Александр Иванин - Живые в эпоху мёртвых. Дилогия
После ужина пьяный Иваницкий пошел прогуляться по территории и поразмыслить над планом завтрашней работы. Так лучше думалось. Он с удовольствием бродил по территории накопителя.
Сейчас его состояние опьянения дошло до философской стадии, когда открывается прямой диалог с космосом и приходят самые удивительные мысли. Тогда становится понятно все непонятное, человек переживает миг крайнего просветления. Но этот же момент является и самым опасным. Сколько людей в таком состоянии 'ловят белку' или накладывают на себя руки.
Он старательно перебирал все события последних дней, с момента первого столкновения с зомби и до сегодняшнего дня. Перебирал свои внутренние ощущения. Теперь он стал другим человеком, он это чувствовал. От того, что он мучил и убивал людей он не испытывал угрызений совести. Он не сожалел о содеянном. Неожиданно Володя получил именно тот, самый нужны релаксант, который мгновенно помогал ему избавляться от терзающего раздражения и напряжения, а также от вечной ненависти к себе. Сразу все становилось легко и просто. Ему всегда была нужна боксерская груша, что бы выплескивать на ней закипающую злость. И лучше чтобы эта груша умоляла его о прощении, брызгала во все стороны кровью и орала от боли.
Он хорошо запомнил слова Солодова, которыми он их напутствовал. Подполковник не испытывал иллюзий, а самое главное не врал и не лицемерил. Он сразу им сказал: ' Мужики, делайте что хотите. Нужно обеспечить порядок и защиту людей, проходящих через накопитель. Нас мало. Будет очень тяжело. Вас будут ненавидеть и проклинать. Но без действительно жестоких мер, мы не сможем удержать ситуацию. Пусть пострадают немногие, для спокойствия остальных. У вас в руках будут судьбы людей. Вы получаете право судить, карать и миловать. Воспользуйтесь этим правильно'.
Он говорил еще много чего, но все самое важное он сказал именно в самом начале. И вот еще, он им привел пример инспекторов дорожного движения. Он рассказал о негласном напутствии каждому дорожному инспектору. У тебя тяжелая работа, ты обязан обеспечить порядок и безопасность на дороге. Каждая смерть и каждая искалеченная судьба - это твой грех. Ты можешь брать взятки и третировать водителей, но обеспечь порядок на дорогах. Не важны методы, важен результат. Тогда он закончил свой монолог короткой, но емкой фразой: 'Даю вам полную свободу и обещаю всю возможную поддержку, но и спрос с Вас будет особый. Такой у вас теперь долг'. Вот и сделал он их тогда должниками.
Долг, долг, долг. И Женя как заведенный все про долг талдычит. Иваницкий вообще Крильцева не понимал. Притворятся так невозможно, наверное у него действительно крыша поехала, кроет его по-тихому. Вот с Поповым все понятно. Человека прет от власти и безнаказанности, развлечение у него такое. Юный натуралист млять. Только вместо лягушек людей режет.
Кирильцев порой пугал Володю. Женя был полностью и всегда уверен в своей правоте. Даже какую-то идеологию под свои изуверства придумал. Женя был очень эрудированным человеком. Он им поведал о том, что большинством современных достижений в исследовании мозга, термических ожогов и обморожений, человечество обязано врачам фашистской германии и имперской Японии. Именно тогда во время второй мировой войны на громадном количестве человеческого материала проводились опыты и исследования. Их назвали кровавыми палачами, но мир признает их заслуги перед наукой. Кирильцев рассказывал им про Влада Цепеша или Дракулу - средневекового князя Трансильвании, который сумел обратить в бегство ненавистных турок. А прославился он тем, что сотнями сажал людей на кол. И прозвали его за это 'сажатель'. Зато именно он полностью искоренил преступность своей стране. Также Кирильцев рассказывал про Бенито Муссолини, фашистский диктатор Италии, который стал единственный правителем, который смог справиться со знаменитой сицилийской и итальянской мафией. Еще Женя рассказывал про опричников Ивана Грозного, которые с отрубленными собачьими головами и метлами на седлах ездили вершить царскую волю. Только они смогли обуздать вороватое боярство. Женя вообще рассказывал им много всего интересного. Даже свои идеологические выкладки он давал грамотным красивым языком. Придраться было не к чему. Свою теорию он называл 'концепцией меньшего зла'. Нужно сотворить маленькое зло, чтобы предотвратить большое. Лучше убить сотни, чтобы спасти миллионы. Да! Он именно так и говорил.
Из подсознания Иваницкого яркой шаровой молнией всплыла мысль: 'Только это должны быть правильно выбранные сотни, иначе миллионы спасти нет получиться. И выбрать их должен я, выбрать так, как повелит совесть. Ведь совесть самый лучший судья'.
Кирильцев был прав, теперь Иваницкий его понял.
Он даже остановился от неожиданности. Эта была именно та мысль, которая как первый камень вызывает громадный оползень, обрушила целый шквал образов и мыслей в его голове.
На Иваницкого снизошло откровение: именно сейчас он может бороться за справедливость, судить и карать виновных абсолютно свободно, точно так, как ему велит совесть. Не было начальства, не было проверок, не было законов. Точнее был всего лишь один закон - 'Закон совести'. Он всегда хотел бороться с ложью и строить новое справедливое общество. Устанавливать царство правды и бороться со злом, наказывать зло, карать его и жечь каленым железом. Он не просто может это делать, он должен это делать.
Иваницкий аж присел на ближайшую лавочку. Стоять он не мог. Его колотило, ему не хватало воздуха. Иваницкий нервно вытряс на ладонь сигарету из пачки. Запах табака противной оскоминой повис где-то в носоглотке. Хватит курить на сегодня. Он смял пачку и выбросил ее в холодную лужу. Отражение фонаря на воде заплясало волнами, скручиваясь в причудливые узоры.
Он как маленькие камешки перекладывал в голове простые знакомые фразы: 'Служить и защищать', 'Бороться и побеждать', 'Война с преступностью', 'Карать, карать, карать'.
Все стало на свои места. Есть сложная и тяжелая, но необходимая работа, которую смогут по-настоящему оценить лишь избранные. Теперь сама судьба дала ему в руки тот самый меч, о котором он в тайне мечтал всю жизнь. Он десница правды, он борец со всей той человеческой мерзостью, которую так ненавидел. Он не принадлежит себе, теперь у него есть высшее служение. Теперь это его поприще и его ДОЛГ.
В одно мгновение он стал неким сверхчеловеком, осенённым великой миссией. Он опустился на колени и заплакал теми сладкими слезами полного катарсиса, которые раньше посещали только святых подвижников и пророков. Уже не было страха или сомнений. Какое наслаждение получить свыше такое великое служение.
Предельная ясность сознания обжигала резкостью и контрастом окружающего мира. Он даже запахи стал различать не хуже чем собака. Ночной весенний воздух пах кровью, жженым порохом, металлом и ненавистью.
Привыкнув к новому состоянию, он осторожно встал. Ему казалось, что он сейчас упадет, но вместо этого он почувствовал волшебную легкость во всем теле. Начиналась новая жизнь с большой буквы.
С колен Иваницкий встал уже другим человеком. Он уверенно и твердо пошел к своим братьям по служению, по вере и по долгу. Они должны понять и принять великий ДОЛГ служения погибающему человечеству.
Холодная вода брызгала из-под ног. Ботинки сразу намокли. Холодный ветер позднего вечера раздувал полы его куртки и норовил забраться за шиворот. Проходя или почти пробегая мимо барака с дагами, Иваницкий наткнулся на картинно разложенные трупы кавказцев. Сегодня утром он видел одного из них у начальника накопителя. Похоже, что зарезанный кавказец был лидером у дагов. Рядом с ним сейчас лежали и пара его абреков. Здоровенные двухметровые бородатые мужики с обожженными лицами и сломанными ушами. Тогда они ходили с пулеметами. На плече у каждого был ПКМ с коробкой под ленту. Впечатление они производили жуткое. Теперь эти страшные даги валялись обычными трупами на грязном асфальте. Всех троих убили одинаково- ударом ножа в основание шеи. Так диверсанты убивают, не горло режут и не пузо прокалывают, а просто бьют ножом сверху вниз в место, где шея переходит в плечо. Нож проходит между ключицей и лопаткой. Скрытый, подлый удар. Ножа не видно до самого последнего момента. Чувствовался почерк профессионалов. Потом у каждого была пробита глазница. А дальше начиналась самое интересное. У дагов были отрезаны гениталии и засунуты каждому в рот. Иваницкий был готов дать голову на отсечение, что дагов положили здесь специально.
Вдруг к Иваницкому подскочили сразу два корейца. Они тихонько окликнули его заранее и семенили к нему, вытянув раскрытые ладони, наверное, миролюбивые намерения демонстрировали. Так вот кто дагов прибрал! Он подхватили его под руки и отвели в сторону. Там к нему подскочил еще один кореец, который уже вполне бегло хоть и с акцентом говорил по-русски. Он что-то лепетал про место преступления, про опасность и про то, что сейчас милиция уже идет. Да Иваницкий сам милиция! Тут он понял, что лучше этого не говорить, а то его служение может так и не начаться, прервавшись на самом корню.
