Волчья балка - Виктор Иванович Мережко
— Сядь, есть разговор.
Тот подчинился, уселся, закинув ногу на ногу.
— Слыхал, что убили дочку Козлова?
— И что из этого?
— Слыхал или не слыхал?
— Ну, слыхал. Но как-то не колышет.
Глушко-старший вышел из-за стола, опустился рядом.
— А что тебя колышет?
— После такого вопроса, вообще все по барабану.
Отец едва не взорвался, с трудом сдержал себя.
— Послушай, сын… Наступает тяжелое время. Непростое… Давай откинем идиотский детский максимализм и поговорим, как взрослые люди.
— Давай, — согласился Виталий, почти всем корпусом развернулся к нему. — Кто начнет?
— Начинай ты.
— Только без ора.
— Договорились.
— Помнишь, я приставал с вопросом про деваху, которую заметил у нас на втором этаже?
— Ну, помню.
— Кто она?
— Без понятия.
— Почему она оказалась в нашем доме?
— Попросили знакомые, она переночевала.
— А если ты врешь?
— А поделикатнее можно? — с напрягом спросил отец.
— Нельзя. Ненавижу, когда врут. Тем более ты, мой отец!.. Я узнал, кто она! Ее выкрали и привезли к нам.
— Порешь галиматью, сын.
— Знаешь, где ее выкрали?.. На гаишном посту «Волчья балка». Как раз в ту ночь, когда там тормознули фуру с наркотой! Она внучка капитана! Зовут Наташа!
— Ты копаешь под меня?
— Я хочу знать правду!
— Нет, ты тоже под меня копаешь!
— Ответь, это правда, что сейчас услышал?
— Бред… Чепуха! Галиматья!
— А бандита по кличке Щур ты тоже не знаешь?
Глушко-старший крепко взял сына на футболку, привлек к себе.
— Остановись, сын… Мы не чужие люди. Должны поговорить и понять. У нас другого выхода нет.
— Ты не ответил!
— И не отвечу! Потому что тебе не нужно этого знать! Это грязное дело, в которое ты не должен вмешиваться!.. Сейчас другое на кону! На кону моя жизнь, моя честь и твое будущее, сын!.. Сегодня меня предал человек, от которого я меньше всего ждал подлости! И завтра будет тюрьма. Кто выиграет от этого? Ты или твоя мать? Вас забудут, разотрут в порошок, проклянут! Вы станете нищими! Тебе это нужно?
— Мне нужно, чтоб я гордился своим отцом. Даже если он в чем-то ошибался, все равно обязан знать правду! Тогда я пойму и даже в чем-то оправдаю.
— Не нужно меня оправдывать, сопляк! Я еще не в суде!
— Так окажешься там!
— Что ты сказал?
— Кто выкрал эту девицу?.. Почему она очутилась в нашем доме? Какое ты имеешь к этому отношение? Объясни всю катавасию, в которой ты оказался!.. Это правда, что имеешь дело с наркотой?
Даниил Петрович с силой оттолкнул сына, направился к столу.
— Гниль… Пошел вон!
Тот бросился следом, ухватил отца сзади за пиджак, развернул на себя.
— Прошу тебя, отец… Умоляю. Поговори со мной по-человечески. Я же твой сын, — Виталий стал плакать, по-детски, беспомощно. — Я не должен тебя бояться. Я должен любить тебя. Скажи мне все, папа.
Отец некоторое время смотрел в упор на сына, бледнея от наплывающей ярости, затем неожиданно ударил его. Сильно, в лицо.
— Мелкая гнида.
От этого Виталий замер, задохнулся, закрылся ладонями.
— Что ты делаешь?
— Учу уму-разуму, — ответил Глушко и снова нанес удар — такой силы и ярости, что сын завалился на диван, распластался на нем.
Глушко-отец ринулся к нему, принялся избивать теперь уже ногами, в ярости бормоча:
— Человеческого… отцовского языка не понимаешь, сучий потрох, получай по-скотски… Следствие он задумал вести, погань!
В комнату влетела Нина Николаевна, бросилась на мужа.
— Что ты делаешь, изверг!.. Покалечишь ребенка! Отойди от него! Не смей!
— Пошла-а, стерва! — заорал Даниил Петрович, вытолкал жену за дверь, заперся на ключ. Подошел к всхлипывающему на диване сыну, брезгливо посмотрел на расквашенное его лицо, строго предупредил:
— Сидеть дома и ни шагу со двора! Сунешься куда, вообще пришибу. Отца он решил посадить, сучонок.
— Я тебя ненавижу, — тихо проговорил Виталий. — А после всего — особенно.
— Ненависть пройдет, любовь останется, — усмехнулся отец. — Не чужие вроде… Отец и сын, как-никак.
В дверь отчаянно и неистово колотилась мать, кричала что-то неразборчивое…
Наташа была совсем плоха. Озноб колотил ее, ноги подкашивались, сил не было никаких. Щур тащил ее на себе, подхватывал, когда та валилась на землю, временами все-таки опускал на колючую стерню, присаживался на корточки, бормотал:
— Ну, потерпи, родная… Сейчас куда-нибудь выйдем. Выбредем куда-нибудь. Должны же быть где-то живые люди. Соберись с силушками, ты же молодая, упертая… Потерпи, солнышко, — гладил по волосам, целовал в лоб. — Чудо мое… Даю слово, все будет хорошо.
Потом помогал подняться, подхватывал под руки и тащил дальше в бесконечную степь, в надежде вскоре кого-то встретить, на кого-то выйти.
Солнце висело над головой расплавленное, белесое, беспощадное. От жары еще сильнее колотило тельце, девушка цеплялась за спасителя, пробовала улыбнуться.
— Не бросай меня, Щур… Не бросишь ведь? А я этого никогда не забуду…
На автобусной остановке почти никого не было, лишь старушка с яблоками в узелке да неутомимо целующаяся молоденькая пара, похоже, недавние школьники. Игорь Лыков высматривал, когда подойдет нужный транспорт, нетерпеливо топтался на месте, услышал звонок мобильника.
— Да, привет, Володя… А ты где? У Семена Степановича? Здорово, молодец, — улыбнулся. — Я на автобусной остановке. Вот жду, все никак… Вы поговорите пока, а я скоро подъеду. Думаю, через полчаса… Виталику не звонил? Отключен? Ну да, все понятно. Ладно, сами все порешаем.
Неожиданно
