Кодекс Алеппо - Фридман Матти

– В договоре об опеке сказано, что манускрипт ни под каким видом не должен выходить за стены Института Бен-Цви, – добавил один из алеппских попечителей.

– Равввин был прав, когда предположил, что, выпустив хотя бы одну копию манускрипта, мы потеряем свои права на нее, – в конце концов согласился президент. Место хранения «Короны» должно оставаться в тайне, и она должна принадлежать только ее новым владельцам.

Факсимиле уцелевшей части манускрипта было опубликовано лишь четырнадцать лет спустя, в 1976 году.

В те дни история исчезновения листов «Короны» очень тревожила президента Бен-Цви, хотя для этой пропажи имелось готовое объяснение: листы уничтожены пожаром в синагоге. Тема уцелевшей в огне «Короны» неоднократно повторялась в различных историях; эта версия подтверждалась и ее внешним видом: на «Короне» в нижних уголках страниц видны лиловатые пятна, следы огня. Тем не менее президент, казалось, считал, что не все пропавшие листы сгорели, и потому инициировал поиски уцелевших частей по всему миру.

В то время никто в точности не знал, сколько листов пропало, поскольку не было известно, сколько их было вначале. Нумерация страниц отсутствовала. Вскоре после получения «Короны» Бен-Цви набросал расчеты синими чернилами на клочке бумаги, найденном мною в одной из папок архива, и пришел к выводу, что первоначально манускрипт состоял из трехсот восьмидесяти листов. Двести девяносто четыре имелись в наличии, откуда следовало, что не хватает восьмидесяти шести листов, то есть меньше четверти манускрипта. На самом деле оригинальный манускрипт, как впоследствии доказали ученые, содержал около пятисот листов, из них недоставало приблизительно двухсот, что составляет 40 % объема «Короны».

«Президент просит проверить, нет ли возможности найти и спасти отсутствующие листы “Короны”», – написал Бенайау одному алеппскому равину, проживающему в Буэнос-Айресе. До Иерусалима дошли слухи: кто-то сказал, что листы спрятаны «рядом с вестибюлем» здания, известного как «Дом с оливами», которое находится неподалеку от главной синагоги Алеппо. Бен-Цви попросил отыскать в Нью-Йорке кого-нибудь, кто мог бы найти знакомых в Алеппо, чтобы они проверили эту версию. Кто-то другой рассказал, будто эти листы брошены в сухой колодец во дворе самой синагоги. Президент самолично написал проживающим в Нью-Йорке беженцам из Алеппо и послал израильского дипломата совершить турне по Южной Америке и проинтервьюировать всех, кто мог что-то знать о «Короне».

Информация, поступившая от одного из беженцев, которого этот дипломат обнаружил в Рио-де-Жанейро, бывшего казначея общины Яакова Хазана, озадачивала: Хазан уверял, что видел книгу уже после пожара, и вроде бы почти все листы были на месте. «Демонстрируя, что он имеет в виду под пропавшей частью, Хазан показал мне брошюрку толщиной не более пяти миллиметров, – написал этот дипломат президенту Бен-Цви из Бразилии в ноябре 1961 года. – Назвать точное количество он не мог, но по сравнению с объемом “Короны” отсутствующая часть могла составлять порядка десяти листов». Бен-Цви не поверил словам казначея. Машинописный отчет этого дипломата сохранился в архиве Института Бен-Цви, и около странного свидетельства из Рио-де-Жанейро стоят слова: «Полный абсурд. Не хватает около ста листов».

Между тем при поисках пропавших листов «Короны» президент и его люди упустили одну возможность. Человек, который в точности знал, в каком состоянии была спасенная из синагоги «Корона», много лет назад сбежал в Израиль и перебивался там в бедняцком квартале Тель-Авива, изготовляя совки для мусора и лейки для полива цветов. Речь идет об Ашере Багдади, отце Бахийе. Пока разыскивали и опрашивали беженцев в Южной Америке, про старого смотрителя синагоги, живущего теперь в Тель-Авиве, все позабыли. Он умер в 1965 году.

К этому времени и самого Бен-Цви не было в живых, он скончался двумя годами раньше. А с уходом неутомимого энтузиаста поиски постепенно прекратились.

3. Офицер разведки и свиток

«Понтиак» адвоката мчался по пустынным улицам, направляясь к старой границе между Восточным и Западным Иерусалимом, потом пересек ее. Со стороны Старого города, где иорданские войска все еще держали оборону, доносилась стрельба. Это было 7 июня 1967 года, на третий день Шестидневной войны.

«Понтиак» в тот момент находился в распоряжении израильских сил безопасности, и в нем сидел новый водитель – Рафи Саттон, уроженец Алеппо, которого мы в последний раз видели сразу после его прибытия в Израиль на морском берегу на севере страны. «Дорогой солдат, – говорилось в записке, которую хозяин машины, адвокат из Хайфы, оставил на приборном щитке, когда армия реквизировала ее за несколько недель до начала войны, – пусть этот автомобиль доставит тебя целым и невредимым к месту назначения. И пожалуйста, береги ее!»

Саттон, теперь уже тридцатипятилетний мужчина, служил офицером военной разведки. Так уж случилось, что поставленная перед ним задача к войне отношения не имела. Но она отвела ему некую роль в истории манускриптов, гораздо более знаменитых, чем тот, что был переправлен в Израиль из его родного города; и это пример того, какую важность придавали старинным текстам в израильских коридорах власти и какие усилия готовы были приложить для их приобретения.

Острый ум Саттона и родной арабский язык помогли ему пробиться в отдел израильской разведки, управлявший агентами в иорданском секторе Иерусалима. Там собирали досье, вербовали осведомителей и принимали от них сообщения в надежных убежищах вблизи границы. Саттон открыл для себя, что наиболее полезные контакты в разделенном Иерусалиме 1950 года завязываются при посещении так называемых Ворот Мандельбаума, пункта на линии раздела еврейской и арабской частей Иерусалима, где в 1949 году встретились израильские и иорданские офицеры, чтобы выработать соглашение о перемирии, в результате которого город был разделен. Сменив свой сирийский диалект на местный палестинский, Саттон приходил туда поболтать с иорданцами. Одним из своих первых успехов в разведке он обязан иорданскому офицеру, поверившему, что делится секретной информацией с арабским лидером, тогда как на самом деле человек, которого этот офицер принимал за связного этого лидера, работал на Саттона. Через несколько лет успешной работы иорданцы захватили одного из связных Саттона, пробиравшегося вдоль границы на одну из своих встреч, и эта сеть распалась. Самуэль Нахмиас, помощник Саттона, работавший с ним в те годы, помнит, как его начальник разгуливал по Иерусалиму, по обыкновению арабов перебирая четки. Самуэль рассказывал, что у него самого, прямого и безапелляционного, как все уроженцы Израиля, терпение во время отчета информаторов иссякало минут через двадцать; Саттон же, выросший в арабском мире и привыкший к долгим беседам, полным обиняков, мог выслушивать их часами. И информация, добытая Саттоном, всегда была точнее и ценнее. Эти таланты Саттона сыграли роль и в истории «Кодекса Алеппо», когда много лет спустя, пытаясь пролить свет на судьбу «Короны», он применил их, общаясь с членами своей общины.

Этот сирийский еврей славился умением манипулировать людьми – его помощник Нахмиас говорил, что он способен «убедить повеситься одних», чтобы это спасло других. Больше чем через сорок лет после окончания войны я сидел у него в квартире, когда ему позвонил с какой-то просьбой сын одного из его палестинских информаторов пятидесятых годов; старый вербовщик, которому почти исполнилось восемьдесять, все еще заботился о своих людях. Поговорив по телефону, он продолжил свой рассказ про реквизированный «понтиак», который катил в сторону Восточного Иерусалима. На Синае колонны египетских танков и артиллерии беспорядочно отступали к югу; на севере авиация новой родины Саттона уничтожила авиацию родины прежней. Израильские войска контролировали большую часть иорданского сектора Иерусалима, откуда всего два дня назад войска молодого короля Хусейна, нарушив перемирие, перешли в наступление. Израильские десантники сгруппировались в северо-восточной части Старого города, там, где девять веков назад крестоносцы герцога Готфрида Бульонского разбили лагерь и готовились идти на приступ городских стен. Рафи должен был присоединиться к десантникам. Он в жизни не бывал в Восточном Иерусалиме, добирался только до контрольно-пропускного пункта у Ворот Мандельбаума, но разведывательные операции, которыми он руководил, позволяли ему ориентироваться там почти с закрытыми глазами. И вот, когда он летел в своем «понтиаке» по пустым и мрачным улицам, пьяный от скорости, его настиг внезапный приказ вернуться на базу и получить новое задание. Там он с удивлением нашел письмо, подписанное самим премьер-министром и одним из известных генералов Игаэлем Ядином. «Я проснулся посреди ночи, – вспоминал генерал, – и вспомнил про свиток».