Бер Саша - Степь. Кровь первая Арья. Трилогия
- Атаман, нам срочно нужны повитухи. Без них у нас ни одна баба не родит.
Ардни ещё толком нечего не понимая, вылез из-под одеяла, кинул дров в очаг.
- А ты что? - переспросил он даже как-то удивлённо, - вы ж с Онежкой вроде как?
- Мы лекарки, - тяжело выдохнула Хабарка, закатив глаза к потолку, как обычно делают люди при объяснении всем известных истин, особо не понятливым, - одно дело болячки лечить, атаман, другое роды принимать, да детей править. Это разные вещи.
- А что раньше молчали? - тон голоса атамана стал командно-холодным.
Хабарка пожала плечами.
- Да чё т не думала как-то.
- Не думала она, - обозлённо рыкнул на неё атаман, - ничего без повитух родите. Где я вам их возьму?
Тут Зорька жалобно запищала, закрывая глаза руками, медленно усаживаясь на лежак. Хабарка же, не испугавшись гнева атаманского, жёстко и уверенно ответила ему:
- Ни одна не родит. Передохнут все. Надо стащить или выкупить где-нибудь.
- Где? - уже взревел Ардни, - повитухи и большухи у речников одно и тоже. Как ты интересно собираешься выкупить большуху у бабняка или украсть. Это ж надо весь баймак разорять. Да после этого большуха лучше сдохнуть пожелает, чем вам помогать. Она вас всех и поубивает, мстя. Думать надо башкой, - орал на Хабарку атаман, стуча ладонью себе по лбу.
На что Хабарка лишь ехидно ухмыльнулась:
- А не надо большуху, - прервала они ор атамана тихо и вкрадчиво, - Шумный у нас ведь не только про бабняки знает, но и про их е*и-баб, что по лесам сидят. А сейчас после зимы им ой как плохо там сидится. Мрут с голоду да холоду.
- А при чём тут е*и-бабы? - ошарашенный подобный сдвигом мысли в сторону, спросил Ардни.
- Так при смене атамана и бывшая большуха и весь её ближний круг в е*и-бабы по лесам садятся. А они-то как раз к нашему делу и сподручны. Там даже без крови обойтись можно будет и без уговоров. Лишь помани и они сами с голодухи, да со злобы на своих бывших баб к нам побегут. Надо лишь помочь добраться. А коли ещё и пообещать чё, так воще.
Ардни с шумом плюхнулся на лежанку рядом с Зорькой, которая уже перестала скулить и лишь умоляюще смотрела на него сквозь слёзки. Как он иногда ненавидел этих двух баб, особенно когда они собирались вместе. Он сразу понял, при пробуждении, что ему на голову сейчас вывалят очередную кучу дерьма какого-нибудь, от которого его бедная голова тут же опухнет, ну и нравились эти две дуры, каждая, конечно, по-своему. Вот прибежали, огорошили, но тут же сами предложили решение. Всегда бы так. А с Хабаркой почти всегда так и получалось. За что и жаловал и уважал. Умная баба, хоть с виду и дура полная.
- Ладно, - сдался атаман напору подруг, - попытаю Шумного, как поем. Помнится, мне, говорил он что-то о смене власти в каком-то баймаке. Притом, как бы не в одном.
Он ещё не успел договорить, а на шее уже повисла Зорька, заваливая атамана в меховое одеяло и расцеловывая лицо. Хабарка буркнула какую-то сальную шуточку, что тоже не против составить Зорьке компанию по валянию атамана по постели, но посетовав, что Ардни и с одной совладать не может, куда ему вторую, поспешила из их кибитки. Ардни, весёлый, довольный и не сильно упираясь напору радостной жены, барахтался с ней на лежаке ещё какое-то время, потом всё же поборов хрупкую, пузатую жёнушку, победно подвёл итог любовной схватке:
- Ладно. Пойду лодырей подниму, поем, да с Шумным потолкую.
После чего хлопнув её по заднице и оставив валяться в тулупе и шапке на лежаке, оделся и вышел.
Память его не подвела. Действительно, как выяснилось, на летнее солнце зависание два речных рода поменяли атаманов. В одном атаман совсем захворал и после перевыборов даже помер, а вот во втором не обошлось без драки и крови. Круг на круг, нож на нож. Победила молодость. Атамана свергли, а значит и всё руководство бабняка принудительно поменяли. Правда один из этих родов, почти как луну назад, Ардни растеребил под чистую, но е*и-бабы его ещё должны были сидеть по лесам и с голоду без поддержки родов не окочуриться, Время прошло не так много. К удивлению атамана, всплыл ещё один любопытный факт. Пацаны Шумного оказывается именно через е*и-баб и собирали информацию о нужных баймаках. Эти проныры в первую очередь их по лесам отыскивали и пользуясь тем, что е*и-бабство было для них неким видом наказания, за не понятно какие прегрешения, а за частую в е*и-бабы закрывали вообще без греха, лишь по воле ненавистной матёрой, то обиды на бабняк у них было хоть отбавляй и они охотно не только всё рассказывали пацанам о выгнавших их баймаках, но иногда даже активно помогали в их уничтожении, теша себя мыслью о мщении. Были даже такие е*и-бабы, баймаки которых уж давно Ардни перемолол, а они до сих пор по лесам сидят и в ус не дуют! Их сами же пацаны Шумного регулярно подкармливали и про них каждому проныре - лазутчику было известно, ибо использовали они их, как некие перевалочные базы, при длинных вылазках. Вот так, оказывается, от одной е*и-бабы до другой они и шастали по чужим землям. Уже утром, не свет не заря, десяток "шкурниц", то есть переобутых колесниц, с командой по три человека: ближника, его возничего и одного из пацанов Шумного, в качестве проводника, покинули логово, устремившись в степь со спецзаданием.
Не прошло седмицы, как логово обзавелось целой командой повитух, одной из который оказалась даже бывшая матёрая вековуха, как раз того баймака, где старого атамана прирезали, а её сослали в е*и-бабы. Вековуха оказалась очень странной и не менее своеобразной. Первое, что бросалось в глаза её невысокий рост, если не сказать вообще коротышка, и непривычная для большухи худоба. Как образно выразился Звонкий, ближник Ардни, ездивший за ней:
- Со спины кутырка, кутыркой, а как развернулась мордой, так прямо в снег на жопу сел.
Её бывший баймак был ещё не тронут и не смотря на свою миниатюрность и кажущуюся безобидность, вековуха оказалась на редкость кровожадной и своенравной.
Привозили их по одной и изначально рассадили раздельно по ямам, что у Шумного было в достатке и которые служили ему эдаким карантином. Ямы были сухими и тёплыми. В каждой очаг, много сухого сена для лежака, сверху настил, устроенный таким образом, что ни снег, ни талая вода внутрь не попадали. Кормили от пуза, поили вдоволь, расспросами не докучали. Кого-то уговорами заманили, кого-то посылами, кому-то вовсе ничего не объясняя, чуть ли не силой привезли да в яму бросили. Но никто толком не знал зачем. Каждую оставили наедине с собой думать да гадать на кой они немолодые, да ущербные этим пацанам понадобились. А что это были за звери, они знали прекрасно и то, что их привезли в самое звериное логово, тоже догадывались. Е*и-баб ары не держали, а обходились коровниками, для которых эти, были староваты. К тому же обходились с ними никак с пленницами, а как с гостями, лишь из ям не выпускали, объясняя это какой-то необходимостью, да вечно однозначно отговариваясь: "не время". За тем к каждой "гостье" в яму спустился щупленький паренёк, с каждой поговорил вообще-то не о чём. Ну, что значит поговорил, больше спрашивал, безобидно так интересовался, как кличут, да чем по жизни занималась, о травках, да о птичках с рыбками, о детях, конечно. В общем странные какие-то речи вёл, непонятные. Сам же на какие вопросы не отвечал. Отмалчивался. Зорька тоже вниманием "новеньких" не обделила. Любопытство, аж ляжки жгло. К каждой яме сбегала, на каждую в щёлку глянула, с каждой познакомилась. Нет, она не своевольничала, а делала всё, как Шумный просил, который её и водил по ямам. А когда Зорька, треща как сорока, лишь головой в люк просовывалась, рядом стоял, чуть по одаль, чтоб "гостьям" его видно не было, и тихонько так, чтоб в яме не слышали, Зорьке нет, нет да подсказывал. Все Зорькины разговоры - переговоры заканчивались на том, что она представлялась "новеньким" как жена атамана, после чего непринуждённо прощалась и от люка отходила. При первых знакомствах, ей это казалось как-то неприлично, так резко разговоры прерывать и Шумному силой порой приходилось её от люка оттаскивать и даже рот зажимать, чтоб чего лишнего ещё не взболтнула и только после второго или третьего одёргивания, каждый раз получая объяснения, что "так надо", Зорька сдалась и стала вести себя по роли так, как требовалось. Потом она и сама стала замечать, как менялись лица сидящих в ямах, после того как узнавали, что говорят не с молодухой какой-то любопытной и глупой, а с главной бабой этого дикого и до усрачки страшного для них места. Все как одна реагировали почти одинаково, резко задирая головы и пристально всматриваясь в молодое, красивое и искренни улыбающееся лицо. И вот на самом интересном месте это милое личико исчезало, люк закрывался и у каждой бабы в голове заваривалась каша. У них бедных и так мозги были набекрень от непоняток, творившихся вокруг, а после того, как эта милая непосредственность заявляла о своём бабьем лидерстве среди этих кровожадных зверей, у них мозги вообще сваривались и в остатке оставалась лишь мысль о том, что коль речная молодуха, судя по косе, живёт здесь, как в сказке, припеваючи, то может всё не так плохо, как кажется. Может и у неё всё сладится, и она поживёт ещё. У каждой появилась надежда. Коль Светлая Троица смилостивилась и не дала околеть в лесу, да не дала замориться с голоду, то не спроста её сюда закинуло.
