Эйнемида II. Право слабого. - Антон Чигинёв
– Спорим, я залезу ему прямо на рог!
– Слезай, Гермий, мама будет ругаться! Нам нельзя баловаться снаружи дворца.
– Кера, почему ты такая трусиха? Кто нас тут увидит? Полдень – все ещё обедают!
– Я тоже хочу кушать! Пошли на кухню!
– Ну ещё минутку, обжора!
Бык стоял у самого входа во дворец. Гордый красавец, символ мощи и власти Периссы. Гермий любил залезть ему на голову – ни у кого из детей не получалось, а он залазил с лёгкостью. Оттуда было так здорово смотреть на площадь, цветные палатки торговцев и маленьких, точно игрушечные, человечков. Гермий назвал быка Перисом. Сидя на могучей шее, он воображал себя великаном верхом на гигантском быке. Сегодня они едут посмотреть дальние земли, а домой вернутся прямо к ужину... Сжав руку в кулак, так, что побелели костяшки, юноша поднял взгляд на огонь. Таким взглядом смотрят на врага, не имея возможности до него дотянуться, даже ценой собственной смерти. Из-под впившегося в кожу ногтя вытекла тёмная капля крови. Гермий не заметил.
Леодикерия – Кера, сестричка, на год младше. Светлые косички, вечно плаксиво морщит носик, точно собираясь чихнуть, страшная трусиха, обожает булочки с маком, да и вообще любит покушать. Когда всё случилось, ей было шесть лет. Что ты чувствовала в тёмном медном чреве, стиснутая разгорячёнными телами? О чём думала, когда твоей нежной кожи коснулась раскалённая докрасна медь? Отец был могуч, он бы избавил вас от мучений даже голыми руками. Они знали это и лишили его пальцев...
Шуршание женских одежд и запах жимолости – Диена, приятельница царицы, в который уже раз за сегодня. Женщина словно ненароком коснулась бедром руки сидящего в кресле Гермия, и принялась что-то говорить, а её глаза горели жаждой. Не глядя на неё, он невпопад мотнул головой и потянулся за кувшином. Обиженная женщина отвернулась и ушла. Вернётся. Или нет. Какая, к гарпиям, разница?
– Ну что, друг мой Кратиск, добро пожаловать домой. Посмотрел на красоты Архены? Небось там повеселей, чем у нас на скучном островке?
– Везде хорошо, наставник, а наш Кео всего лучше.
– Ну-ну. И что нового творится на свете? А то мы тут отшельниками, совсем уж отстали о жизни.
– Как и всегда, наставник, кто-то воюет, кто-то мирится, а искусство живёт. Из последнего: умер Тиматр, тиранн Эполы.
– Вот как? Это точно? Он же совсем ещё не старый был. Как это случилось?
– По-глупому, наставник. Захотел надругаться над какой-то девчонкой и погнался за ней на коне прямо по деревне, а её пёс возьми, да вцепись коню в ногу, ну тот и понёс. Тиматр так ударился о землю, что все внутренние соки вышли наружу. И дня не прошло, как Эретерос Молчаливый призвал его к Урвосу Всеприемлющему.
– Мелия Сладкогласая! Воистину, пути бессмертных смертным неведомы. Однако, эта история так и просится в песню. Злодейский умысел и справедливое возмездие. Воля богов... Гермий, мальчик мой, что с тобой?! Гермий!!!
Тиматр Эполский, Сабиабаз Карамнский, Фалар Аркиейский. Тиматр, Сабиабаз, Фалар... Приказ отдали они, это Гермий выяснил точно, немало времени затратив на расспросы, чтение свитков и сопоставление сведений. Мидонийский военачальник Ламанур увёл свои войска домой сразу после сражения у Козьего источника. Омрий из Плефирн был тяжело ранен, дар речи вернулся к нему хорошо если через месяц. Никатий, тиранн Тресента, не вступал в Периссу, встав лагерем у Кфирны. Узнав, как умер царь Спифрин, он проклял своих союзников и разорвал с ними все отношения, не желая быть причастным к такому злодеянию. Тиматр, Сабиабаз, Фалар... Гермий повторял эти имена точно в бреду, втайне от жрецов выискивая в свитках знаменитой библиотеки Кео любые упоминания о пытках и казнях. Мидонийские, кахамские, верренские пытки, жестокие обычаи тураинских орфотавров, леденящие кровь истории о некромантах Занбара – немногие из палачей смогли бы потягаться с юношей в знании своего ремесла. Тиматр, Сабиабаз, Фалар... Все трое сбежали от него в смерть. Сабиабазу повезло напиться из отравленного трупным ядом ручья, и он умер легко – всего после суток жестоких мучений. Фалара схватили враги и разорвали конями, но эти растяпы даже не догадались сперва подёргать рывками, сразу погнали вскачь. Хорошо хоть не хватило ума подрезать сухосжилия, иначе конечности бы оторвались вмиг, и казнь бы закончилась, едва начавшись. Когда пришли вести о смерти Тиматра, Гермий, более не таясь, кричал как безумный и в слезах катался по полу под испугаными взглядами приютивших его жрецов. Они сбежали, и жить стало незачем. У них остались семьи, но Гермий не обманывал себя: убить ребёнка за преступление отца он не сможет. Они сбежали, и нужно было искать в жизни новую цель. Наутро Гермий сказал настоятелю, что хотел бы обучиться военному делу, и старый Микон вспомнил, что у юноши есть родственники в далёкой Герии...
Поток
