Дори. Заколдованный дуб - Олег Юрьевич Рой
Глава третья
всю ночь Митрофан трудился у себя в кузне, создавая копию ларца, а на рассвете разбудил своего гостя, посапывавшего после сытного ужина на печи, и показал свою работу. Увидев результат его трудов, Дори так и ахнул. Ларец получился точь-в-точь как оставшийся в Кронии оригинал, только ещё страшнее, ещё величественнее. Глаза орла на крышке сверкали хищным блеском, клюв жадно приоткрылся, словно поджидая добычу, а крылья серебром переливались на солнце.
— Ну как? — любовно разглядывая орла, поинтересовался кузнец.
— Ты самый настоящий волшебник, Митрофан! — искренне заверил Дори. — Не знаю, мог ли кто-то сделать лучше! А теперь надо народ собирать. Много народу.
Митрофан потупился. Неподдельное восхищение странного маленького человечка было ему очень приятно. Кузнец понял, что сделал работу по-настоящему хорошо. И в этот момент почему-то искренне поверил, что в битве с ведьмой ларец сработает.
Вечером, когда люди вернулись с полей, по всей деревне раздались звонкие удары молота по билу, подвешенному к столбу колодца. Таким звоном жителей деревни сзывали на пожар, или если приходила ещё какая-то беда. Однако, сбежавшись к колодцу и не заметив дыма и пламени над деревней, крестьяне немного успокоились. У колодца стоял маленький потешный человечек и колотил по железяке, а рядом возвышался суровый кузнец. У его ног, на перевёрнутом ведре красовалась какая-то штуковина в виде сложившей крылья птицы. Крестьяне окружили кузнеца и странного человечка плотным кольцом. Со всех сторон посыпались недоумённые вопросы. Звучно откашлявшись, Митрофан взял слово.
— Все вы знаете, какое у меня случилось горе, и знаете, кто в этом повинен, — сказал он, глядя себе под ноги. Народ согласно закивал. — Но Господь сжалился над нами и послал этого человека, который знает, как уничтожить злую колдунью. Теперь я смогу отомстить за свою Любашу, а все мы — спасти нашу деревню. Я выковал этот ларец, — и Митрофан коснулся орла. — Он избавит нас от ведьмы!
От этих слов все ахнули, послышался взволнованный шёпот:
— А что с этим сундучком делать-то?
— Этот ларец станет для неё тюрьмой, мы в него её саму и злобу её заточим! — грозно ответил кузнец на последние слова. — Другого выхода у нас нет. Она всё равно житья нам не даст! Ну, кто со мной? — И он сдвинул брови, оглядывая толпу.
— Ой, не знаю, не знаю, — попятился худощавый Петька с соседнего двора, посматривая на остальных. — А если твой ларец не сработает? Она всех нас там же и сожрёт!
Кузнец не успел ответить.
— Слушайте, мужики, что мы, как бабы, жмёмся? — загремел Прохор, первый силач и кулачный боец на деревне. — Попытка не пытка! А ты, Петька, что-то лучшее придумал? Я вот с Митрофаном пойду! Сколько можно эту гадюку терпеть?
— И я! — подхватил дед Антип, бойкий и юркий старикашка.
— И я! И я! Я тоже иду! — один за другим заголосили сельчане.
— Так я ж сразу и сказал, что идти надо! — поддакнул Петька.
Но тут с другого конца деревни раздался визгливый бабий голос.
— Батюшки, детки пропали, — голосила пухлая Фёкла. — Я им наказала подле дома играть, а они… Ух я им задам, когда вернутся! Мужики, кормильцы, поищите внучков, а? — взмолилась Фёкла, подбегая к колодцу. — В лес, не иначе как, ушли, неслухи, а там ведьма, будь она проклята! Ещё случится что… — и баба, громко разревелась.
— Ладно, поглядим, — попытался успокоить её Прохор. — Не реви, найдутся ребятишки, никуда не денутся.
* * *
Как раз в то время, когда люди собирались идти в тёмный лес, Цесинда колдовала у себя в избе. Несмотря на сумерки, там было светло — горница освещалась семью толстыми чёрными свечами, подсвечниками для которых служили отрубленные и высушенные человеческие руки.
Ведьма нарисовала травяным соком прямо на столешнице нечто, похожее на карту. В середине, в плошке, заполненной песком, торчала толстая сухая ветка, изображавшая дуб, рядом расположился комок глины, формой напоминающий её избушку. А поодаль, почти на краю стола, выстроились другие глиняные домики — это была та самая деревня, куда вчера забрёл Дори.
Остро заточенной человеческой костью Цесинда медленно двигала от деревни к плошке с веткой семь маленьких кукол из соломы и тряпочек. Они напоминали детские фигурки. Ведьма беспрестанно бормотала, что-то подсыпая на стол, водила над ним руками, дула, капала всякие отвары…
* * *
— Ванька, вон ты где схоронился! Вижу, вижу, за пнём сидишь! Вылазь! Теперь тебе водить! Только, чур, не подглядывать, а то знаю я тебя! — кричала Танюшка, прячась за можжевеловый куст.
— Только ты быстрей нас находи, а то боязно одному сидеть в лесу-то, — промычал толстый Влас.
— Домой бы нам уже, — рассудительно проговорила Катька, самая старшая из ребят. — А то бабка Свёкла мне все косы повыдёргивает.
— Так всё равно ж повыдёргивает! А домой всегда успеется, — по-взрослому махнул рукой Тишка.
— Я есть хочу, — захныкала маленькая Дуня.
— Ну ещё разок спрячемся — и мигом домой! — заключил Федя, бывший у ребят за главного. — Дунька, не реви! Иди, я тебе покажу, где схорониться можно — Ванька тебя ни в жисть не найдёт.
* * *
Отряд мужиков наконец был готов. Вооружившись кто чем мог — дрекольем, топорами, вилами, запасшись факелами — крестьяне двигались вдоль ручья. Кузнец шёл впереди. В одной руке у него был самый большой молот, в другой он нёс ларец. Митрофан шагал уверенно, тяжело ступая, пудовый молот в его руке казался невесомым. Два нательных крестика — свой и покойной Любаши — блестели на его груди через распахнутый ворот рубахи. Он надеялся только на защиту любви, своего молота и волшебного ларца, принесённого странным маленьким незнакомцем. Лицо кузнеца выражало мрачную уверенность. Было ясно, что он или победит ведьму, или останется в лесу навсегда.
Остальные повесили на себя чеснок, перевязали волосы нитками (считая, что это отпугивает ведьм), взяли с собой иконки. Кое-кто запасся и склянками со святой водой.
Шли молча, лишь изредка переговариваясь. Темнело, свет факелов отбрасывал на лица крестьян резкие тени. От этого решимость на лицах мужиков казалась ещё сильнее.
Дори почти бежал рядом с Митрофаном, не успевая за его широкими шагами. Ему тоже передалась от кузнеца уверенность в победе, и он только изредка вспоминал, что в случае неудачи так и останется в этом мире навеки. Если не случится ещё чего похуже. Однако сын правителя гнал от себя такие мысли и изо всех сил старался не отстать от своего могучего товарища.
