Бездомная - Михаляк Катажина
А вот и временный контракт – пока на три месяца.
– Какой же ты у меня замечательный, шеф, – обрадовавшись, пробормотала Кинга.
Завтра она назначит встречу хозяину квартиры и перепишет договор на себя, чтобы быть независимой от Аси. Она не хотела быть неблагодарной по отношению к журналистке, но стремилась быть свободной и ни от кого не зависеть. И если Ася считает себя ее подругой, то должна это понять.
Домой она возвращалась в полуобморочном – от усталости – состоянии, но чувствовала себя счастливой.
Однако стоило ей увидеть горевший в комнате свет, как ощущение счастья вмиг испарилось.
Они ее ждали! Оба! Словно два грифа, терпеливо висящие в небе над своей жертвой, пока та не испустит дух, чтобы затем броситься на нее и разорвать в кровавые клочья. Что нужно Асе – это понятно: материал для очередной блестящей статьи. Но чего хочет Чарек? Сделать Кинге очередного ребенка и в третий раз бросить ее, назвав потаскухой?
Медленно, как будто каждый шаг отнимал день жизни, поднималась Кинга по лестнице и шла по коридору. Дверь в квартиру не была заперта – достаточно было положить руку на дверную ручку и нажать ее, чтобы попасть внутрь. И на Кингу сразу же набросились оба, засыпая вопросами и упреками:
– Где ты была? Ты что, не могла предупредить? Почему ты исчезла на целых две ночи, а не на одну, как обычно? Мы тут себе места не находим! Мы ждали тебя – сперва к обеду, потом к ужину! Кинга, не будь такой безответственной! Мы ведь твои друзья! Мы за тебя боимся!
И она выслушивала это все молча и смиренно. Поддакивала им, когда они этого ожидали, и возражала, когда нужно было возражать, а сама мечтала лишь об одном: поскорей бы они убрались восвояси. Тогда она сможет принять горячую ванну, выпить чашку молока с медом, нырнуть в мягкую постель и спокойно уснуть – и впервые за долгое время это будет сон без сновидений…
Еще полчаса они терзали ее, чуть ли не силком запихивая в нее разогретое жаркое по-китайски, чтобы наконец – «но поклянись, что это было в последний раз!» – оставить ее в покое. Уходя, они, разумеется, пообещали завтра вернуться.
Кинга закрыла дверь, два раза повернула замок, оперлась спиной о гладкую древесину и расплакалась.
Собственно говоря, она и сама не знала, почему плачет, но чувствовала: из одного ада она угодила в другой, и из этого-то, другого, бежать уже некуда.
– Ты устала. Ты смертельно устала, – прошептала она себе самой. – Прими же ванну и отправляйся спать, как ты и мечтала. А завтра займешься делами. Перезаключишь договор аренды и сменишь замки. Тогда Ася уже не сможет приходить в твою квартиру как в свою собственную. А Чарек и подавно… Но сейчас ложись спать, Кинга. Просто ложись спать…
С того самого дня Кинга начала тщательно выстраивать свою жизнь – и это у нее получалось. Она подписала новый договор с хозяином квартиры, в котором в качестве одного из условий предусматривалась возможность регистрации на определенный срок. Теперь Кинга могла оформить новые документы, а следовательно, снова стала – официально – полноправным членом общества.
Изо дня в день она принимала свой антидепрессант, и хоть мир для нее и не заиграл разноцветными красками, ей, по крайней мере, уже не хотелось, как прежде, каждый вечер класть голову на скрещенные руки и плакать.
В «КонГардене» она трудилась с утра до ночи: приходила первой, уходила последней – и все для того, чтобы не оставалось времени на навязчивые мысли. Домой она возвращалась до такой степени уставшей, что желала лишь двух вещей: принять ванну и отправиться в мягкую постель. По субботам и воскресеньям, когда все нормальные люди отдыхают, Кинга в качестве волонтера помогала в столовке для бездомных – тоже от рассвета до заката.
Казалось бы, от такой жизни она должна была бы выглядеть изможденной, едва держаться на ногах, худеть, превращаться в тень собственной тени, но… к безграничному удивлению Аси, Кинга расцвела! Ну, «расцвела» – слишком сильно сказано, но из голубых глаз Бездомной исчезли безнадега и отчаяние. Пусть Кинга не нашла того, что искала в лесу, но определенно отыскала свое место на земле.
Это все, не переставая удивляться, говорила подруге Ася через три недели после их последней встречи – той самой, когда они у владельца квартиры переписывали договор на Кингу.
Неизменно рядом был и Чарек – он попивал чай из кружки, разрисованной кошачьими мордочками.
– Работа творит чудеса, – сказала Кинга, отвечая на слова журналистки.
– Да, а правда дарит нам свободу, – парировала Ася, выжидающе глядя на нее. Ей не хотелось говорить напрямик: «Дорогая Кинга, ты мне кое-что должна», – она надеялась, что бывшая Бездомная догадается сама.
– Через… четыре дня, – отозвалась Кинга, помолчав. – Дайте мне четыре дня, и я все расскажу. В ближайший четверг, в первый четверг марта, я не поеду туда, куда… должна поехать. Вместо этого мы встретимся здесь, и я… да, я все расскажу. Будет у тебя материал для твоего репортажа.
– Да ведь я не для этого тебе помогаю! – поспешила заверить Ася, но прозвучало это весьма неискренне. – Хорошо, я признаю, мне очень интересна твоя история и я охотно опишу ее, если, разумеется, ты согласишься; но поверь, дружу я с тобой совершенно бескорыстно.
– Тогда верни мне ключи, – поймала ее на слове Кинга. – А я верну тебе твои.
Открыв ящик, она достала связку ключей и положила перед журналисткой.
– Я стащила их у Кшиштофа после того, как вы занимались сексом в моей постели. Я хотела сделать тебе какую-нибудь гадость, поэтому воспользовалась этими ключами, полюбовалась твоей квартиркой и вышвырнула в окно твое самое красивое белье, но на более крупную подлость меня не хватило. Ключи я оставила себе – сама не знаю почему. Они были при мне, когда меня забрали в полицию. При выписке из больницы мне их отдали. Одним из них я отперла мусорный отсек, чтобы там спокойно умереть, но Каспер не позволил мне сделать этого. И вот теперь, – она пододвинула ключи к журналистке, которая остолбенело слушала ее, – я возвращаю то, что тебе принадлежит, и прошу тебя вернуть то, что принадлежит мне.
Кинга протянула руку и ждала.
Наконец Ася неохотно положила ей в ладонь запасной набор ключей от маленькой квартирки.
Кинга зажала ключи в руке, ощущая пальцами прикосновение металла, и мысленно воскликнула: «Слава Богу! Я свободна!»
– А вдруг… мало ли… с тобой что-то случится? Вдруг тебе придется уехать? – еще пыталась уговаривать ее Ася. – Или в больницу попадешь? Оставишь Каспера в запертой квартире, и бедняга умрет с голоду… Это будет на твоей совести, знаешь ли!
Ох, Кинга отлично знала, что это значит, когда на твоей совести чья-то смерть! На ее совести было уже столько всего…
– Если отъезд будет у меня в планах, я обязательно тебя предупрежу.
– Обещаешь?
– Обещаю.
Как раз сейчас наступил подходящий момент, чтобы «известить» друзей – то есть Асю и Чарека, который тоже слушал разговор, – о возможном побочном действии антидепрессанта. Но… чувствовала себя Кинга хорошо, о самоубийстве не помышляла, вкалывала день-деньской, а по ночам спала беспробудным сном… Нет. Не надо им ни о чем знать, а то она никогда от них не избавится. Они начнут ее контролировать еще сильнее, чем прежде.
Ася неохотно спрятала ключи от своей квартиры в карман и поднялась – так же неохотно, втайне надеясь, что Кинга попросит ее остаться. Еще хоть на полчасика! Но приглашения не последовало.
Журналистка с нарастающей неприязнью подумала о неблагодарных людях: протягиваешь им руку помощи, а они в нее плюют.
Она вопросительно взглянула на Чарека: обычно они уходили вместе. Но в этот вечер он тоже разочаровал ее: помотал головой.
– Я останусь ненадолго, – тихо произнес он, бросив вопросительный взгляд на Кингу.
Та неопределенно пожала плечами.
Асе не оставалось ничего, как попрощаться.
Ни он, ни она не задерживали ее.
