Залив Голуэй - Келли Мэри Пэт
— Есть какая-то информация? — спросила я у Бриджет.
— Нет, — вздохнула она. — Мэрион заплатила, чтобы расклеили еще листовок. В следующем месяце мы все едем в Вирджинию. Возможно, оказавшись там все вместе, мы сможем отыскать Джеймса или его могилу.
Найти Джеймса? Неужели Бриджет допускает, что Джеймс Ньюджент жив и находится где-то в Вирджинии? Воображает, что он потерял память, но затем увидел их листовку, прочел — «рост шесть футов, стройный, золотистые волосы, золотое кольцо на пальце» — и воскликнул: «Ба! Да это же я! Я и есть тот самый парень — Джеймс Ньюджент!»?
Многие годы после того, как утонул Джон Лихи, Майра надеялась, что, может быть, он как-то спасся в море и сейчас бродит по улицам Нью-Йорка — не зная, кто он есть на самом деле, но живой и здоровый. Мне было очень тяжело поверить, что мой Майкл мертв, хотя я сама видела, как его душа покидала тело. Но когда даже тела нет… Неужели Бриджет станет ждать дальше, лелея свою безнадежную любовь и храня в памяти образ, за которым нет ничего реального?
Кортеж проследовал мимо нас. Величественные похороны, дань уважения этому человеку. Только посмотрите, как мы чтим нашего великого президента! Этими торжественными церемониями мы сделали для него все, что могли. Теперь он мог бы вернуться. Но мертвые не возвращаются. Только не в этот мир. Джеймс Ньюджент никогда не прочтет эту листовку о себе.
Лишь к июлю 1865 года все наши мальчики вернулись домой. Пэдди и его Ирландская Бригада прибыли 1 мая. А сейчас ирландские семьи со всего Чикаго собрались перед церковью Святого Патрика, чтобы приветствовать Ирландский Легион. Три года назад уезжало девятьсот человек. Вернулось только триста. И среди них Джеймси и Дэниел, целые и невредимые. Лишь Томаса не было на этом великом воссоединении нашей семьи: он пропадал где-то на Западе с Тимоти О’Салливаном, делая фотографии и время от времени присылая нам пару строчек. Не было и Патрика Келли.
— С дядей Патриком все в порядке, мама, — рассказывал нам Джеймси.
Мы все собрались в нашей гостиной, чтобы отметить возвращение наших родных по-домашнему.
— Он был с нами до самого конца, — продолжал Джеймси. — Разведчик генерала Суини. Он сейчас полковник, бревет-полковник, — это значит, что звание было присвоено ему на поле боя. Пока остальные парни из легиона слонялись там, дожидаясь, когда их отправят домой, дядя Патрик устроил так, что генерал Суини издал для нас приказ. — Джеймси выпрямился и четко, по-военному, произнес: — «Откомандировать в распоряжение полковника Келли с целью сопровождения его в Новый Орлеан». Патрик сказал, что будет встречаться там с ирландскими фениями.
— Так вы снова побывали в Новом Орлеане! — воскликнула Майра. — Как здорово.
— Но и это еще не все. Я разыскал Лоренцо и Кристофа!
— Джеймси, как же тебе удалось их найти? Поверить не могу! — удивилась я.
— Так вот поверь! Понимаешь, там был большой парад на Рэмпарт-стрит, где маршем шел Corps d’Afrique — Африканский корпус, — отряд армии Союза, набранный из цветных, как свободных жителей Нового Орлеана, так и освобожденных рабов. У них там был военный духовой оркестр, и Лоренцо играл в нем на трубе!
— А мадам Жак жива? — спросила Майра.
— Жива. Лоренцо и Кристоф водили меня повидаться с ней. Она живет в монастыре Ордена сестры Генриетты, сестры Святого Семейства. Сама сестра Генриетта умерла десять лет назад, но сейчас в этом ордене остается немало сестер. У них большой дом на Ройал-стрит.
— Ах, Новый Орлеан, — мечтательно произнесла Майра. — Какое дивное будущее могло ожидать меня там!
Дэниел подозрительно взглянул на нее:
— Что ты имеешь в виду, мама?
— Расскажу, когда вырастешь, — небрежно бросила она.
— Когда вырасту? Я солдат, между прочим. Я воевал на войне и собираюсь воевать еще на одной!
— Что ты хочешь этим сказать? — насторожилась Майра.
Я все поняла. Канада.
— Джеймси… — начала я.
Но Джеймси продолжал вещать о Новом Орлеане, а Мэгги Нолан — первая девушка, которую он пригласил к нам в дом, — ловила на лету каждое его слово. Я надеялась, они подходят друг другу. Пэдди сидел очень тихо. Я видела, как Бриди склонилась к нему и что-то шепнула ему на ухо. Он улыбнулся.
Пэдди никаких историй не рассказывал. Каждый раз, когда я начинала расспрашивать его о Кернстауне, о его ранении, о гибели полковника, он отвечал одно и то же:
— Мама, я не хочу говорить о войне, как не буду больше говорить и о Великом голоде. Джеймси и Дэниел, может, и хотят вернуться в Ирландию, но я — нет. Тяжелые воспоминания.
— А как же наши прежние времена, Пэдди?
— Я не могу позволить себе вспоминать даже хорошие вещи без того, чтобы по ночам вновь не страдать кошмарами.
— Что, до сих пор? — спросила я.
Когда мы только приехали в Бриджпорт, он кричал по ночам. Я заставала его в холодном поту. «Громадная крыса жевала мою руку, мама, а я не мог пошевелиться, потому что был мертв». Тогда я прижимала его к себе и уговаривала: «Ты не мертв, a stór. Ты жив».
— Это не старые кошмары, мама. Новые.
— Ох, Пэдди…
— Но Бриди будит меня и приговаривает: «Ты жив, жив». Как делала когда-то ты, мама.
Теперь Майра обняла Дэниела за плечо.
— Никуда вы не поедете, Дэниел О’Коннелл Лихи.
*
Наступило лето, но никакого сплошного потока свадеб, как мы ожидали того с Майрой, в церкви Святой Бригитты не было. Почему, например, Джеймси не женится на Мэгги? Или почему Дэниел не возьмет в жены свою девушку, Сейди Хили?
Бриди была беременна, и Пэдди пребывал на седьмом небе от счастья — да и я вместе с ним. Майра уступила им свою квартиру, а сама вместе с Грейси переехала к нам.
— У тебя очень щедрое сердце, Майра, — сказала я ей.
Но она лишь небрежно бросила:
— Почему бы и нет?
Дэниел оставался в своей комнате, и Джеймси перебрался к нему. На этом настоял Пэдди, и Бриди с ним согласилась.
— Они скоро разъедутся для самостоятельной жизни, а у вас наверху было бы слишком тесно для всех, — сказала она.
— Просто Дэниел и Джеймси устали от того, что мы к ним придираемся и ворчим на них, — заявила Майра.
— Ворчим? Одному двадцать два, другому двадцать три. Война отняла у них много лет. Пора найти работу и жениться на этих девушках.
Но вместо этого они исчезали на несколько дней кряду. А когда были дома, не возвращались до поздней ночи, а потом отсыпались днем.
— Это по делам фениев, мама, — объяснял мне Джеймси.
Майра не особо обращала на это внимание. Сама она допоздна работала в магазине. Мир вызвал настоящий бум в этом бизнесе. Но я была обеспокоена.
Однажды днем в конце лета я застала Джеймси сидящим позади нашего дома. Он смотрел туда, где когда-то была прерия, и играл на своей волынке.
— Твой отец тоже любил вот так поиграть для себя, Джеймси, — сказала я ему.
— Я в последнее время много думаю о папе, — задумчиво ответил он, — пытался вспомнить его голос. Я могу представить его лицо, вспоминаю, как мы играли в ирландских воинов, размахивали каштанами. А вот услышать, как он поет, не могу.
— Голос твоего брата Майкла немного напоминает его, — сказала я.
— Знаешь, мама, на собраниях Братства мы много говорим об Ирландии, но очень многие парни, родившиеся уже здесь, спрашивают у меня, действительно ли так красивы тамошние пейзажи, так зелена трава, как о том рассказывают люди.
— И что ты им отвечаешь, Джеймси?
— Я-то говорю, что да, но на самом деле в памяти у меня все смешалось. Впрочем, довольно скоро я увижу все снова, — бросил он и вернулся к своей волынке.
Джеймси и Дэниел всегда были близки со своими сестрами, и я думала, что те могли бы с ними поговорить. Но Бриджет и Грейси бо`льшую часть своего времени проводили с Мэрион Маллигэн, и это беспокоило меня. «Ты сделала из своего сердца усыпальницу для Майкла Келли», — как-то сказала мне Майра. Но Майкл был моим мужем, отцом моих детей, любовью моей жизни. А вот для Бриджет жить, скорбя по Джеймсу Ньюдженту… Когда же я самым деликатным образом заговаривала с ней на эту тему, Бриджет лишь удивлялась:
