Кодекс Алеппо - Фридман Матти
Ядин – воин, политик и ученый, был героем Войны за независимость и в свое время возглавлял Генеральный штаб. Достойный представитель нового Израиля, он направлял на благо страны свое мастерство политика и немалую эрудицию. В этом Игаэль Ядин был похож на Бен-Цви. Для этих людей благо Израиля, благо науки и собственный профессиональный престиж были неразрывно связаны; никаких колебаний по поводу того, можно ли использовать государственную власть для достижения этих целей, они не испытывали. Ядин был известен как археолог, отыскивающий артефакты древнего прошлого своей страны, и его образ подтянутого лысого человека в шортах, с трубкой в зубах, осматривающего керамический черепок или заглядывающего в пещеру, известен любому в Израиле и многим за границей. Он руководил раскопками в Иудейской пустыне, в Масаде, знаменитом месте коллективного самоубийства евреев-зилотов[25], две тысячи лет назад бросивших вызов могучей Римской империи. Эти раскопки стали делом государственного значения, а также областью научных исследований. Обнаруженные человеческие останки были объявлены телами иудейских повстанцев и захоронены как израильские солдаты, в гробах, накрытых бело-голубым флагом.
Ядин был также специалистом по свиткам Мертвого моря, о которых стало известно еще два десятилетия назад, когда пастухи-бедуины, обнаружив некоторые из них в пещере Иудейской пустыни, продали свои находки антикварам. Эти свитки двухтысячелетней давности, написанные или собранные членами еврейской секты, променявшей развращенный Иерусалим на беспорочную чистоту пустыни, открыли немало новых сведений об иудаизме и истоках христианства. Отец Ядина, профессор Элиезер Сукеник, был одним их первых, кто занялся их изучением и способствовал приобретению трех свитков у иорданского торговца; это произошло 29 ноября 1947 года, в день исторического голосования во Флашинг-Медоуз. Необходимо было приобрести и другие свитки, но израильская Война за независимость и возникшие в ее результате новые непроницаемые границы делали их недосягаемыми. Сукеник умер в 1953 году, и его сын Ядин (взявший по моде тех лет новую, израильскую фамилию) продолжил дело отца.
Эти свитки, как и раскопки в Масаде, имели не просто научное значение. «Я не могу отделаться от ощущения, – писал Ядин, – что есть нечто символическое в обнаружении и приобретении этих свитков в самый момент образования Государства Израиль. Будто эти свитки две тысячи лет, с того самого момента, как рухнула независимость Израиля, ждали в пещерах, пока народ Израиля вернется в свой дом и вновь обретет свободу». Они хранятся в национальном музее, в специальном здании, известном как Храм Книги; там ты вначале идешь по темному коридору, среди стен из грубого камня, оставляющих впечатление, что ты попал в пещеру, и наконец оказываешься в круглом помещении, похожем на часовню.
В 1960 году, за семь лет до Шестидневной войны, Ядин получил письмо от неизвестного священника из Виргинии, предлагавшего ему купить еще несколько свитков Мертвого моря. Автор этого письма, которого Ядин называл в переписке господином Зет, послал израильтянину образчик товара, который, по его словам, находился у иорданского торговца с Западного берега. «И верно, – писал Ядин, – в конверте находился фрагмент свитка, завернутый в фольгу от сигаретной пачки и помещенный между двумя кусками картона. Для большей сохранности к оборотной стороне фрагмента была приклеена английская почтовая марка и гуммированная бумага». Ядин решил, что свиток подлинный, и они сговорились о цене – сто тридцать тысяч долларов. Ядин дал посреднику полторы тысячи на поездку в Иорданию плюс десять тысяч аванса. Далее господин Зет, посредник, написал, что торговец с Западного берега теперь просит двести тысяч. «Это наиважнейшее историческое открытие. Нет сомнения, что речь идет о книге Бытие, – писал он. – Торговец жизнью своей поклялся! Фрагмент, который вы получили, – это ключ. Не потеряйте его!» Весной 1962 года господин Зет написал еще одно письмо и потом исчез навсегда, вместе с авансом. «Я время от времени проверяю перечни артефактов из Иордании, выставленных на продажу, нет ли упоминания, – написал Ядин, имея в виду этот загадочный свиток. – Но никаких его следов не появилось». Ядин, как и Бен-Цви, ничего не забывал, и в конце концов тоже был вознагражден.
Когда в 1967 году вспыхнула Шестидневная война, Ядин был отозван на службу в качестве военного советника премьер-министра Леви Эшколя. Тем не менее война была не единственной его заботой. В первый день боевых действий иорданцы открыли ураганный артиллерийский огонь по Западному Иерусалиму, и один из снарядов чудом не попал в Храм Книги. Этот же снаряд едва не угодил в здание кнессета, стоящее рядом с Храмом Книги, но это, похоже, взволновало Ядина меньше. Когда израильтяне подступили к Старому городу, один из руководителей операции связался с генералом Ядином. Офицер был обеспокоен тем, что может пострадать Археологический музей Рокфеллера, где находится коллекция свитков Мертвого моря. Ядин послал в музей двух профессоров Еврейского университета, чтобы они, проехав под огнем в бронированном вездеходе, проверили состояние свитков.
Когда израильские войска пробивались к Западному берегу, Ядин вспомнил про того сомнительного посредника, господина Зет, и про историю со свитками и сообразил, что торговец с Западного берега теперь подпадает под действие израильских законов. Как Бен-Цви в своих стремлениях заполучить «Корону», так и Ядин сразу же обратился к верхушке правительства. «С одобрения премьер-министра, – писал он, – Генеральный штаб передал в мое распоряжение подполковника военной разведки». Стоит на минуту вдуматься в эту фразу: в самый разгар войны, ставшей для израильтян борьбой за выживание нации, с участием тысяч пехотинцев, танкистов и летчиков Израиля и трех его соседей, погибающих на полях сражений, премьер-министр страны тратит время (пусть даже речь идет о нескольких минутах) на книгу Ядина.
Подполковник был начальником Саттона. В письме, полученном Рафи, когда он примчался на своем «понтиаке» на базу, содержалось указание иерусалимскому отделению военной разведки, месту службы Рафи, послать в Восточный Иерусалим офицеров для розысков человека, имеющего в своем распоряжении один или несколько свитков Мертвого моря. Про человека знали лишь то, что зовут его Дино. Эту операцию следовало провести немедленно, пока Дино не вполне осознал факт победы израильтян и не исчез или не спрятал свитки. Рафи помнилось, что он еще был в расположении штаба, когда десантники, находящиеся в Старом городе, объявили, что Храмовая гора и Стена Плача теперь находятся в руках израильтян.
Рафи с подполковником снова залезли в «понтиак» и в сопровождении еще одного реквизированного автомобиля помчались назад к Воротам Мандельбаума. Улицы затопили ликующие толпы евреев – они шли к освобожденной Стене Плача, хотя бои еще продолжались. Встревоженный солдат пытался сдержать толпу. Рафи и его люди решили добраться до Восточного Иерусалима окольным и более опасным путем. Они выехали на улицу Саладина, главную торговую магистраль бывшего иорданского сектора, уставленную сгоревшими легковушками и грузовиками, а оттуда двинулись к югу, к Дамасским воротам, ведущим в Старый город. Там Рафи нашел двух сержантов десантных войск, которые стерегли несколько сот арабов, стоящих с поднятыми руками лицом к стене. Судя по всему, это были иорданские солдаты или полицейские. Один из них в довольно чистой униформе защитного цвета перехватил взгляд Рафи. Рафи вывел его из ряда пленных и посадил в свой автомобиль. Мужчина был явно напуган, а Рафи, хладнокровно перебрав в уме возможности получить ценную информацию, решил вести себя дружески и заговорил с ним на диалекте иерусалимских палестинцев. Юнис, так звали мужчину, оказался иорданским полицейским.
– Мы разыскиваем человека по имени Дино, – сказал Рафи и пообещал иорданцу, что за информацию его отпустят домой.
– Я про такого никогда не слыхал, – ответил Юнис, нервно ерзая на кожаном сиденье. И спросил, знает ли Рафи, чем тот занимается.