Карина Тихонова - Не родись красивой, или Точка опоры
– Нужно, – согласился Саша хмуро. И велел:
– Отмените это копание. Я подумаю, как вам помочь.
– Правда? – обрадовалась я совершенно искренне. – Спасибо!
– Пока не за что…
Мы помолчали еще немного.
– А потом? – спросил Саша, нарушая молчание. – Что ты будешь делать потом?
Я пожала плечами.
– Не знаю. Найду работу, куплю квартиру…
– Денег ты, конечно, не теряла? – перебил он меня.
– Нет, – призналась я. – Мне нужен был предлог, чтобы задержаться в поселке. Отсюда и амнезия…
– Толково, – похвалил Саша.
Я скромно потупилась.
Он допил коньяк, поставил на место стопку и хлопнул себя по коленям. Приподнялся с дивана и сказал:
– Ну, дорогие гости, не надоели ли вам хозяева…
– Посиди еще немного, – сказала я поспешно.
Он подозрительно сощурился.
– Зачем?
«А зачем ты свистнул мою фотографию из личного дела?» – хотела спросить я.
Но не спросила.
– Мне одиноко, – призналась я почти искренне. – В конце концов, ты единственный человек, который знает обо мне все…
«Ха-ха! – отчетливо произнес внутренний голос. – Так уж и все!»
«Ерунда, – отрезала я. – То, чего он не знает, и знать не нужно. Это касается только меня, Инки, Ирки и Димки».
Саша дотронулся до моего подбородка и осторожно приподнял его вверх. Сначала я решила то, что решила бы на моем месте любая нормальная женщина: он хочет меня поцеловать.
Поэтому закрыла глаза и предоставила ему полную возможность это сделать.
Но он меня не поцеловал.
Я подождала минуту, другую и открыла глаза.
Саша смотрел мне в лицо, и взгляд его был испуганным.
– Боже мой! – сказал он трусливо. – Да ты никак на меня глаз положила!
Я убрала его руку от своего подбородка и отодвинулась.
Саша упал на диван, не отрывая от меня испуганного взгляда.
«Не жми на него, – посоветовал внутренний голос. – Он пока не готов».
И я приступила к привычному вранью.
– Вот еще! – начала я, вскидывая брови. – Нужен ты мне!
– А что тебе нужно?
– Мне нужна работа, – ответила я, так как заранее приготовила мосты для отступления.
Он захлопал ресницами.
– Работа?..
– Ну, да! – ответила я простодушно. – Работа! По-моему, мы можем отлично работать в команде!
Испуг ушел из его глаз, но подозрение осталось.
– Ты хочешь со мной работать? – переспросил Саша.
Я пожала плечами.
– Конечно, я могу работать и в музыкальной школе, но мне интересней решать головоломки. И, по-моему, у меня это неплохо получается. Как ты думаешь?
Саша неохотно кивнул.
Я прищелкнула языком и сказала:
– То-то!
Саша безмолвствовал.
– Не хочешь, не надо, – поторопилась я с отступлением. – Просто мы могли бы неплохо заработать… Наверняка, у тебя бывают ситуации, когда нужно женское участие. Вот я могла бы…
Я не договорила, взяла стопку и отпила немного коньяка.
Саша быстро встал, словно очнулся, и двинулся к лестнице.
– Ты куда? – спросила я.
– Домой, – ответил он, не глядя мне в лицо.
– Ты не ответил, – напомнила я.
– Я подумаю.
Я промолчала.
Саша притормозил на верхней ступеньке и оглядел меня еще раз. Хотел что-то сказать, но передумал.
Кубарем скатился вниз, хлопнул дверью.
Я присела на диван, где минутой раньше сидел гость. Скрестила руки на коленях и принялась их рассматривать.
То, что мы с Инкой сестры, я узнала в школе. Еще во втором классе.
Она подошла ко мне на перемене, отвела в сторону и сказала:
– Ты моя сестра.
– Да? – обрадовалась я.
Дома я чувствовала себя такой одинокой, что появлению сестры была безумно рада.
– Да, – ответила Инка серьезно. Она вообще у нас девушка серьезная.
– Откуда ты знаешь?
– Слышала, как мать с отцом ругалась, – ответила Инка бескомпромиссно.
Собственно говоря, я тоже слышала родительскую ругань по этому поводу, но кто мой отец, узнать из их бесконечных взаимных упреков не удалось.
Инка мне нравилась, поэтому появление сестры я восприняла с энтузиазмом. И поверила ей стразу, безоговорочно.
Не только потому, что хотела поверить, но еще и потому, что у нас с ней были абсолютно одинаковые глаза.
Яркие, синие, сверкающие.
Такие же были и у Димки.
Странно, но я считаю, что наш папочка, Владимир Авдеев, человек-праздник, передал нам самое лучшее, что только мог передать. Свои невероятные глаза.
А во всем остальном мы были его полной противоположностью.
Как сказали бы методичные дотошные немцы, любящие определенность, мы были его «доппельгангеры».
Почему-то природа наградила нас способностью крепко держаться за близких людей. И если в этом будет необходимость, драться за них насмерть.
«Что ж, иногда жизнь заставляет это делать», – подумала я философски.
Трудность состояла в том, что общаться открыто мы не могли.
Димка жил в другом городе. С Инкой мы жили в одном дворе, но это проблемы не снимало.
Наоборот.
Это создавало дополнительную напряженность.
Когда мой формальный папаша, которого я сейчас называю «Александр Яковлевич», больше не мог игнорировать наше невероятное внешнее сходство, нас с Инкой развели по разным баррикадам.
Точнее говоря, попытались развести. Но этого не получилось.
Мы упорно продолжали общаться, хотя нам приходилось делать это тайно. Так, чтобы не попадать под перекрестный огонь, которым обменивались наши законные и незаконные родители.
И эта война, перенесенная в детские комнаты, сплотила нас так, как не сплачивает никакая дружба.
Ирка не была нашей кровной сестрой.
Не знаю, почему у нашего папочки не дошли руки до ее мамочки, но они по какой-то причине до нее не дошли.
Захлопотался, надо полагать.
Мы знали это совершенно точно, потому что сделали тест ДНК, в надежде установить наше с Иркой кровное родство. И получили отрицательный ответ.
Честно говоря, Ирку эта новость ужасно расстроила. Зато она была нашей сестрой по духу, если не по крови, поэтому разницы между ней или Инкой я не делала.
Или между Иркой и Димкой.
Вот так, скрываясь от родителей, пригибаясь к земле, чтобы не задела шальная пуля, мы образовали наше тайное надежное братство.
Моя мудрая бабушка, Анна Львовна, разделив свои деньги между мной и своим сыном, оставила для меня письмо, в котором советовала поделиться с Инкой.
В этом же письме она с бесконечной деликатностью сообщила мне о том, что я давно знала.
О том, что у меня есть сестра.
Но я считала, что у меня не одна, а целых две сестры и один брат. Этот факт только радовал мою душу.
Поэтому свою долю наследства я разделила на четыре части. Все получили равные куски пирога.
Кроме Димки.
Все, что мы могли для него сделать сейчас, – это по-человечески похоронить.
И мы это сделаем. Даже если придется перерыть этот проклятый лес собственными руками.
Я вздохнула и сжала руки в кулаки.
Поэтому я и приехала сюда. Не только из-за дружбы. Меня привело гораздо большее: родство по крови.
– Поменяй фамилию, – сказала мне Инка примерно два года назад. – Будешь Авдеева, как и я. Это твоя настоящая фамилия, ее и носи.
Но я подумала и отказалась.
Отказалась из-за чувства бесконечной признательности к моей бабушке, у которой хватило любви на чужого ребенка, не приходившегося ей внуком.
На меня.
Ее фамилию я и буду носить до тех пор, пока не умру. Особенно сейчас, когда любой фашиствующий ублюдок может посчитать смену моей фамилии своим личным достижением.
Я встала, подошла к выключателю и погасила боковые светильники.
Угли догорали в камине, пространство перед ним освещалось тревожным багровым светом.
Когда-то один умный человек по имени Архимед сказал следующее:
– Дайте мне точку опоры, и я переверну мир.
Мы с Инкой даже выучили смешное пародийное стихотворение на эту тему. Оно нам очень нравилось, хотя имя автора я со временем забыла.
Но сейчас я думаю вот о чем: какую точку опоры имел в виду Архимед?
Механическую или моральную?
В детстве мы с Инкой считали, что он имеет в виду обыкновенный рычаг, точка опоры которого находится где-то в пространстве. Мы даже проводили научные опыты, используя в качестве земного шара футбольный мяч, а в качестве рычага – хоккейную клюшку. Повернуть мир в такой игровой пропорции оказалось необыкновенно легко. В конце концов, Архимед был гениальным изобретателем!
Но сейчас я думаю, что мы с Архимедом ошибались.
Я думаю, что моральная опора гораздо лучше подойдет для этой амбициозной цели.
У меня таких точек опоры было целых три. До тех пор, пока подонок по имени Стефан не уничтожил одну из них. Жизненно важную для меня.
Да и не только для меня.
Странно, но никто из нас до сих пор не созрел для серьезных отношений с другим человеком.
