Царевна-ведьма - Владимир Васильевич Радимиров
Ну а в какие уста — цветущие или увядшие — это уж как бог ему даст.
То туда, то сюда Борилев улыбающийся по нескольку раз совался, стараясь по шуму и гвалту зрителей определить, где находится красавица. Но молодёжь на его уловки не далася, и одинаково орала она и смеялася, куда бы он сослепу ни подавался.
Наконец, он к Милолике решительно двинулся, а потом руку вперёд вытянул и её быстро схватил. Но, нащупав вместо одежды праздничной рубище несуразное, он повязку с чела тотчас сорвал и разочарованно на свою суженую уставился.
— Не-ет, — замотал он головою разочарованно, — я с такою уродиной целоваться наотрез отказываюсь! Пусть с нею лошади целуются, а не я! Ишь какая девка-то гадкая тут сыскалася! И откуда только она взялась?!
Взрыв хохота язвительного чуть было к земле опозоренную Милолику не пригвоздил. А товарищи царевичевы под микитки его дружно подхватили, и начали насильно его милость к кикиморе сей некрасивой волочить. А тот знамо нейдёт, упирается, и губы свои вдобавок сжал, чтобы уж всем было ясно, какие чувства он к избраннице своей нечаянной питает…
Совсем уже близко приволокли дружки Борилевовы его к Миле — он даже и глаза ещё закрыл, чтобы на неё не глядеть, — и тут вдруг гнев огненный взорвался у девушки в её сердце. Зарычала она как тигрица, платок дырявый вместе с паклей с головы сорвала, волосы свои пышные распустила волною тяжёлой — да как толкнёт брезгливого обормота ногою в живот!
И так сильно да от души это у неё получилось, что не только сам Борилев оттого на землю свалился, но ещё и дружков своих он вместе с собой повалил.
Смех, хохот, крики, визги — всё смешалось тут в этот миг. А Милолика, долго-то не рассуждая, клюку прочь от себя отшвырнула, да и припустила к лесу бежать что было прыти в её ногах. Отбежав же от поля праздничного на порядочное расстояние, она внезапно остановилась резко, обернулась назад с выражением лица зело свирепым — и принялась чего-то шептать раздражённо, то и дело руки к небесам просительно воздевая …
И вот же дивные чудеса-то! Прошла всего-то минуток может пара, как вдруг подул ветра порыв шалый, по ясному дотоле небу тёмные тучки наперегонки помчалися, и от былой погоды ясной не осталось вскорости и следа. Молнии огненные прорезали собою чёрные небеса, и разразилась там на удивление сильная и мощная гроза, людей, на праздник собравшихся, кого куда нещадно разгоняя…
До нитки мокрая и невозможно злая, вернулась наша егоза назад в свои пенаты дремучие.
— Эк же ты промокла-то, внученька! — покачала головою проснувшаяся недавно Яга, — Нешто не распознала, что идёт гроза-то? Я ж тебя этому учила когда-то…
— Семияр-то траву нашла, проказница? — спросила она опять через времечко, ответа от ведьмочки почему-то не дождавшись.
— Ничего я там не сыскала! — ответствовала ей Мила в запале, — Видать, зайцы траву ту сожрали! А может быть, она сё лето не в урожае!
— О! — воскликнула тогда Яга, по затылку себя притом бабахнув. — А ведь лето скоро уже кончается, а! День рождения у тебя, Милочка, намечается, и не какой-нибудь, а от роду осьмнадцатый. Надобно гостей побольше на праздник сей созвать, и как следует это дело нам справить…
И хоть по-прежнему дувшаяся и находившаяся явно не в духе Мила гостевому шумному сборищу воспротивилась было, но Баба-Яга на неё цыкнула, чуток прикрикнула, и таким образом показала, кто тут в избе хозяйка и чьё слово тут главное.
Ладно. Справлять, так справлять. Милолика потом даже обрадовалась… Отвлекло её сиё приготовление праздничное от мыслей мрачных. Ох, и обижена она была на Борилева! Ох, и зла! Да только зря она на царевича зло в сердце держала. Сама же была и виновата, что над нею так посмеялись. А не прикидывайся каргою отвратною, не выставляй себя в нелепом виде — вот и не будешь тогда в обиде.
Родилась Милолика, оказывается, аккурат на самый праздник яблочный. День её рождения, который Баба-Яга знала, они каждый год справляли с размахом немалым. А тут был случай особенный — как-никак восемнадцать лет стукнуло лесной девахе, а это значило, что взрослою она уже стала и готовой к жизни самостоятельной.
Пригласила Баба-Яга к себе на поляну всех неявных земных обитателей. Притопали туда и лешие местные, громадные да косматые, приплыли по речке водяные, прозрачные собою да пузатые; болотник явился, на сухую корягу похожий, русалки прибежали зеленоглазые, кикиморы из дебрей повылазили, покрытые мхом да лишайником, и даже кое-кого из домовых и банников Ягуся на пир позвала, с коими исстари дружбу она вела…
Напекли они с Милой пирогов, наварили пива вдоволь да квасу, мёду стоялого Яга выкатила из своих запасов — да и пошло у них гуляние разудалое на всю-то катушку!
Упилась сила нечистая мёдом да пивом, начали лешие с водяными песни невпопад горланить, с русалками по поляне скакать стали, и даже кикимор с пьяных глаз на танец они не гнушалися приглашать…
Одна лишь Милолика ощущала себя не очень весело. Плясать с кем попало она наотрез почему-то отказывалась, а сидела за столом, голову вниз повесив, и даже не засмеялась за всё то время разудалое ни единого разу.
И тут вдруг дзинь-дзинь, звяк-звяк — взгремели колокольцы серебряные где-то поодаль!
И увидели гости хмельные, что скачут к избушке Бабы-Яги кони огневые. Тройка чёрных, как смоль, жеребцов, запряжённых в повозочку золочёную, летели по дороге лесной во весь-то опор. Глаза у коней рдели пламенем ярким, а правил ими молодец удалой, одетый в платье богатое.
Вот примчались коники адовы, куда вознице было надо, да вмиг и пропали, а парень незнаемый на землю спрыгнул ловко, огляделся скоро, да на сидящую Милолику пытливым взором и уставился.
Вся сила нечистая от гостя новоявленного отшатнулась в преявном страхе, а он поклонился Бабе-Яге эдак слегка, да и молвил голосом звонким слова гордые, слова гордые да заносчивые:
— Али не ждала ты меня, Яга лесная? Так я, видишь, приехал неждан-незван, поскольку
