1928 год: ликвидировать ликвидаторов. Том 2 - Августин Ангелов
Несмотря на хлопоты с маленьким ребенком, Менжинский стал спать получше, поскольку в последние дни уже меньше мучился болями в спине и приступами астмы. А все благодаря моим целительским практикам, которые я пытался совершенствовать с каждым днем, научившись, медитируя, черпать энергию из окружающей среды. Энергия, пронизывающая пространство, прибывала ко мне отовсюду, словно бы внутри меня включался некий неведомый магнит, который, повинуясь усилиям моей мысли, тянул ее на себя, получая энергетические потоки даже от света звезд в морозном московском небе.
Вот только тот самый ангел, который дал мне шанс на эту необычную новую жизнь в качестве второй личности Менжинского, почему-то перестал сниться в последние ночи. И я уже задавался вопросом: а был ли он? Или все это просто игра моего воображения, не в меру разыгравшегося, когда я очутился где-то между жизнью и смертью прежде, чем воплотился и прижился в своем новом необычном положении попаданца в прошлое? Но, неординарные способности целителя, открывшиеся у меня после переноса в 1928 год, все-таки намекали, что некая сверхъестественная воля, кажется, проявила себя во время переселения моего сознания.
Изучением подобных паранормальных явлений в ОГПУ занимались в отделе у Глеба Бокия. И я раздумывал над тем, под каким предлогом открыться ему? А это необходимо было сделать в самое ближайшее время, поскольку я неосторожно проговорился Сталину, что метод биоэнергетического массажа разрабатывается, якобы, в секретной лаборатории, курируемой начальником СПЕКО. Ведь, несмотря на всю чекистскую секретность и конспирацию, у Иосифа Виссарионовича могут иметься осведомители и там. Я уже хорошо знал, что они у него потенциально есть везде, где в коллективе имеется партийная организация. Поскольку любой парторг докладывает наверх. И эта партийная структура постоянно разрастается, уже во много раз превышая своим количественным составом весь силовой аппарат ОГПУ даже с учетом погранвойск.
Разумеется, в отличие от силовых структур, Сталин использовал свою армию партийцев-большевиков не как прямую жесткую силу, а скорее, как силу мягкую, но, тем не менее, очень действенную. Ведь в любом трудовом коллективе партийная власть с каждым годом советской власти только крепла и нарастала. Впрочем, власть называлась «советской» лишь номинально, становясь все больше властью именно партийной. Поскольку именно партийное руководство уже решало все вопросы, связанные как с внутренней жизнью коллективов в целом, так и с поведением отдельных сотрудников. Партактивы все более тщательно следили не только за выполнением партийных предписаний и установок, спущенных на места из центра, но и за моральным обликом каждого сотрудника.
И подобные первичные парторганизации распространялись повсюду, прорастая на любом предприятии или даже в воинском коллективе, словно грибы из грибницы. Благодаря усилиям ЦК, своей обширной сетью партийные организации проникали в каждое учреждение Советского Союза, независимо от размера и важности. Хоть на заводе, хоть в магазине, хоть в школе, хоть в прачечной, хоть в совхозе, хоть в воинской части, — повсюду имелись парторги и партийные активисты. К 1928 году партия большевиков набрала огромную силу, разросшись не только количественно, но и распространившись организационно по всей огромной стране.
А сам товарищ Сталин все больше напоминал мне своим функционалом некоего паука, который крепко держал все ключевые нити этой своей красной паутины-грибницы, сотканной им и его организационно-распределительным отделом ЦК из великого множества партийных организаций. И, если партийные сотрудники из лаборатории Бокия не подтвердят моих слов, то для меня обеспечены неприятности со стороны генсека. А мне было совсем не нужно, чтобы Сталин уличил меня во лжи, тем более сейчас, когда мои отношения с ним неплохо наладились. Да и такой мощный союзник был просто необходим мне на этом этапе, чтобы распространить свое влияние в высших эшелонах властных структур СССР. Ведь перемены я задумывал грандиозные.
Потому в самом начале нового рабочего дня, после того, как полюбезничал со своей верной секретаршей Эльзой и просмотрел свежие газеты, я вызвал начальника отдела СПЕКО в свой кабинет. Вот только вместе с ним явился и новый Особый Комиссар Ежов. Но, я сразу нашел, что сказать этому гному:
— Опаздываете, товарищ Ежов! А наша служба требует точности. И запомните на будущее, что появление в кабинете Председателя ОГПУ всегда заранее согласовывается с его секретаршей.
Он потупился и пробормотал в свое оправдание:
— Извините, товарищ Менжинский. Мне сотрудники оформляли пропуск, а еще и ключи от пустующего кабинета долго искали и выдавали.
— Покорнейше прошу впредь соблюдать внутренний регламент нашего учреждения, — сказал ему я довольно строгим тоном, желая сразу поставить этого выскочку в рамки. И добавил:
— А сейчас, думаю, вам стоит пройти в кабинет моего заместителя товарища Москвина, который и введет вас в курс дела о нашем регламенте и по всем остальным вопросам.
— О! Какое совпадение! Мой прежний начальник по орграспредотделу ЦК, как вы знаете, тоже носит такую же фамилию! — радостно воскликнул Ежов.
— Вот и отлично, надеюсь, что вы сработаетесь с нашим Москвиным, имя и отчество которого Михаил Александрович, — проговорил я, сплавив, таким образом, Ежова к Трилиссеру.
Впрочем, я, конечно, заранее предупредил начальника ИНО. Мы встретились с ним в холле и переговорили с глазу на глаз еще до того, как я вошел в свой кабинет этим утром. После событий вокруг Генриха Ягоды я стал вполне доверять этому человеку, считая, что в деле он уже проверен достаточно. Во всяком случае, он не подвел в трудной и опасной ситуации, а его сотрудники сделали все, что от них требовалось. Да и храбрость Трилиссер при мне проявил, лично разоружив Ягоду. А это само по себе многого стоило.
Потому я прямо сказал начальнику ИНО, что партийцы приставили к нам своего соглядатая, мерзкого типа Николая Ежова. А потому надо бы, во-первых, сразу же начинать собирать компромат на него, а во-вторых, следует нам троим, Трилиссеру, Бокию и мне, выработать такие методы конспирации, чтобы все самые важные вопросы умудряться решать за спиной этого карлика, не посвящая его в детали, а выдавая ему на официальных совещаниях нашего нового триумвирата лишь очень общую картину деятельности ОГПУ, которую он и будет докладывать Сталину. И Трилиссер пообещал принять все возможные меры, включая круглосуточное наблюдение и добычу материалов личного дела засланца, которое находилось в аппарате ЦК. И к нам в ОГПУ эту секретную папку партийцы, естественно, передавать не собирались.
В сущности, с этого момента политическая игра с моей стороны уже пошла по-крупному. В разговоре с Трилиссером я, фактически, впервые обозначил, что мы, чекисты, бросаем вызов партийному аппарату и
