ели вкусную рассыпчатую молодую картошку нового урожая, и я не уставая приговаривала, как здорово готовят мои мальчики. Я держала Бриджет на руках, а Майкл и наши сыновья рассказывали о своей поездке верхом в каштановую рощу возле Барны.
— Первым делом, Пэдди, расскажи маме, что особенного было в тех деревьях.
— Они совсем старые, мама, старые, старые, старые.
— А почему это еще так важно? — подсказал Майкл.
— Потому что… — начал Пэдди и продолжил нараспев: — Потому что Ирландия трижды одевалась и трижды раздевалась донага.
— Молодец, Пэдди, очень хорошо, — похвалила его я.
— Трижды, — повторил Джеймс. — Трижды, трижды.
— Он, мама, не знает, что «трижды» — это означает три раза.
— Нет, знаю, — обиделся Джеймс. — Три, три, три!
— А что тогда означает «трижды одевалась и трижды раздевалась донага»?
— Это значит, — сказал Пэдди, — что они трижды рубили наши деревья.
— Они?
— Ну, плохие люди.
— Так было проще сказать ему, чем объяснять про викингов, нормандцев, Кромвеля и всех остальных, — обьяснил Майкл.
Я кивнула.
— Одна и та же история, только персонажи разные, — сказала я.
— В Ирландии, мама, раньше высокие деревья были повсюду, но сейчас они растут только вокруг больших домов. Но после нашего набега у нас теперь тоже будут собственные деревья, — заявил Пэдди.
— После нашего набега! — воскликнул Джеймс.
— Мы там подкрадывались! — сказал Пэдди.
— На четвереньках, — добавил Джеймс.
— И папа тоже, мы все, мама, крались через лес, пока не добрались до самого высокого каштана. А потом мы бросали палки и камни по веткам, — продолжал Пэдди.
— И я тоже бросал, мама.
— Помолчи, Джеймси, сейчас я рассказываю, — оборвал его Пэдди. — Так вот, палки и камни…
— Пэдди здорово бросал, — снова перебил его Джеймс. — Сильно.
— Да, — подтвердил Пэдди. — Скажи, папа?
— Вы оба были молодцами. А когда каштаны упали, мы тут же схватили их и побежали домой, распевая на ходу «Запад проснулся». А ну-ка, мальчики, давайте.
Мальчишеские тонкие голоса присоединились к глубокому баритону Майкла:
— И, как всегда, в авангарде войск О’Коннора
К победе рвутся все кланы Коннаута.
Они запинались, озвучивая сложный текст, но припев подхватили стройным хором:
— Запад встал ото сна!
Запад проснулся!
Они повторяли это снова и снова. Я хлопала им в ладоши, а Бриджет смеялась.
— А теперь сделаем вот что, — сказал Майкл, обдирая с их добычи зеленую колючую кожуру.
Он проделал в двух каштанах отверстие и продел туда по куску веревки.
— Смотрите, — продолжал он, — я взмахну, и каштан в моей правой руке атакует другой, тот, что в левой.
Он сделал быстрое движение запястьями, и каштаны столкнулись, ударившись друг о друга.
Мальчики были в восторге.
— Дай мы сами попробуем, папа! Дай нам!
Пэдди взял один, Джеймси — второй.
— Понаблюдаем за ними, — шепнул мне Майкл. — По тому, как мужчина обращается с таким каштаном, можно определить его характер.
Пэдди сразу крутанул веревку, направив свой снаряд прямо в каштан Джеймси, но тот убрал свой и тут же нанес удар в ответ. Последовало сильное соударение, однако ни один из каштанов на раскололся.
— Это прекрасное сочетание для братьев, — сказал Майкл. — Я имею в виду мозги Джеймси и силу Пэдди. Один планирует стратегию, а второй наносит мощный удар.
Я засмеялась:
— Но, Майкл, Джеймси еще нет и трех лет, а Пэдди — всего пять.
— Тем более, самое время начинать. Но в этом есть еще один очень важный урок. Эй, слушайте меня внимательно.
Сыновья тут же притихли и подняли глаза на отца.
— Будете держаться вместе, и никто вас не одолеет. Видите мои пальцы? — Он вытянул вперед растопыренную пятерню. — Джеймси, возьми один папин палец и согни его назад.
— Я не стану делать больно своему папочке.
— Тогда я это сделаю, — заявил Пэдди и, решительно схватив Майкла за мизинец, надавил на него.
— Ой-ой-ой! — воскликнул Майкл и, вскочив с места, принялся кружить по комнате.
Мы с мальчишками и Бриджет покатывались со смеху. Потом Майкл остановился и сжал пальцы в кулак.
— Теперь смотрите сюда. Мои пальцы сжаты в кулак. Я крепко держу их вместе. А теперь, mo bouchaill, мой мальчик, попробуй согнуть его сейчас.
Пэдди не удалось даже сдвинуть палец с места.
— Сейчас они сильны, потому что все эти ребята держатся вместе. Вместе. Вы все поняли, мальчики?
— Мы поняли, папа, — быстро ответил Пэдди, а Джеймси все кивал и кивал, потряхивая своими пухлыми щечками.
— А теперь — спать, — объявила я.
Мы устроили детей на тюфяк с соломой у очага.
— Расскажи нам какую-нибудь историю, папа, — попросил Пэдди.
— Истории будем рассказывать днем, — сказал Майкл. — А завтра нас ждет работа.
Я уложила Бриджет в грубоватую колыбель, которую Майкл сделал своими руками, а сама растянулась на нашем набитом соломой матрасе.
Майкл нашел в лесу bogdeal — окаменевшую древесину времен, «когда Ирландия была вся одета лесами», — и бросил в огонь. Пламя сначала стало голубым, как цветы на холме Джентиан Хилл, а затем — пурпурно-красным, как фуксии, которые расцветут перед нашим домом.
— Майские цветы в октябре, — сказала я Майклу.
Он снял штаны и улегся рядом со мной. Я укрыла его одеялом.
— Лежим тут, в тепле и уюте, — везет нам. А Майра мается там в своей тюрьме, — тихо сказала я.
Майкл крепче прижался ко мне.
— Такое чувство, что она расплачивается за наше с тобой счастье. Это просто невыносимо.
— Майра сильная, — ответил Майкл.
— Я уже устала слышать это. Что означают эти слова? Она что, страдает меньше оттого, что сильная? Она напугана, Майкл. Майра никогда и ничего не боялась, но этот агент — жесткий и суровый человек. Старый майор позволил этому Джексону привести сюда миссионеров.
— Миссионеров? Я что-то не понял, Онора.
— Чтобы обратить нас в протестантскую веру. Мы — дикари, язычники, и поэтому не должны иметь приличной земли. Ты на своих плечах вынес на поля огромное количество водорослей, мы столько садили, обрабатывали эту землю, пропалывали, ждали урожая, и после всего этого Джексон рвется поднять ренту и выгнать нас отсюда. И все потому, что Джонни Лихи утонул, а отец Джилли не разрешил Майре выйти замуж снова.
Майкл обнял меня одной рукой.
— И никакая она не сильная, — тем временем продолжала я. — Точнее, это флиртующая и развязная Жемчужина сильная, а Майра — Майра как раз напугана, как и я.
— Тс-с-с, Онора, тс-с-с.
— Майкл, этот преподобный Смитсон, он хочет забрать у нас и Пресвятую Богородицу тоже.
— Успокойся, a stór, — остановил меня Майкл, — они не могут изгнать с земли Деву Марию. Ирландия принадлежит ей.
— Могут, могут, если она задолжает им ренту, — возразила я и тяжело вздохнула. — Ох, Майкл, я так волнуюсь. Этот Джексон — совсем другое семя, другая порода. Он ненавидит нас. И ему известно, что ты находишься на земле Маллоя. От лендлордов наших нам никогда не было особой пользы, однако от них никогда не веяло таким ледяным холодом и неприкрытой ненавистью, как от Джексона. Этот холод доходит до моего сердца и пронизывает до костей — как в тумане. И это ужасный туман, Майкл.
