Залив Голуэй - Келли Мэри Пэт
Майра по-прежнему пыталась при случае тайно передавать нам еду, но ей приходилось быть очень осторожной, потому что старый майор приказал арестовать Уинни Лайонс только за то, что она как-то взяла две головки капусты.
Мы прошли за Джонни Огом на кухню, где у плиты стояла Майра. У ее ног крутились Томас, которому было четыре года, и ее самый младший сын двух лет. Она назвала его Дэниел О’Коннелл Пайк.
— С его кудрями и пухлым носом — разве он не копия нашего Освободителя? И это приводит старого майора в ярость! — сказала она.
Трое прекрасных мальчиков. С детьми Майры все было в порядке. Голодных ртов здесь не было.
— Ну, это совсем не так, — недовольно проворчал какой-то мужчина, сидевший за кухонным столом.
— Я тут готовлю завтрак для мистера Джексона, — пояснила Майра. — Он предпочитает, чтобы вокруг него никого не было, когда он ест.
— А что это за женщины? — спросил он.
— Моя сестра, миссис Келли, и моя бабушка, миссис Кили. А этот благовоспитанный молодой человек — Абнер Джексон, новый агент майора Пайка.
— Хм-м, — неопределенно промычал тот.
Майра зачерпнула что-то из котла и насыпала в миску.
— Овсяная каша, — сказала она нам. — Мистер Джексон начинает свой завтрак с овсянки, затем идет яичница из трех яиц со множеством ломтиков бекона. Я ничего не перепутала, мистер Джексон?
И снова ответа не последовало.
— Мистер Джексон родом из Северной Ирландии, — заметила Майра. — Свои слова он расходует так же, как свои деньги, — крайне экономно. Он всегда говорит мне, чтобы я берегла дыхание, когда буду студить свою овсянку, как будто не понимает, что я такого не ем вообще.
Джексон сидел, не поднимая головы, и методично загружал густую кашу в свой рот, медленно и основательно.
Такого из себя не вывести, так что Майра напрасно его поддевала. Мы с бабушкой стояли неподвижно, и Дэниел начал хныкать.
— Джонни Ог, забирай своих братьев и идите поиграть в нашу комнату.
Майра интонацией выделила слова «братьев» и «нашу». Джонни Ог взял Томаса за руку, а Дэниела поднял на свое бедро, после чего они ушли.
— Воспитанные детки, хорошо себя ведут, не правда ли, мистер Джексон? — сказала Майра.
Тот доел свою овсянку. Майра поставила перед ним тарелку с яичницей, поджаренной на сале, и еще одну — с нарезанным беконом.
— Мистер Джексон, когда ест, любит, чтобы было много жира и много мяса. А к картошке даже не притрагивается, хоть я и говорила ему, что она очень вкусная и что он многое теряет. А молоденькая картошка такая тугая и сладкая, — сказала она и нагнулась так, чтобы ее пышная грудь оказалась прямо у него перед носом.
— Иезавель[35], — сказал он.
— Иезавель? — переспросила Майра. — А кто она вообще такая, эта Иезавель?
И снова Джексон ничего не ответил. Я взглянула на бабушку. Что Майра творит? Она что, хочет, чтобы он вспылил?
— Тебе следует внимательно почитать Библию, — сказал Джексон.
— Мистер Джексон желает обратить нас в свою веру, правда, мистер Джексон? Он подговорил майора привезти сюда миссионеров из Лондонского Библейского общества. И теперь они строят на территории поместья свою церковь и школу. Они обещают учить наших детей, а нашим мужчинам — дать работу. И все, что нам для этого нужно, — всего лишь «соскочить», стать протестантами. Я все правильно говорю, мистер Джексон? А еще я объяснила мистеру Джексону, что по-ирландски «соскочить» — это все равно что «отступить».
Джексон, не сводя глаз с тарелки, резал и жевал свою яичницу с ветчиной молча и сосредоточенно, точно находился на кухне один.
— Наша религия делает нас дремучими дикарями, — сказала Майра нам с бабушкой. — Так они решили у себя в Лондоне. И теперь этот главный миссионер, преподобный Смитсон, как его здесь зовут, готов выдать прекрасную Библию в кожаном переплете всякому, кто «соскочит». Но только один человек принял такой дивный подарок. Я ничего не путаю, мистер Джексон?
И снова молчание.
А Майра тем временем продолжала:
— Зовут этого человека Паки Бейли — простой парень, но такой радостный и исполнительный. Преподобный Смитсон сказал Паки поносить папу и всех епископов, и Паки повторил все, что ему наговорил преподобный. «Я осуждаю вавилонскую блудницу, сидящую на троне в Риме», — сказал он. Ясное дело, что Паки понятия не имел, что все это означает, но был горд собой до невозможности и так важно выпячивал вперед грудь, осуждая то одного, то другого. И все потому, что послушать это заставили прийти каждого арендатора и каждого батрака в этом поместье. — Майра сокрушенно покачала головой, вспоминая эту сцену.
— Но потом преподобный Смитсон захотел, чтобы Паки повторил фразу: «Я осуждаю поклонение женщине, родившей Иисуса Христа». Однако, когда Паки уже должен был произнести «женщине, родившей Христа», у него в голове что-то щелкнуло и он вдруг сообразил, что кроется за этими словами. «Неужто вы говорите о Деве Марии, нашей Пресвятой Богоматери?» — спросил он. На что преподобный Смитсон отвечал: «Нет никакой Пресвятой Богоматери. Жизнь Иисусу дала обычная смертная женщина, вот и все». «Как так?» — удивился Паки.
Джексон встал.
— Довольно — прекрати!
— Но ведь моей сестре и моей бабушке интересно. Они очень хотели бы послушать конец этой истории, мистер Джексон. Вот я и говорю. Преподобный Смитсон тогда сказал: «У всех у нас есть свои матери». — «Ах, ваша честь, — отвечал ему Паки, — но моя мать любила меня. Ей было не важно, что я соображал медленнее других или что, как вы изволите говорить, я слишком глуп, чтобы отличать правду от лжи. Она любила меня и всегда говорила, что есть еще одна мать, которая тоже любит меня, — это Дева Мария, мать Иисуса; что Мария замолвит за меня словечко перед Иисусом, что она знает, когда Иисус находится в подходящем настроении, чтобы пойти к нему и похлопотать перед ним обо мне. Она скажет ему, что Паки Бейли — хороший мальчик, и тогда Иисус, чтобы сделать ей приятное, пустит меня к себе на Небеса». А затем перед всеми арендаторами и батраками, которые все это слышали — как и вы тоже, мистер Джексон, — Паки заявил: «Мне нравится жить в этом маленьком сарайчике, который вы мне дали, я готов с радостью убирать и подметать для вас, готов повторять, что папа — из Вавилона, что епископ — sliveen, человек недостойный, но я никогда и слова дурного не скажу против Марии, сэр. Потому что она — наша Пресвятая Богородица».
— Бейли — простак, — заметил Джексон.
— Да, простак, — согласилась Майра, — но не идиот. И он знает, что такое материнская любовь. Как знаю и я, мистер Джексон, не забывайте об этом. А вместе со мной это знают и мои сыновья, внуки майора.
Джексон встал из-за стола.
— Я вижу твою игру насквозь. Ты хочешь спровоцировать меня, чтобы я выслал тебя отсюда.
— Если вам будет это угодно, мистер Джексон, я могла бы уйти прямо сейчас, вместе с моей бабушкой и сестрой.
— Так ступай, — проскрипел чей-то хриплый голос.
В дверях стоял старый майор. Лицо его было еще более одутловатым и красным, чем обычно, и, направляясь к нам, он сильно хромал от своей подагры.
— Но я думал, сэр… — начал было Джексон.
— Ты слишком много думаешь, Джексон. Жемчужина может уйти в любой момент. Когда только захочет.
Мы с бабушкой вопросительно взглянули на Майру. Но та не сдвинулась с места.
— Два мальчика, разумеется, останутся здесь. Буду держать их под рукой, пока Роберт не найдет себе подходящую невесту и не женится. Даже внебрачный ребенок лучше, чем остаться вообще без наследника.
Затем он обернулся к нам:
— Вот видите? Несмотря на все, что обо мне судачат, я порядочный человек. Даже очень порядочный. Ну, и детей своих ты, конечно, больше никогда не увидишь, Жемчужина.
— Я не могу, — пробормотала Майра.
— Говори внятно, Жемчужина.
— Я не могу оставить их.
— Ты слышал это, Джексон? У этих католиков обнаруживается совершенно неуемная привязанность к собственным детям. Что абсолютно необъяснимо — ведь детей у них так много. Я вообще не понимаю, как они отличают одного от другого. Ладно, а где же плоды стараний моего сына?
