Ежегодный пир Погребального братства - Энар Матиас
Еще он предложил в субботу или в воскресенье утром взять меня на охоту. «Надевайте сапоги, — сказал он, — очень развезло».
4 января, продолжение
Забыл вчера записать: звонил Люси, поздравил с Новым годом и спросил, как там старик и Ноно. Очень удивилась, что я позвонил, поблагодарила за «свечки» (без комментариев); очень мило, что зашли проведать родственников. Почему она ко мне обратилась, не спросил. Я только поинтересовался, как там дедушка и брат; она ответила: ничего, держимся. Странное дело: мне вроде нечего было ей сказать, но трубка как-то не опускалась. Условились, что заеду на неделе и она покажет ферму.
5 января
Только что вернулся домой: решили с Максом прошвырнуться. На мне были резиновые сапоги, армейский свитер цвета хаки с нашивками на плечах, такие же штаны с большими карманами на бедрах — полная экипировка. Люблю массовые бренды охотничьей одежды: от названий веет промасленной древесиной, коваными прикладами ружей, роскошными пейзажами; у меня свитер марки «Перигор нуар», а брюки — «Ги дю Берри».
Когда я спросил Макса, не собирается ли он в город, тот со вздохом ответил, что придется ехать в «Зону» за новым матрасом, теперешний жидковат. «Зона» — это торговые площади к востоку от Ниора: скопление ангаров, размалеванных рекламами крупных торговых сетей, бич европейских городов. Гектары и гектары обуви, гаджетов, спортивных товаров, мебели и стоковой одежды с вкраплениями грилей, фастфудов и дешевых пиццерий. «Войдешь и не выйдешь, так и будешь ходить по кругу, — сказал Макс, — вот уж картина ада, лучше некуда». Две петлевые развязки четырехполосной автострады и с третьей стороны — высотки крупной страховой компании, — словом, отличное место для пикника. Хотя чего там, и у этого уродства есть свои плюсы: я обзавелся охотничим снаряжением, а Макс — матрасом. (Подозреваю, тут не обошлось без дамы: Макс купил заодно несколько новых простыней и пуховое одеяло, — спросить я не осмелился — в конце концов, не мое дело.)
К слову о женщинах, надо признать очевидное, с Ларой у меня полный швах. Собачимся даже в эс-эмэсках. Поселившись в деревне, я изменился, лучше понимаю какие-то важные вещи, про планету, климат, природу, жизнь, смерть, а она так и осталась (извини меня, Лара, ради бога, но так оно и есть) типичной парижанкой, зацикленной на комфорте, не понимающей, что сегодня важно для человечества. Как ни крути, но факт: сознательные фермеры нужнее для решения современных проблем, чем дипломаты, позирующие в клетчатых рубашках на фоне сельхозвыставок. Пардон, но ведь все идет прахом, везде знаки светопреставления: пожары, наводнения, чума просто какая-то, четыре всадника Апокалипсиса. (Как там звали четвертого, кстати?) Они несутся прямо на нас, и только люди почвы, а не политики могут спасти планету. Ну, может, я немного и перегнул, но публичное право и геополитика вполне бессмысленны для спасения от голода ойкумены, зуб даю! Ладно, увлекся; в конце концов, я тут всего два месяца, а уже откопал смысл жизни — между редисками мадам Матильды и торговой зоной! Это диссертация так на меня давит и выворачивает наизнанку. Или я завидую Ларе? Перед ней — четкий путь, магистраль административных конкурсов и роста по службе, иди себе и иди. Ну, что оплакивать свою жалкую участь, надо двигаться вперед!
Поехали, впереди небольшая ревизия списка литературы и сообщение для Кальве.
7 января
Наконец полноценный рабочий день. Утром принимал в «Дебрях науки» Люси (впервые у меня гости! — оказалось, нет чашек, пришлось пить кофе из стеклянных стаканов). Она принесла мне коробку шоколада — по-моему, очень мило с ее стороны; конфеты «Амбассадор», по случаю Нового года. Кстати, возьму-ка и съем одну прямо сейчас. Только лень вставать чистить зубы, доживем до завтра. На этот раз задавала вопросы Люси — ну, скорее, не задавала, это я рассказал ей всю свою жизнь (профессиональную; мне это понятно) — про перегон овец в Арьеже, про Монтайю, Прад, про полевые исследования. Про медведей, грифов, волков. (Ладно, про волков немного приврал.) Про непростую жизнь молодых пиренейских животноводов. Люси, похоже, очень заинтересовалась. Затем настал ее черед: она рассказала, как провела день и ночь в полицейском участке 22 декабря, после демонстрации в Ниоре, которая кончилась плохо. Потому и не добралась домой в тот вечер, когда отключили электричество. Вот ведь несправедливость: когда животноводы и крупные производители зерна выходят на митинги и требуют госдотаций, им можно хоть весь город разнести, спалить префектуру или забросать ее тоннами дерьма из пожарного шланга, и ничего им за это не будет. Ни разу не наказали. Они даже чего-то добиваются. А вот если экологисты борются против откачки воды из Болот Пуату (очередной скандал, миллионы евро вложены в поддержку провального сельскохозяйственного проекта и передачу общего достояния — воды в руки горстки кукурузоводов, продавшихся всяким «Декалбам» (Dekalb™) и «Байерам» (Bayer™), то сразу дубинкой по спине и в кутузку. Мир все безнадежней. Люси сказала мне, что двух активистов — доповцев («Движение охраны природы») — арестовали за «саботаж с элементами террористической деятельности» в связи с поломкой электротрансформатора. Близкие друзья, сказала она. Она утверждает, что они вообще не акционисты и противники насилия. Попросила помочь ей — сочинить коммюнике или воззвание для национальной прессы. Думаю, это хорошая идея — активно участвовать в жизни вокруг себя. Спрошу завтра у Лары.
8 января
Знаменательный день: впервые в жизни сходил на охоту. Даже разок пальнул из ружья. Встал в 5 утра, чтобы быть на месте до рассвета. На месте — прямо посреди равнины, на стыке бывших межевых полос, в нескольких километрах от деревни, между Ажассами и Ла-Тайе, а точнее, возле небольшой рощицы, окруженной полями, вместе с собакой Гари, ружьем Гари и самим Гари. Старый «ниссаи-патрол» оставлен на опушке леса. Свет сначала возникает со всех сторон, идет непонятно откуда; кажется, сочится из деревьев и камней, ползет из кустов; туман начинает светиться; пес дрожит от нетерпения и пышет паром, как настоящий дракон. Поскуливает, но не лает. Мороз кусает щеки и нос. Гари расчехляет оружие. Он выбрал ружье с двумя гладкими дульными стволами (я не сразу понял, зачем дробь запыживают — это для кучности, если верить интернету: я так же слаб в баллистике, как и в электричестве). Ружье многоцелевое, боеприпасы, по словам Гари, он на всякий случай взял разные: «Даже если случится подстрелить лишь пару ворон». На исходе ледяной ночи Гари объясняет мне, что такое «выслеживать дичь»: это значит идти по равнине со спаниелем, который «рыщет», пока не учует; и тогда собака делает стойку, чтобы обозначить присутствие дичи, и ждет подхода охотника, не теряя фазана — если это фазан — из виду (или, скорее, из нюха); затем, когда охотник изготовился, бежит к птице, чтобы вспугнуть, и, наконец, когда взлетевшая дичь подбита, находит и подносит тушку. В общем, мне все ясно. Это в теории.
Что касается практики, то сначала минусы: первый враг охотника — колючая проволока. Грех сказать, но я чуть не оставил свои бубенчики висеть рождественской гирляндой на первой же изгороди, пока Гари не сказал мне со смехом, что лучше под них подныривать или идти вдоль, между рядами, а то, неровен час, штаны порвешь. Шлепать по грязи сквозь колючку с винтовкой на перевес — конечно, я и слова не промолвил, но это больше напоминает Сомму 1917 года, чем департамент Де-Севр XXI века. Удачно совпало, как раз столетие победы в Первой мировой. И вторая смертельная опасность для нас, солдатушек — бравых ребятушек, — месиво грязи. Грязь налипает на подошвы и засасывает, опасно утягивает вглубь, хватает за ботинки, а если они чуть великоваты (как в моем случае), то с каждым шагом рискуют свалиться. О этнограф будущего, читатель этого дневника, не пытайся бежать, с тобой случится то же, что и со мной, то есть растянешься ты на пузе, и лицо твое будет вылизывать псина, и одна твоя нога будет обута в сапог, а другая — торчать голышом, и зеленое пластиковое голенище твоего ботфорта будет торчать из глины уродским кактусом у тебя за спиной, словно мимо просвистел снаряд и разул тебя смертельным дуновением взрыва! Думаю, Гари до сих пор потешается, и собака его тоже. Ну-ну-ну.
