Измена. Простить, отпустить, отомстить? - Каролина Шевцова
- Это мне, - подала голос я. – Он мне звонит по вечерам, чтобы сказать, что задержится. Вот только я не помню, когда Кеша в последний раз улыбался…
Мне снова стало грустно. Голова гудела, ноги налились свинцом и пульсировали там, где пальцы. Смешные шутки звучали все реже, конфеты закончились и только черные страшные глаза продолжали буравить во мне две дырки. Так что хотелось снова застегнуть пуговицу на пижаме.
Через полчаса мы вывалились из клуба, дошли до какого-то кафе, там Тимур заставил меня съесть что-то жирное и горячее, а Гаврила выпросил микрофон и горланил песню Аллегровой. Нина постоянно болтала по телефону, хихикала и кажется жаждала продолжить веселье.
Последнее что я помнила, как кто-то запихивал меня в такси, в руках я держала сумочку и пачку бумаг. Откуда те только взяться успели?
Ввалившись домой, я смогла добрести до спальни и как была, рухнула на кровать к Савранскому, спасибо, что пижаму переодевать не пришлось.
Утро наступило рано и принесло головную боль и адское чувство вины.
- Мам, девять утра, - пробасил Никита с кухни. – Ты на работу теперь совсем ходить не будешь?
Я зажмурилась от яркого света. Сын понимающе усмехнулся и задернул шторы. Дышать стало чуть легче. А вот тошнота не прошла.
- Я вчера праздновала что-то, - еле выдавила я. Во рту сухо как в пустыне Сахара, живот болит от голода, но при одной мысли о еде, меня снова выворачивало наизнанку. Господи, зачем ты придумал алкоголь и неуравновешенных женщин?! Давай либо одно, либо другое, вместе нам никак нельзя.
- Я знаю, что ты праздновала. Начало подготовки к Олимпиаде.
- Что? – вскрикнула я и тут же осеклась. В таком состоянии даже говорить было больно.
Никита тем временем протянул мне смятые бумаги. Я еле разобрала название Спортзала напротив моей больницы. А еще нашла свою подпись. И сумму в восемьдесят три тысячи рублей, которую тоже оплатила я.
- Годовой абонемент, мам. С персональным тренером. Это сильно!
- Пожалуйста, не издевайся. – В висках снова зашумело. - Никит, ты же опытный алкаш, реанимируй свою мать, прошу!
Через час я уже стояла на ногах. Относительно бодрая, частично собранная и в состоянии мыслить разумно. Сын дал мне пару шипучих таблеток и, когда мне стало чуть-чуть лучше, накормил завтраком. Потом велел идти в душ, а после всучил какие-то средства для гигиены полости рта. Теперь я понимала, почему никогда не ловила его пьяным. С таким уровнем подготовки Штирлиц мог бы работать на пять разведок сразу.
На работу я опоздала, но знала, что Женя снова прикроет меня. Когда я ввалилась в кабинет, моя ассистент переодевала халат:
- Простите, Анастасия Борисовна, пока заполняла историю, кофе пила и все на себя. Такая неуклюжая!
Неуклюжая. А еще очень красивая. Я замерла в двери, и не могла отвести взгляда от пшеничных волос, тонкой, точеной спины и цветка сакуры распустившегося вдоль позвонков.
- Хорошая татуировка, Женечка. Главное редкая, - только и смогла выдавить я.
Глава 8
Этот кабинет я занимала последние лет пять. С Женей - всего полгода. За время, что я проработала здесь, я изучила каждый уголок, каждый сантиметр своего убежища.
Третья паркетная доска от входа скрипит и потому я переступаю через нее сразу на четвёртую. Делаю шаг в сторону, чтобы не врезаться в ширму, огибаю стол, придерживая юбку рукой. На углу небольшой скол, об который легко зацепить колготки.
Пройдя все препятствия, я наконец добираюсь до своего места. Без суеты, не торопясь. Я ждала этой правды все полгода, Женечка ждёт всего пару минут - мы в неравных условиях.
Она стоит возле окна. В правильном солнечном свете она выглядит девочкой. Настолько юной, настолько очаровательной, что я недоумеваю: ей то все это на хрена?!
Савранскому скоро сорок. Личностный кризис, храп, шибзанутая семейка, алименты.
Я знаю плюсы своего мужа, и они даже на ладонь не перекрывают то дерьмо, которое Жене придётся расхлёбывать.
Но она, кажется, ещё ни о чем не догадывается. Потому что смотрит на меня Девой Марией и прячет смирённую улыбку за воротником медицинского халата.
- Анастасия Борисовна, это не то что вы подумали!
- А что я подумала?
Я вываливаю из сумки все содержимое на стол и ищу в этом мусоре таблетки от головной боли. Башка вот-вот взорвется. Виски скрутило тугим жгутом, отчего перед глазами заплясали солнечные зайчики.
- То что я сплю с Вашим мужем…
- Милая, - устало отмахиваюсь я, - я видела то видео. Там тебе точно не до сна. Ты отрабатывала свой новый золотой кулон с усердием отличницы с первой парты.
Женя хватается за красивую висюльку у себя на шее и густо краснеет.
- Этот кулон я сама себе купила…
- Да?! Значит Кеша ещё и жлоб. Сочувствую.
Я говорю, но совсем не смотрю на свою ассистентку. У меня задача важнее: найти чертовы таблетки! Если я не выпью обезболивающее, то… умру?! Обезболивающие они же… от боли? А у меня сейчас не просто болит, у меня стучит и рвётся, вот тут, прямо в сердце.
Я тяжело дышу. Воздух стал густым, горячим, как забытый на солнце пудинг.
Каждый вздох через силу. Каждый выдох сквозь молитву.
Господи, пускай она уйдёт… Иначе я не смогу!
- Вы ничего не понимаете, Аркадий чуткий, честный, очень ранимый человек! Мы любим друг друга, - быстро тараторит Женечка.
И я ей даже верю. Пускай любят, вот только мне от этой их любви отмыться бы, и чтобы больше они меня ею не марали.
- Жень, уйди, пожалуйста.
Да что ж так душно-то! Стягиваю с себя свитер и остаюсь в тонкой бельевой майке. Кожа горит и хочется содрать ее вместе с одеждой.
- Анастасия Борисовна, это все неправильно, вы меня столькому научили… вы же мне как мама!
- Правильно. А Савранский как папа. А инцест это дело семейное. Так, Женек?
Моя ассистентка некрасиво открывает рот, как выкинутая на берег рыбка. Она хочет что-то сказать, но я ее не слышу. Наклоняюсь над столом и закрываю глаза рукой. Где эти таблетки?! Они должны быть в сумке, черт бы
