Карина Тихонова - Не родись красивой, или Точка опоры
Бред какой-то…
Придется спросить у него самого. Когда вернется.
Я почесала нос и подумала: «Скорее бы вернулся!»
Нарыв созрел.
Он вернулся через два дня.
О его приезде я узнала от Марийки. Марийка позвонила мне днем и коротко отрапортовала:
– Хозяин дома.
– Дай бог ему здоровья, – ответила я небрежно.
– Про тебя спрашивал, – наябедничала Марийка.
– Чего хотел?
– Да ничего. Просто спросил, тут ты или уже уехала.
– И что ты ответила?
– Что ты еще тут.
– Умница, – одобрила я и положила трубку.
Что ж, пора готовиться к последнему действию.
Хозяин дома…
Я тихо рассмеялась.
В детстве мы с бабушкой играли в такую игрушку. Она меня спрашивала:
– Хозяин дома?
– Дома, – отвечала я.
– Гармонь готова? – допытывалась бабушка.
– Готова, – отвечала я, холодея от предвкушения веселья.
– Можно поиграть?
Если я отвечу «можно», то бабушка немедленно примется щекотать меня по выпирающим ребрам, а я свалюсь на диван и начну извиваться от хохота.
Отвечать «можно» немного страшно, но столько счастья было в этом захлебывающемся хохоте, что мне никогда не приходило в голову ответить «нельзя».
Забавная логика у детей…
Я пошла к себе в комнату, открыла гардероб и принялась швырять на кровать вешалки с тряпьем.
Тряпок было множество, поэтому выбрать нужную оказалось не так просто.
От брюк я отказалась сразу.
Сегодняшний вечер не должен пахнуть запахом офиса и деловых бумаг.
Немного поразмыслив, я отказалась и от вечерних платьев.
– Не так откровенно, девочка моя, – шепнула мне интуиция.
И я с ней согласилась.
Поэтому немного помозговав, я достала черную трикотажную тунику от Трюффо. Вообще-то ее полагается носить с брюками, но почти никто ее так не носит.
Туника похожа на свободное платье с небольшим разрезом на боковом шве. Я вооружилась иголкой и ниткой и уничтожила этот кокетливый разрез.
Никаких вольностей.
Надела тунику и покрутилась перед зеркалом.
Она мне очень шла. Не облегая тело, как перчатка, туника, тем не менее, очень ясно намекала на то, что фигура у меня хорошая. Длина нормальная, до колена. Никаких разрезов-вырезов, очень целомудренный ворот, слегка открывающий ключицы.
Никаких украшений я надевать не стала.
Только собрала волосы в высокий хвост и слегка подкрасила глаза.
Посмотрела на свое отражение и сказала:
– Привет, доппельгангер.
Отражение помахало мне рукой. А может, я ему. Какая разница?
После этого я пошла в гостиную, роль которой в доме играл зимний сад. Придвинула журнальный столик ближе к камину, присела и поставила на него два красивых бокала.
Опустилась на колени перед камином и начала разжигать огонь. Но завершить декорации не успела.
– Привет, – сказал знакомый насмешливый голос за спиной.
Я не оглянулась.
Разожгла огонь, подождала, пока пламя выровняется, и только после этого поднялась с пола.
Повернулась лицом к Саше, выбросила вперед руку и сказала старую эффектную фразу, с которой гладиаторы обращались к цезарю:
– Идущий на смерть приветствует тебя!
– Да, – согласился он, рассматривая меня. В полумраке его глаза казались темными. – Очень похоже.
Я опустила руку и засмеялась.
Саша подошел к дивану, сел на него. Покрутил в пальцах бокал, чему-то усмехнулся и отодвинул его подальше.
– Твоя подруга тебе, конечно, звонила? – спросил он.
– С приездом! – сказала я.
Он снова усмехнулся.
– Спасибо.
– Выпьешь что-нибудь? – предложила я.
– Нет, – ответил он сухо.
– А я выпью.
– Ради бога, – разрешил он, пожимая плечами. – Если тебе это нужно…
Я на минуту вышла из сада и вернулась назад с бутылкой «Мартеля» и двумя стопками.
– Нужно, – сказала я и налила свою стопку до краев. – Очень нужно.
– Понимаю.
Я залпом выпила янтарную жидкость. На мгновение меня оглушило. Я застыла на месте, прижимая руки к груди.
– Осторожно! – недовольно сказал Саша. – Кто же так коньяк пьет!
– Я.
– Оно и видно.
Я уселась в кресло, стоявшее сбоку от дивана. Коньяк шумел в голове океанским прибоем.
– Как ты? – спросил Саша.
– Прекрасно, – ответила я. – Если бы ты только знал, какое это счастье: не притворяться.
Он усмехнулся.
– Если у тебя есть вопросы, спрашивай! – предложила я.
– Почему ты убила его именно в тот день?
Я закрыла глаза и увидела глянцевый билет, сложенный вдвое в кармане пиджака.
– Тем утром Стефан собирался вылететь на Кипр, – ответила я ровным голосом. – Билет я увидела случайно.
– А-а-а!
Он оживился, быстро прикидывая что-то в уме. Я с улыбкой наблюдала за ним.
Права Коко Шанель. Каждый мужчина остается ребенком до самой смерти.
– Зачем же ты послала Вике эти конфеты? – забормотал он себе под нос.
Я сделала движение.
– Нет-нет! – Он замахал на меня руками. – Не говори! Я сам догадаюсь.
Я пожала плечами, встала и прислонилась спиной к каменной полке. Стояла, разглядывала гостя и ни о чем не думала. Впервые за последние полтора месяца.
Саша выглядел хорошо. Бессонница, терзавшая его последние две недели, по-видимому, улетучилась, как только он добрался до разгадки кроссворда. Он немного похудел, но это ему шло.
Саша был похож на красивую породистую охотничью собаку, которая учуяла дичь задолго до того, как ее увидел хозяин.
– Время! – сказал он наконец.
Я одобрительно кивнула. Он просиял.
– Тебе нужно было выиграть время!
– Я надеялась, что Вика подаст в суд долговые расписки, – сказала я. – Тогда Стефан не смог бы улететь на Кипр.
– То есть все получилось спонтанно, – уточнил он.
Я снова утвердительно кивнула.
– Почему ты не наняла профессионала? – спросил Саша. – Пристрелили бы его к чертовой матери, и дело с концом!
– Димка! – напомнила я.
Саша вопросительно приподнял бровь.
– Мы его даже похоронить не можем, – сказала я. Быстро вскинула голову вверх и уставилась на люстру.
Люстра расплылась и потеряла форму.
– Понятно, – сказал Саша очень тихо.
Люстра обрела четкие очертания, и я опустила голову. Посмотрела на гостя и невольно улыбнулась.
Он был так горд, так доволен собой!
– Он сказал? – спросил Саша все так же тихо.
Я с сожалением покачала головой.
Нет. Этот подонок не сказал, где он закопал Димку.
Я ждала его в спальне. Кейс с драгоценностями и пистолет я нашла давно. Перепрятала его в другое место и ждала своего часа.
Честно говоря, убивать Стефана мне не хотелось. Не потому, что он не заслуживал смерти. Потому, что для подобной работы существую профессионалы.
Мы с девчонками хотели только одного. Мы хотели узнать, где он закопал Димку.
Но этот проклятый билет! Он спутал все мои планы.
Стефан решил кинуть всех: Вику, Марью Гавриловну, Костю, швейцарцев. Продал дом, взял всю сумму наличными, а драгоценности…
Не знаю, что он собирался с ними делать. Возможно, нашел оптового покупателя, возможно, перепрятать их в другое надежное место…
Не знаю!
Об этом я не думала. Я думала только об одном: как заставить его сказать правду.
– Когда ты ждала, ты уже знала, что убьешь его? – спросил Саша.
Я немного подумала.
– Наверное, да, – ответила я хрипло. – Иначе не стала бы надевать его старые перчатки.
– И не стала бы приносить драгоценности к нему домой, – договорил Саша.
Я стиснула зубы и кивнула головой.
Это так. Живым эти проклятые украшения Стефан больше бы не увидел.
– Напрасно ты подняла его правую руку с пистолетом к виску, – сказал Саша. – Были сомнения. Человек стреляется стоя, и падает так, что оружие оказывается точно напротив пулевого отверстия… Прямо подсказка для особо тупых.
– Я не подумала, – признала я его правоту. – И с перчатками прокололась.
Саша махнул рукой.
– Да ладно!
Он с любопытством посмотрел на меня и спросил:
– А почему за это взялась именно ты?
– А кто? – спросила я, пожимая плечами. – Инка? При ее фамилии «Авдеева»? Ты же сразу понял, что действует человек, как-то связанный с этой историей!
– Ну, в общем, да, – признал Саша. – Она бы попалась гораздо быстрей. А Ирка?
– А Ирка притворяться не умеет, – ответила я. – Она бы Стефану моментально в глотку вцепилась.
Сашины глаза сощурились:
– А что сделала ты? – спросил он вкрадчиво.
Я налила себе еще коньяка. Но уже не полную стопку, а половину. Выпила его залпом, поставила стопку на стол, закрыла глаза.
Коньяк превратился в машину времени и перенес меня в тот ранний предрассветный час, который обычно бывает темнее ночи.
То, что подъехала машина, я услышала сразу. Спать той ночью я, естественно, не могла, поэтому просидела всю ночь на разобранной постели в гостевой комнате.
