Волчья балка - Виктор Иванович Мережко
Тот оставил компанию, торопливо прибежал на зов.
— Найди Ахмета, пусть придет.
— Он у себя, Хозяин.
— Скажи, что жду. Бегом!
Хозяин прошелся по аллее, издали понаблюдал за сестрой, которая в полном одиночестве гибко и изящно танцевала перед скрытым за тяжелыми шторами зеркалом, увидел спешащего Ахмета.
— Что-то срочное, Шеф?
— И срочное, и важное, — кивнул тот, взял под руку, с выжидательной улыбкой посмотрел на помощника. — Товар прибыл на место!
— Честно? — обрадованно воскликнул Ахмет.
— Так сказал майор.
— Давно сказал?
— Уже час.
— Почему сразу не позвал меня?
— Сам сначала не поверил.
— Будем готовить новую партию?
— Обязательно. Только перед этим нужно, как говорили великие, проделать чистку.
— Убрать этого майора?
— Успеем. Что скажешь про Мансура? Не выписали еще?
— Наверно, боятся. Охрана возле палаты.
— Своих людей в больнице нашли?
— Своих не нашли, чужих купили.
— Очень долго болеет Мансур. Жалко человека, — после паузы задумчиво произнес Аверьян. — Нужно помочь ему побыстрее уйти к Богу.
— Когда, Шеф?
— Зачем время тянуть?.. Вдруг скажет что-то не то, хорошему делу помешает. Поговори с парнями, пусть ночью проверят, как его здоровье… Очень беспокоюсь, мучится человек.
— Сказать Каюму?
— А кому еще?.. Дай хороших парней… Ираклия, Рустама… они быстро справятся.
— А что с этим ментом, которого привезли?.. Поговорил с ним?
— Сырой материал. Нужно работать.
Южная ночь заглядывала сквозь жалюзи яркой россыпью звезд, щербатым месяцем, пугающей бесконечностью. Могуче и усыпляюще плескалась за стенами вода, визгливо вскрикивала неведомая птица, пару раз ухнула чем-то напуганная сова, прогудел далекий, сияющий огнями длинный пароход.
Во дворе медленно угасал костер, напоследок лениво облизывая бока черного закопченного казанка.
Наташа и Щур устроились на мягком дорогом матраце, брошенном на широченный топчан, головы покоились на мягких удобных подушках, в ногах верблюжье одеяло… Прохладно, ветрено, чуть таинственно от набегающих на берег волн. Смотрели на подсвеченный ночником сайдинговый потолок, негромко переговаривались.
— А ты всегда был бандитом?
— Нет, лет с семнадцати, — чуть подумав, ответил Щур.
— Захотелось?
— Время было такое. Я же из спортсменов. Борьба… Был чемпионом среди юниоров.
— Сева… А почему, как спортсмен, так обязательно бандит?
— Не всегда, — серьезно ответил парень. — Школу закончил с медалью, собрался поступать в мед, потом батя утонул в Волге, остался с матерью. Меня и подобрали нужные люди, — глянул на девушку, улыбнулся. — А ты решила, я совсем тупой?
— Не страшно так жить?
— Как?
— Ты ж, наверно, убивал?
— А ты чего, вроде здесь за попа?.. Исповедать решила?
— Разговариваю. Не хочешь — больше не буду.
Помолчали, Щур поднялся, подошел к стене, пригляделся в расщелину.
— Какой-то поселок виден… Километров десять, не меньше. Утром пойдем, — вернулся, снова прилег.
Девушка неожиданно обняла его, заглянула в глаза.
— Если б не дедушка, здесь бы и осталась.
— Одна?
— С тобой. Спокойно и надежно.
— С бандитом?
— Обиделся?
— Да нет, нормально… Меня уже никто по-другому и не воспринимает.
— А ты больше этим не занимайся. Как у вас говорят, завяжи.
— Если ты попросишь, — улыбнулся парень.
— Попрошу.
— И поцелуешь.
Наташа помолчала, затем придвинулась к нему, прислонилась губами к его щеке, поцеловала нежно и длинно. Отстранилась, улыбнулась.
— Знаешь, Сева, что мне больше всего в тебе нравится?
— Что не приставал?
— Как угадал?
— Угадывать нечего. Все девчонки боятся, когда один на один. Не понимают при этом, что такое дело не самое интересное. Интересно, когда нравится. А еще лучше, по любви.
— А ты любил?
— Было.
— Много?
— Три раза.
— Красивые были?
— Один раз еще в седьмом классе, потом была гимнастка и еще парикмахерша.
— Красивая, говорю?
— Не очень. Стерва… А насчет гимнастки — красивая, фигуристая. До сих пор жалею.
— Ну и жалей себе! — Наташа оттолкнула его, перевернулась на другой бок. — Козел!
— Обиделась, что ли?
— Отстань!
— Так ведь это давно было, дурочка!
— Я дурочка, а ты умный, да?.. Вот и вали отсюда!
Щур рассмеялся.
— Ну и куда же я повалю?.. А вдруг опять волки?
— Здоровый, отобьешься. А не отобьешься, туда и дорога.
— И не жалко будет?
Она резко повернулась обратно.
— А тебе меня не жалко, когда про своих девах мелешь?
— Так ведь сама спросила.
— Я спросила, а ты мог бы промолчать… Развел тут байду.
— Интересное слово. Дедушка научил?
— Отстань.
Щур попытался обнять ее, она стала отбиваться, уползать. Он все-таки пересилил, обнял покрепче, прижал. Наташа подняла глаза, пробубнила:
— Дурачок ты…
— Согласен. Больше не буду, — приподнял ее за подбородок, нашел губы, стал целовать.
Наташа какое-то время не реагировала, затем ответила пару раз, обхватила его за шею, и они стали целоваться нежно, страстно, с полной отдачей.
Допрашивал майора Полежаева вышедший из больницы следователь Николай Иванович Уколов. Кабинет был предельно подходящим для подобных процедур — узкий, с серо-грязными стенами, со столом и двумя табуретками. Настольная лампа со слепящим пятном на лицо Полежаева.
Следователь располагался за столом, задержанный сидел напротив. Было до тошноты
