Дао Дзэ Дун - Сергей Анатольевич Смирнов
— Они что, все здесь? — также простодушно спросил Страхов и заметил, что прибавляется в нем именно простодушное любопытство, а все-таки не подозрительность и недоверие.
— Ну, все не все… — неопределенно отмахнулась Лиза. — Здешних всех сам увидишь на завтраке… Владимир Михайлович у нас главный специалист по психологии адаптации. Он всегда встречает. Просто умеет быстро включить новичка… Пусть даже героя из героев… Такого как ты!
— А ты сама-то здесь давно? — вдруг удивился Страхов.
Удивился, что этот вопрос не пришел ему в голову, как только он увидел Лизу.
— Ну, время здесь особого значения не имеет… Только когда ягоды собирать и всякое там сеять… А если так… то примерно два месяца.
— Два месяца, — убедил себя Страхов. — Для полного счастья осталось узнать только одно: что Андрюшка — полный отличник и скоро станет самым молодым в истории человечества генсеком ООН.
Лиза резко тормознула, и стрельнула в Страхова озорной электрической искрой — разрядом в мегатесла.
«Доступ для оценки разряда не нужен!» — вот с чем никак не мог свыкнуться Страхов.
— Плохо ты о себе и о нем думаешь… — сказала Лиза.
— Это как же? — не переставал удивляться Страхов.
— А так, что при таком папе и сын далеко пошел, — наставительно сказала Лиза. — А ты его дальше какого-то ООН до сих пор не видишь… Я тобой горжусь, и он тобой гордится. В общем, сам тебе все скажет, когда с рыбалки вернется.
У входа на терраску их дома с беленькими наличниками на окнах, изображавшими пару священных птиц Сирин, Лиза твердо остановила Страхова, уперев ему в грудь ладонь.
— Я быстренько переоденусь, а ты подожди меня здесь.
— Почему? — полюбопытствовал недалекий Страхов.
Лиза рассмеялась, и если бы Страхов был абсолютно уверен, что уже может себе здесь все позволить, то он немедля позволил бы…
— Ну и поглупел же ты, Сашка, там! Совсем отмороженный!.. Прости, — тихо добавила она, заметив выпавшую из глаза Страхова льдинку. — Я знаю: три криопаузы подряд, хоть и коротких — это не шутка… Но ты жив как никогда, это главное. Запомни это… И значит, если мы сейчас домой зайдем, то мы уже оттуда не выйдем. Понимаешь, никогда не выйдем.
По хребту Страхова пробежал холодок.
— Ни к какому завтраку, — уточнила Лиза, и Страхову сразу стало легче. — Да и Андрюшка чего доброго застукает, а ему еще рано… Мы же как глухари, ты помнишь?..
— Да, это помню, — сказал Страхов.
— Вот и подожди, я быстро, — снова махнула Лиза полотенцем и забежала в дом.
«Последней задачей является возвращение. Если трансцендентные силы благословили героя, то он отправляется в обратный путь под их защитой (посланник); если же нет, то он бежит, преследуемый ими (претерпевая превращения или преодолевая препятствия). У порога, ведущего обратно, трансцендентные силы должны остаться позади; герой выходит из царства страха (возвращение, воскрешение). Благо, которое он приносит с собой, возрождает мир (эликсир)». БИБЛИЯ КЕМПБЕЛЛА, тема КЛЮЧИ (Конец Пути).
Страхов задержал в мозгу бегущую строку на последнем слове из книги, создавшей мир сознательных героев.
«Эликсир, эликсир… — повторял он про себя, осматриваясь вокруг и не находя ни одного изъяна в своей воплотившейся мечте, и наконец, решился задать себе вопрос, который боялся задавать, все еще не находя причин для признания своего прекрасного и нужного всем хорошим людям поражения. — Сколько банок Pepsi не хватило для создания критической массы?.. Там… В глубине…»
Он уже почти смирился с тем, что эту реальность создал точно не он… ну или только вскладчину.
В кольце Юнга-Кемпбелла, как известно, существовала точка бифуркации реальности, когда герой мог отказаться от возвращения, став богом-покровителем или решив идти дальше, в непостижимое Ничто…
Мир, в который он попал, был неким новым вариантом кольца — вот и все. Герою, достигшему цели, уже не нужно было возвращаться к своему народу коронованным королем или великим вором Прометеем. Все заинтересованные персонажи, то есть народ, по достижении им, героем, высшей цели, автоматически получали искомое, или, говоря новым языком, повышение уровня до пределов мечты…
Вот и сын уже шел к нему с утренней рыбалки, окрепший в высокоэкологичной среде Самарского Чугаса, посреди потеплевшей Сибири, и уже, вероятно, обученный всему здесь необходимому, все знающий, раз нет системы доступов, и вполне довольный жизнью.
— Привет, па! — сказал он, качнув удочкой, как штандартом и тряхнув богатым куканом, сверкнувшим добычей. — Доброе утро!
Сын и вправду подрос и окреп.
— Доброе утро, Андрюха! — сказал Страхов. — Как дела в цюрихском лицее?
Сын оценил:
— Про цюрихский лицей это ты круто, па!.. Мама дома?
— Да вот… — развел руками Страхов. — Жду… И тебя тоже.
Он чувствовал, что сейчас опять расплачется, но только уж точно — в последний раз.
Сын посмотрел на него внимательно, даже придирчиво.
— Ты знаешь, па, надо сменить кадр.
— Что?! — не понял Страхов, и от этого ему немного полегчало.
— Ты, пап, просто стоишь тут, как Григорий Мелехов в последнем кадре «Тихого Дона»… — объяснил сын. — Ну, или в последнем абзаце… Смотря какой формат.
— Уровень доступа к памяти «Десять три плюса»… — пошевелил немеющими губами Страхов.
— Ну, па, здесь отметок уже не ставят, — сказал сын.
Он снова внимательно и даже придирчиво посмотрел на отца и, видно, решил, что отцу нужно помочь, что нужно пересилить свои подростковые комплексы и что настоящей сыновней нежности, несвойственной в его возрасте, нужно именно сейчас дать полный выход.
Он шагнул навстречу отцу и, поскольку обе руки были в тот миг невольно заняты, просто уткнулся лбом ему в грудь:
— Ну, здравствуй, па! Я, честно, соскучился.
Вот теперь Страхов и заплакал на макушку сыну, обнял его за голову и вздохнул, чуя чудесный запах только что выловленной рыбы.
— Ну, здравствуй, Андрюха! — сказал он, когда продышался. — Я тоже соскучился… Заработался там, черт его возьми!
— Ну, нормально, па! — прогудел сын ему в грудь. — Ты же столько сделал тут для всех.
