Иван Сабило - Крупным планом (Роман-дневник). 2008

Решили строиться.

26 сентября. Пятница. Творческий день. Сделал набросок нового расска­за, который назвал «Жизнь покажет». В основе его сюжета моя давняя поездка в Казахстан, в Павлодар по письму девочки, как потом выяснилось, анонимному. Девочка писала о безобразиях в их школе и просила редакцию опубликовать её письмо, чтобы «образумить» некоторых учителей. Журнал «Костёр», куда она на­писала, попросил меня поехать и разобраться. И всё оказалось совсем не так. Про­сто она решила отомстить учителю, который не обращал внимания на её к нему чувства. Девочку - автора анонимного письма - я нашёл, разговаривал с ней, с её родителями и учительницей. Все удивлены её поступком, а девочка стоит на своём: она борется за справедливость и считает, что в этой борьбе все средства хороши...

Не выходят из головы различные соображения по поводу дел в МСПС. Поло­жение крайне неустойчивое: суды, проблемы Международного Литфонда, обва­лившиеся на МСПС, кадровые вопросы, явное давление на Кузнецова за какие-то его неизвестные мне прегрешения. Непонятна позиция Сергея Владимировича. В МСПС он не появляется, ширятся абсурдные слухи о его кончине, у меня они вызывают горькую усмешку. Неопределённость поведения руководителя часто приводит к разброду и шатаниям в коллективе. Несколько раз звонили ему до­мой - нет ответа. Игорь Блудилин-Аверьян посоветовал связаться с его сыном Никитой, но я отверг это предложение - я с ним не знаком. Удивляет Салтыкова, которая делает вид, что общается с Михалковым, но при этом ничего не может о нём сказать. Может быть, ей отказано от дома? Возмущена поведением Переверзина, который добавляет МСПС хлопот литфондовскими проблемами.

29 сентября. Вместе с Л. Салтыковой сочиняли в её кабинете поздравитель­ную телеграмму Владиславу Крапивину - к 70-летию со дня рождения.

Медленно открылась дверь и вначале заглянул, а затем вошёл нарядно оде­тый - в костюме цвета какао с молоком, при галстуке - Переверзин. Мы оба вски­нули головы - столь неожиданным оказалось его появление.

Не присаживаясь, поинтересовался, готовы ли мы его выслушать. Салтыкова начала иронизировать, острить: мол, как же не послушать такого известного дея­теля, который соблаговолил явиться собственной персоной. Напомнила о давних обидах, о том, что он не позвал её на конференцию Литфонда России.

- Подождите, Людмила Дмитриевна, - сказал я. - Он же не просто так пришёл, не с пустыми руками.

-Да, я к вам с важной новостью от Сергея Владимировича. - И обратился ко мне: - Иван Иванович, ты Сергея Владимировича уважаешь?

- Странный вопрос, - раздражаясь, сказан я. - Как будто мы у пивного ларька. Я Михалкова знаю всю свою жизнь, и речь может идти не об уважении, а о чём-то другом.

- Да, о другом. А вы, Людмила Дмитриевна, Сергея Владимировича уважае­те? - в упор спросил он Салтыкову и протянул ей лист бумаги.

Она стала читать, на лице её возникло недоумённое выражение.

- Что это? - растерянно спросила она. - Что вы мне дали?

- То, что мне поручил Сергей Владимирович.

Оказывается, Переверзин принёс приказ Михалкова об освобождении Феликса Кузнецова от обязанностей первого секретаря Исполкома МСПС. И не успели мы с Людмилой Дмитриевной вникнуть в эту фантастическую для нас новость, он протянул мне вторую бумагу - приказ Михалкова о назначении исполняющим обязанности первого секретаря его, Переверзина.

Немая сцена. Кажется, у меня в бороде стали плавиться корни волос.

- Если вы всё правильно поняли, попрошу собрать секретарей и сотрудников, чтобы я мог зачитать им приказы.

Я предложил Салтыковой связаться с Михалковым - не авантюра ли это ис­кушённого в таких делах Переверзина. Но тут вошёл Задорожный и сказал, что секретари и сотрудники уже собираются в конференц-зале. Мы тоже направи­лись туда. По пути я заглянул в канцелярию, спросил у Нины Константиновны, на месте ли Кузнецов. Она лишь развела руками.

- Как только появится, попросите его зайти в конференц-зал.

А в конференц-зале Переверзин присел к столу, за которым обычно сидит президиум, и, с присущим ему косноязычием, зачитал оба приказа. И тут же стал объяснять, какие задачи стоят перед МСПС, как нужно работать, чтобы избавить­ся от всяческих расколов-разделов между писательскими организациями, и как нужно действовать, чтобы сплотить вокруг МСПС все писательские Союзы стран СНГ. По его словам, до сих пор МСПС ничем положительным не занималось, так как не могло правильно организовать свою работу.

Говорил он долго, казалось, его монологу не будет конца. А когда заявил, что идёт сюда, чтобы всех примирить и объединить, а также чтобы наконец Государ­ством был принят Закон о творческих Союзах, я не выдержал:

- В словах столь скороспело назначенного на должность первого секретаря Переверзина много неверных представлений и утверждений. Как будто он сам не является одним из тех, по чьей вине возник среди писателей раскол. Вся эта возня вокруг продажи Дома творчества Малеевка и детского сада, вокруг Переделкино и его дач, вокруг приобретённых им самим квартир и многого другого... Он и есть главный раскольник писательских рядов. И на его месте я бы сам ушёл, не усугу­бляя и без того сложную жизнь писателей. - И прямо ему: - За два с половиной года, что я работаю в Исполкоме, я убедился в творческой и организаторской состоятельности МСПС. И огульно охаивать нашу работу не позволял себе ни­кто. Нам нужно много думать над тем, что произошло с вашим назначением, но убеждён, что Сергей Владимирович допустил ошибку, назначив вас на должность, занимать которую вы не имеете морального права.

Переверзин опустил голову и, заикаясь, что ещё более усугубляло его косноя­зычие, стал говорить, что ничего дурного он сказать не хотел, просто выразил то, что было сказано два дня назад Михалковым.

Все были шокированы такой новостью. Никто из сотрудников не произнёс ни слова. Обычно активная, даже бурная Салтыкова сидела притихшая и подавлен­ная. Изредка поднимала глаза на Переверзина, и в них можно было прочитать не только растерянность, но и немой вопрос: «Что же теперь будет со мной? Я же всегда знала тебе цену и всегда была против тебя, а ты вон куда махнул!»

После завершения нашего импровизированного собрания я пошёл к себе. Меня догнал Переверзин и попросил уделить ему несколько минут для разговора.

- Идёмте, - сказал я и привёл его на второй этаж.

Он сел, вспомнил, что нас с ним объединяет «длительная совместная работа» и что ещё больше нам предстоит сделать. Дальше он, перемежая речь матерком, стал говорить, сколь уважительно относится к нему Михалков и что именно по­этому назначает его на должность первого секретаря.

- Вообще-то, - сказал он, - тебя позвали сюда работать, предполагая, что именно ты не только возглавишь аппарат, но и станешь первым секретарём. Но события резко изменились, здесь понадобился мой опыт, моё участие в хозяй­ственных делах, и я принял решение пойти на эту должность.

- Знаете, - сказал я, - можете со мной разговаривать проще, без мата. К тому же мат никак не подходит к вашей речи.

- Почему это?

- Потому что при вашей косноязычности у вас наиболее отчётливо звучат именно матерные слова, лучше бы наоборот.

- Да, я знаю, но...

- Простите, я продолжу. У нас с вами действительно были неплохие отноше­ния, пока вы...

- Ладно, забудем прошлое. Начнём строить наши отношения, как говорится, с чистого листа.

- Нет, с «чистого листа» не получится. На нём стоит гигантская клякса, и если бы я тогда...

- Ладно, давай подумаем, как нам строить дальнейшую работу.

- Здесь не о чём думать, мне Феликс Кузнецов сказал, что вы меня назвали своим злейшим врагом. На каком основании?

- Не помню, чтобы я это говорил. Кузнецов врёт.

Не знаю, сколько бы ещё в таком духе продолжалась наша беседа, но её пре­рвал звонок Кузнецова. Я спросил, почему его нет на работе.

- Я приехал, но меня не пустили. Переверзин поставил свою охрану, и мне перекрыли путь.

Я положил трубку и спросил Переверзина, почему он не пустил Кузнецова на работу.

- Неправда, он врёт. Я сам бежал за его машиной, пытаясь остановить, но он уехал. Ладно, хрен с ним, с Кузнецовым. Я знаю, что у тебя хорошие отношения с Чергинцом. Давай созвонимся с ним и поедем в Минск. Я там ни разу не был, давно хочу.

Всё, пора ставить точку в разговоре, и мы её поставили.

Есть одно неоспоримое приобретение России - все часы граждан и учрежде­ний показывают точное время. Время - единственное, что никому не подчиняется и что верно служит абсолютно всем. И хорошо, что оно не везде московское.

30 сентября. Утром меня пригласил для разговора Переверзин - он уже занимает кабинет, в котором ещё на прошлой неделе работал Кузнецов. Начал с удивления, постепенно переходящего в гнев:

- Я сейчас посмотрел ведомости на зарплату сотрудников МСПС и ужаснулся, трах-та-ра-рах!