Владимир Сорокин - Голубое Сало
– Надя, я перестаю понимать тебя.
– За что ты мучаешь меня?!
– Но, переставая понимать тебя, я теряю доверие к себе самому Мне давно уже пора платить самому себе по старым и новым векселям. Беда в том, что этот кредит бессрочный. А льготные кредиты доверия расхолаживают.
– Ты полюбил кого-то?
– Я люблю всех, ты знаешь.
– А может… это опять… со Шкловским?
– Надя, ты пугаешь меня возможностью окончательного разочарования в тебе.
– С этим… – она всхлипнула, – старым шутом… с этим…
– Надя, ты говоришь чудовищные вещи. Ты переходишь черту допустимого.
– Как это… глупо… как пошло…
– Пошлость – прерогатива богемы, – зевнул он.
– Этот шут… клоун… идиот…
– Надя, к чему этот плеоназм? Всё тривиальное не стоит заковывать в броню наших… Зина! Не смей! Послышались звуки борьбы за трубку.
– Я напишу на вас в ЦК! И лично, лично товарищу Сталину! – закричал срывающийся бабий голос.
– Лучше сразу Гитлеру, дура, – Надежда кинула трубку на розовые рычажки.
Мимо прошла босоногая Веста в шиншилловой накидке,
– Прими ванну, – произнесла Надежда, глядя на свои бежевые туфли.
Когда Гитлер, Веста и Надежда покинули Небесный зал, Сталин встал, подошел к Якову, протянул руку. Яков подал ему чемоданчик.
– Господа, мы с графом на минуту оставим вас, – Сталин направился к выходу.
Хрущев последовал за ним. За дверями Сталина встретили адъютант Гитлера, Сисул, Аджуба и четверка хрущевских ниндзя.
– Проводите нас в комнату спецсвязи, – сказал ему Сталин.
– Jawohl! – щелкнул каблуками адъютант, развернулся, словно заводная балерина, и повел высоких гостей к лифту
Охрана двинулась следом.
Все вошли в большой лифт, сплошь отделанный зеркалами. Адъютант нажал кнопку, лифт поехал вниз.
– Напомни мне про мазь, – сказал Сталин Хрущеву.
– Обязательно, – кивнул граф.
Лифт остановился, все вышли и двинулись по мраморному коридору. Возле комнаты спецсвязи стояли двое эсэсовцев с автоматами. Офицер прохаживался рядом.
– Баран, – произнес Сталин.
В руках ниндзя сверкнули стальные метательные шары, и эсэсовцы попадали с пробитыми головами. Сисул схватил адъютанта за лицо, полоснул кривым ножом по горлу. Ниндзя прыгнули к упавшим эсэсовцам, проломили им грудные клетки.
Хрущев позвонил в дверь условным сигналом, отпрянул в сторону. Ниндзя изготовились.
– Баран! – произнесли за дверью.
– Баран! – громко ответил Сталин.
Хрущев дал знак ниндзя, они расступились. Сталин и Хрущев вошли первыми. Охрана втянула в комнату трупы убитых, Сисул подтер капли крови на полу, и дверь закрылась,
В комнате стоял Зепп Дитрих с двумя офицерами из диверсионной школы «Цеппелин». Сталин молча протянул руку, Дитрих пожал ее, повернулся и пошел в аппаратную. Все двинулись за ним. В аппаратной лежали шесть убитых связистов, а в торцевой стене зиял пролом. Дитрих первым пролез, остальные пролезли следом. Пролом выходил в огромное полутемное помещение, заваленное ящиками с консервированными и сухими продуктами.
– Баран! – громко сказал Дитрих.
– Приятно познакомиться, – раздался насмешливый бас из-за ящиков.
Выпущенная из бесшумного пистолета пуля попала Дитриху в лоб, он повалился как мешок с картошкой.
Вошедшие посмотрели на труп.
– Рад приветствовать вас, господа, – произнес все тот же бас. – Проходите, будьте как дома.
Сталин переступил через убитого, обогнул ящики. За ними на коробках с макаронами сидел невероятно толстый человек в черном мундире рейхсфюрера СС. Голова его напоминала знаменитый гибрид тыквы и груши, подаренный академиком Лысенко на пятидесятилетие Мао Цзе Дуну Правой рукой он поглаживал тройной подбородок, левой опирался о свое тумбоподобное колено. Крохотные глазки язвительно смотрели на Сталина. Рядом стояли трое с оружием.
– Зачем ты убил этого старого вояку, Генрих? – спросил Сталин.
– Я ему поверил, Иосиф! – усмехнулся Гиммлер.
– В чём?
– В том, что он баран! А нам с тобой не нужны бараны. Рад видеть тебя.
Гиммлер протянул толстенную руку. Сталин пожал два его пальца.
– Граф! – пророкотал Гиммлер, заметив Хрущева. – Хорошо, что все удалось.
– Все хорошо, что хорошо кончается, – с иронией пожал его палец Хрущев. – А до конца еще далеко.
– Это и есть? – Гиммлер посмотрел на чемоданчик в руке у Сталина.
– Это и есть, – Сталин поискал глазами на что бы поставить саквояж.
– Мартин, – шевельнул пальцем Гиммлер. Охранник подвинул ящик с мясными консервами. Сталин положил на него чемоданчик, открыл. Голубой свет заструился из него.
– С ума сойти! – заворочался Гиммлер, как громадная жаба, и охранники помогли ему встать.
Тяжело переставляя ножищи, он подошел к чемоданчику, вложил в мясистую глазницу монокль, прищурился:
– И такую красоту наш электрический скат собирался пустить на промышленные цели?
– Генрих, нельзя терять ни секунды, – нервно проговорил Сталин.
– Конечно, – засопел Гиммлер. – Мартин! Приступай! Охранник со шрамом на подбородке достал молоток и стамеску и стал разбивать сахар, покрывающий голубое сало. Другой человек из охраны Гиммлера вынул из портфеля мясорубку, привинтил ее к краю ящика. Третий охранник с тонкими усами подставил под мясорубку эмалированную миску.
– С Богом, – перекрестился Сталин,
Мартин передал второму охраннику кусок голубого сала, тот запихнул его в заборник мясорубки, стал быстро крутить ручку. Голубой фарш полез из решетки, стал валиться в миску. Мартин передал еще кусок, потом еще. Охранники сосредоточенно работали.
– А растопить нельзя? – устало потер виски Сталин.
– Взрыв тысячи водородных бомб не нагреет его даже на миллионную долю градуса, – сумрачно проговорил Хрущев.
– Ты устал, Иосиф, – улыбался Гиммлер. – Тебя утомил наш венский конденсатор?
– Нас утомило ожидание, – Сталин опустился на ящик с консервированными сардинами. – Эти сутки… дороже полжизни.
Гиммлер понимающе кивнул:
– Я тоже совсем не спал.
Мартин достал три стакана и три марли. Две дал охранникам, одну оставил себе, положил в нее немного голубого фарша и осторожно выжал над стаканом. В стакан закапала голубая светящаяся жидкость. Охранники вслед за ним зачерпнули и выжали фарш в свои стаканы.
– Стерильность важна? – зевнул Сталин. Гиммлер с кошачьей улыбкой отрицательно покачал головой.
Пройдя анфиладу, с торчащим из брюк членом, Гитлер надавил на деревянный цветок в узоре резного буфета. Буфет поехал в сторону, открывая проем. Гитлер юркнул в него, спустился вниз по лестнице и оказался в сером просторном бункере. За большим массивным столом сидели и дремали двенадцать человек в камуфляжной форме. Завидя Гитлера, один из них вскочил:
Господа офицеры!
Сидящие вскочили. Гитлер махнул рукой:
– Вольно, садитесь. Отто, доложи обстановку.
Полноватый одноглазый Скорцени заговорил четким голосом:
– Мой фюрер, свинья уже здесь. Как вы и предполагали, они использовали подземную дорогу.
Гитлер с усмешкой заправил член:
– Ваш фюрер еще способен ловить кошек в темной комнате. Даже если их там нет. Все готово?
– Так точно! – щелкнул каблуками Скорцени.
– Тогда – с Богом, Отто. Господа! Офицеры вскочили и вытянулись,
– Ваша задача – уберечь вещество и моего лучшего друга. Жизнь остальных в этой истории меня не интересует. Вперед!
Подхватив автоматы, штурмовая группа скрылась за стальной дверью.
Гитлер сел за стол, снял трубку телефона:
– Что происходит в зале?
– Все спокойно, мой фюрер, – доложил голос, – Сталин и Хрущев вышли. – Что делает Борман?
– Ест, мой фюрер.
– Начинайте операцию «Червяк».
Слушаюсь.
Гитлер положил трубку, заметил на тыльной стороне своей руки каплю спермы, поднес руку к лицу и задумчиво слизнул мутноватую каплю.
На столе лежал свежий номер «Volkischer Beobachter». Гитлер рассеянно посмотрел на газету Последние годы он не читал ее, считая вульгарной.
Номер открывался большой статьей Бертольда Брехта «Остерегайтесь плевать против ветра!»
Гитлер двумя пальцами подтянул к себе газету, начал читать:
Наша гнилая псевдоинтеллигенция, вскормленная заокеанскими плутократами и местными Агасферами Упадка и Разложения, снова поднимает голову. Вообразив себя Зигфридом Разрушения, уже искупавшимся в крови «поверженного» дракона Великой Народной Культуры, она в очередной раз готова плюнуть в лицо народа ядовитым плевком культурного сифилитика…
Брезгливо поморщась, Гитлер отодвинул газету.
Оркестр в зале играл «Грезы любви», когда офицер СС чягко приблизился к Борману, наклонился:
– Господин Борман, вас вызывает доктор Геббельс.
– Он же в отпуске на Цейлоне? – Борман недовольно кинул на тарелку недоеденное крыло фазана.
