Залив Голуэй - Келли Мэри Пэт
Патрик пожал плечами.
— Мне жаль, что я не смог добраться туда раньше, — ответил он. — Я сражался под Уилсон-Крик в штате Миссури вместе с Томом Суини. Вот это человек, Онора. На Мексиканской войне он потерял правую руку. В бой скачет, удерживая поводья зубами, чтобы левой рукой можно было держать саблю. И все ирландцы демонстрируют подобную доблесть: Шестьдесят девятый полк — на Булл-Ран, Бригада — под Лексингтоном, а есть и много других примеров.
— Я все думаю о том, что Джонни Ог был ранен двадцатого сентября, за день до капитуляции. Всего за один день, Патрик. Почему же Маллигэн не сдался раньше?
— Джеймс Маллигэн ожидал, что в любой момент наступит облегчение. Генерал Фремонт мог бы немного быстрее прийти к нему на помощь, если бы знал, что под палаткой Маллигэна закопан миллион долларов, конфискованный в банке Лексингтона.
— Так он шел за деньгами? А не спасать Джонни Ога?
— Там было множество Джонни Огов, Онора.
Ночь постепенно накрывала прерию.
— Но Пэдди, по крайней мере, отслужил свои девяносто дней, и теперь с этим покончено, — сказала я.
— Срок его службы будет продлен. Солдат будут держать под ружьем столько, сколько потребуется.
— А как же их честное слово? Бригада не может воевать снова!
Патрик раздраженно пнул ногой землю.
— Как только Маллигэна отпустят, он сразу поедет в Вашингтон, чтобы восстановить Бригаду.
— Но он не может этого делать! Так написано в том документе об освобождении! Вот, посмотри сам.
Я вынула сложенную расписку Пэдди, которую прятала под блузкой. Оберег, удостоверяющий, что мой сын вне войны. В этой бумаге говорилось, что капрал Пэдди Келли дает слово чести не брать в руки оружие против Конфедеративных штатов либо помогать или содействовать правительству Соединенных Штатов или любой из его армий.
— Выдана в Лексингтоне 25 сентября 1861 года, — прочла я. — Так что он не может воевать. И никто из этих ребят не может, понимаешь? Потому что они дали слово чести.
— Прочти внимательнее, Онора. Там сказано: «Пока он не будет обменян либо освобожден иным образом». Они отпускают под честное слово нас, мы отпускаем под честное слово их. После чего все расходятся по домам и снова присоединяются к армии. В конце концов, конечно, будут лагеря для военнопленных, куда захваченные противники могут удаляться с поля боя, и…
— Удаляться с поля боя? В твоих устах это звучит как комментарий матча по херлингу[57].
— И очень жаль, что это далеко не спортивный матч, — сказал он. — Оджибве, например, улаживают ссоры, играя в лакросс[58].
— А древние ирландцы посылали сражаться своих лучших бойцов. Один на один.
Он кивнул.
— Послушай, Онора, сейчас мне нужно идти, и я хочу…
— Я не пущу Пэдди снова воевать и не дам, чтобы в армию записали остальных, — перебила его я.
— Онора, я уже говорил тебе: ты не в состоянии их остановить. Они уже приняли решение, произнеся клятву над гробом Джонни Ога.
— Так ты думаешь, что Майра позволит Дэниелу и Томасу?.. Прошу тебя, держи свои барабаны с ружьями подальше от нас.
— Вот увидишь, — сказал Патрик, — Майра сама захочет, чтобы смерть Джонни Ога была не напрасной — так же, как этого хотят парни из Бригады.
— Просто они не осознают, что могут умереть точно так же.
— Мы все умрем, Онора. В жилах у этих ребят течет кровь воинов. Победа здесь и свобода для Ирландии — они изменят историю.
— Историю? Значит, теперь они гибнут для истории? Двадцатое сентября 1861 года — Джонни Ог Лихи ранен. Двенадцатое октября — он умирает в возрасте двадцати одного года. Запишите. Вот и вся история. Меня тошнит от такой истории.
— От истории все равно не уйдешь, — заметил Патрик. — Ты ведь ирландка.
— Мама!
Ко мне подбежал Майкл, а за ним — Чарли Комиски.
— На улице уже слишком темно, и мяча не видно. Мы пойдем в дом.
— Я с вами, Майкл.
— Это хорошо. Идемте, дядя Патрик, — сказал мой сын, беря Патрика за руку. — У меня есть отличный план, как нам достать этих мятежников, которые убили Джонни Ога.
Я взяла Чарли Комиски на руки и притянула Майкла к себе.
— Дяде Патрику пора идти, Майкл. Он отправляется в далекий путь, и мы долго его не увидим.
— До Рождества, что ли? — спросил Майкл. — Ну, это не так уж долго.
— Может так получиться, что я не приеду на Рождество, — сказал Патрик.
«И это к лучшему», — подумала я.
— Он пытается сделать так, чтобы война скорее кончилась, — пояснила вслух.
— Только постарайся, чтобы она не получилась слишком уж короткой, дядя Патрик, — попросил Майкл. — В следующем году мне исполнится тринадцать, и тогда я мог бы…
— Майкл!
— Твоя мама замерзла, Майкл, отведи ее домой. Онора, я переговорил с Джоном Комиски. У него есть для тебя работа: разобраться с перепиской Бригады, когда полковник Маллигэн вернется. Армия Союза захватила в плен несколько высокопоставленных конфедератов, и скоро их обменяют на Маллигэна. Контора находится в городе. Тебе понадобятся деньги, Онора. Цены будут расти. В этом виновата война. А я сам не знаю, где буду.
— Спасибо тебе. Прощай, Патрик, — сказала я. — Буду молиться за тебя.
— Помолись, Онора.
Глава 30
Полковник Маллигэн вернулся в Чикаго 1 ноября, на Самайн, и я получила от него записку. Он отправлялся на деловые встречи в Спрингфилд и Вашингтон, однако рассчитывал появиться через две недели. Тогда и начнется моя работа в качестве его секретаря. Это было весьма кстати: цены на еду росли с каждым днем.
Майра не вернулась в свой магазин. После столь мужественного поведения на похоронах Джонни Ога она сильно сдала: днем в основном спала, а по ночам просиживала перед бутылкой виски. Через три недели после похорон сына она выходила из дома только по воскресеньям, чтобы посетить его могилу на кладбище Кэлвери, находившемся за городской чертой к северу, у озера Мичиган.
Поездка туда была долгой, холодной и гнетущей. Поезд довозил нас до Говард-стрит, где мы нанимали извозчиков, обеспечивавших транспорт на похоронах в течение недели и для посетителей кладбища по воскресеньям.
Зима была в разгаре: над серым озером низко нависало затянутое свинцовыми тучами небо, дули холодные ветра.
Там мы подолгу стояли у холмика над Джонни Огом. Майра куталась в черную шаль. Жемчужина с белоснежной грудью превратилась в скорбящую мать.
— По крайней мере, я хотя бы устроила его тело в удобной могилке, — сказала она мне в прошлое воскресенье.
Я обняла ее за плечи.
— Почему ты не ходишь к нам на Святой Час, Майра?
Она, казалось, удивилась такому вопросу.
— Я покончила со всем этим, Онора.
— Что?
— Я игнорирую Бога. В противном случае я стала бы Его ненавидеть. Так лучше. А теперь пойдем-ка домой.
Позднее я устроила Майру у огня и села выпить с ней виски.
— Иди домой, Онора. Я в порядке.
Я размешала уголья в камине и ушла. Майра хотела, чтобы я оставила ее. Так она могла осушить бутылку и, возможно, уснуть.
— Каждый вечер одно и то же, тетя Мед, — жаловалась мне Грейси. — За весь день съедает по одной-две картофелины.
Сейчас Томас, Дэниел и Грейси ужинали наверху вместе с нами. Майра не приходила. «Я не голодна».
— Оставьте ее в покое, — сказала мне Молли Флэниган.
Лиззи поддержала ее:
— Дайте ей время. Что плохого в том, что она находит утешение в виски?
Военной зарплаты Джонни Ога Майре хватило на два месяца ренты за квартиру. Но деньги заканчивались, а она не могла вернуться в магазин — и не собиралась.
Пэдди тоже много пил. Каждый день он просиживал в таверне Маккены до глубокой ночи. К Слэттери он не вернулся.
— Зачем? — спрашивал он. — Скоро меня переподпишут, а за добровольное поступление на службу положена премия.
При записи в армию выплатили двадцать пять долларов. Большинство семей в Бриджпорте с трудом сводили концы с концами. Хорошая работа здесь стала редкостью. Большие компании, заключавшие контракты на поставку в армию мяса, бобов, муки и ботинок, вытесняли из этого бизнеса более мелкие. Хаф ушел, и Томас потерял работу. На новых бойнях платили мало — людей нанимали на каждый день отдельно и увольняли без объяснений. Боссы не хотели брать ирландцев, предпочитая новых людей, приезжавших сюда со всей Европы, которые не знали английского языка и которым было труднее постоять за свои права. Даже фабрика, производившая бочки, на которой трудился Дэниел, пострадала: новые заводы сбивали цены на рынке.
