Денис Лукашевич - Эратийские хроники. Темный гном

Хамок закряхтел, поднимаясь на ноги. Посохом ему служило старое копье с иззубренным бронзовым наконечником. За пояс под мешковатой накидкой он засунул несколько факелов, спрятал в сумку трут и кресало. Он был достаточно умен, чтобы сложить все, что случилось: приход гномов и падение завесы. Ведомо ему было и то, что земля Горгонада испещрена подземными ходами. За несколько десятилетий после Падения часть из них, наверняка, обвалилась, часть – сохранилась, но ни один ход не вел в них. Часть… Кое-что осталось и гномы, как добрые камнезнатцы, могли найти вход, но если не ушли через них, значит, встретили нечто, что заставило их пойти на переговоры. Хамок надеялся, что догадки его правдивы.

Он зашел в старый мортуарий. Один из сотен в Горгонаде. Когда-то некросы Повелителя проводили здесь свои эксперименты, но нынче ничего не осталось от былого, лишь каменные лежаки с темными пятнами от вьевшихся алхимических зелий. Были следы и гномов: потухший костер, обглоданная кость.

В дальнем углу был люк из черного металла. Карлики разбили петли и надежно заклинили, присыпали щебнем. Хамок вздохнул: легких путей не бывает. Он прикрыл глаза и простер руку. Заклинание вспомнилось с трудом, и с первого раза ничего не получилось. Орк втянул побольше воздуха и вновь проговорил заклинание.

Тьма отозвалась. Здесь в мортуарии праха было много, как страданий, ужаса и смерти. Черные ленты соткались прямиком в воздухе, протянулись к люку, отыскали мельчайшие щели и проникли в них. Хамок резко сжал кулак.

Затрещал камень, застонал металл – над крышкой сгустился воздух. Орк повернул кулак тыльной стороной вниз – и люк выскочил пробкой, лязгнул о потолок и откатился в сторону. Его смяло, как неудачное письмо.

Внизу уже света для орочьих глаз не хватало, и он зажег первый факел. Часть пола обрушилась, образовав пандус, который вел в открывшуюся пещеру. Хамок зашагал дальше, звонко стуча по камням тупым концом копья. Спустя некоторое время он почувствовал, как за ним следят. В глубине мелькнула фигура, позади что-то зашуршало. Орк остановился и, чиркнув им об стену, затушил факел. Звук стал явственнее, повторился. Снова и снова – со всех сторон.

Хамок закрыл глаза: все равно они пока никак не могли ему помочь. Опустил копье наконечником вниз. Звуки обрели плотность и объем. Что-то коснулось его ноги, и шаман выбросил вперед руку с зажатым в ней копьем. Молниеносно, как в молодости. Наверняка, не хуже, потому что острие с легким сопротивлением вошло во что-то мягкое. Тьма запищала и тут же утихла. Хамок зажег второй факел.

Копье пригвоздило к полу жалкую тварь. Бледная дряблая кожа, уродливое безглазое лицо с плоским носом и вывернутыми ноздрями, изогнутые лапы, которыми легко загребать, но не ходить. Отдаленно создание напоминало человека. Весьма отдаленно.

Его смерть была весьма красноречивой, чтобы остальные кротолюды тут же затихли и больше не пытались сопровождать Хамока. Он сочно харкнул в плоскую морду со скошенным подбородком и зашагал дальше.

Конечно, у него не было ни гномского дара ориентации в подземельях, ни точной карты, но чутье и тонкая струйка, даже волосовина темной магии вела его также надежно, как звезды и память погонщиков орду Хитрого Языка по пустошам Побережных Равнин.

Вскоре показалась пещера, чтобы осветить которую не хватило бы и сотни факелов. От черного колодца посередине волна за волной плескала Тьма. На краю застыл изваянием человек в полном доспехе. Латы его сверкали чернотой, как если бы ослепительный свет обратили в полную противоположность неведомой магией. Хамок остановился, тяжело опираясь на копье: все-таки в его возрасте такие походы уже давались нелегко.

- Кто ты? – хрипло прокаркал он, пытаясь совладать с дыханием. – Хранитель?

Человек обернулся. Забрало его шлема было выковано в форме умиротворенного лица с гордым профилем забытого правителя.

- Хранитель погиб, оберегая колодезь. – Голос его был подобен могучей реке, пробившей свой путь сквозь тысячи и тысячи миль долин, равнин и гор к далекому морю. – И мне нужен новый.

- Кто ты? – Хамок хрипел уже не от усталости, а от волнения. Он догадывался, но ждал, пока заветные слова будут произнесены.

- У меня много имен. И еще большим множеством назовут в будущем. – Фигура на миг стала плоской и пошла рябью.

Всего лишь астральная проекция, но от него веяло такой силой, словно от сильнейшего из магов.

- Я есть Посланник. Я есть Сын. Я есть Властелин. Я есть Хозяин… Достаточно ли ты услышал, или мне назвать еще? – Он поднял забрало.

Миг – словно слепота. А потом прозрение.

- Достаточно, Повелитель! – произнес Хамок, уже стоя на коленях и склонив голову. – Прости меня – годы и возраст затмили мой взор. Я готов служить.

- Тогда прими дар Хранителя. – Повелитель вдруг оказался совсем близко. На его вытянутой руке покоилась черная рукоять в форме человеческого тела, искаженного невероятным страданием, вычурная когтистая гарда и осколок вороненого клинка.

Стоило только коснуться его, и поток темной силы хлынул в орка. Тело на мгновение пронизала сильнейшая боль. А после пришло блаженство могущества.

Хамок почувствовал, как разглаживаются морщины.

Он выпрямился, и колени больше не хрустели при каждом движении.

- Ты верен мне, Хамок Долговязый?

- Всегда.

Часть 7. Герой-предатель.1-5

1.

Если бы кто сказал, что знает усталость, то Джеремия попросту плюнул бы ему в лицо. Нет, не изведав сотни миль пешего хода в колодках и лохмотьях, не измерзнув студеными степными ночами и не изжарившись безжалостным белесым солнцем днем, никто не может сказать, что испытал настоящую усталость. Которая теперь всегда была с ним. И даже теперь, когда уже третий день они ничего не делали, лишь спали, сидели в загонах и ели полужидкую бурду в корытах, как скот, усталость не уходила. Она словно вьелась в кости. И Глазастик подозревал, что даже мягчайшие из перин не изгонят ее.

- О чем задумался, зеленый? – Рядом лениво пошевелился Гернор.

Цепь, соединявшая их лодыжки, звякнула. Звенья, словно старая усталая змея, пошевелилась в грязи. Здесь, у побережья моря Седрэ, уже давно зарядили осенние дожди. Косые струи, подгоняемые штормовыми пассатами, казалось, все время били в лицо. В отдаленные гремели волны, что, словно стая голодных псов, неутомимо грызли прибрежные скалы. Хоть по ночам не было так холодно, как в степи, постоянная влажность добивала не хуже голода, что постоянным спутником оставался всегда рядом.

- А тебе какая разница? – буркнул, отворачиваясь, Глазастик.

- Хе-хе, большая, мой зеленый друг, - хохотнул Гернор. – Самая, что ни на есть. Ведь мы с тобой связаны. Во всех, дхар раздери, смыслах!

Он вновь пошевелил ногой, звякнув кандалами, запустил руку под лохмотья, оставшиеся от штанины, и почесал одну из своих кровоточащих язв, оставленных ржавым железом. Другой конец цепи, соединялся с грубым стальным кольцом на лодыжке гоблина.

- Так что: о чем думаешь?

Джеремия хотел бы плюнуть в лицо старому разбойнику, но передумал: разбитая скула все еще ныла по ночам.

Однажды, они повздорили, и каждый закончил спор с различными результатами: Глазастик с заплывшим от синяков лицом, Гернор – со сбитыми в кровь костяшками.

- О будущем.

- Че?

- О том, что нас ждет.

- Ха, - выдохнул, беззубо осклабившись, Гернор. На следующий день после их «дискуссии» его ухмылка не пришлась по душе какому-то степняку, сопровождавшему пленных, и уже их противостояние завершилось весомым аргументов против Гернорового мнения: звучным тычком древка копья в зубы.

Джеремия улыбнулся, вспоминая. Наконец, закончив с приятным, он уставился на ополченца:

- Опыту?

Гернор расплылся в довольной ухмылке, но промолчал, уставившись перед собой. На рассаженной физиономии застыло мечтательное самодовольное выражение, словно он не протопол несколько сотен миль по высушенной степи с кандалами на ногах.

Спустя несколько ударов сердца и несколько капель дождя, упавших на лицо Джеремии, человек заговорил опять:

- Кем ты был, гоблин? Вором, грабителем, убийцей или хитрым сукиным сыном, надумавшим обдурить какую-нибудь крупную шишку?

Отвечать не хотелось, но, блин, в голову лезли отвратные мысли. Настойчивые, как тараканы на остатках вчерашнего обеда.

- Наверное, всем сразу, - пожевав губами, ответил Глазастик. – И полным придурком в придачу. Такой вот компот.

Гернор понимающе кивнул, присвистнув.

- Да уж, на каждую хитрую жопу найдется свои винт с левой резьбой. Вот и на мою нашелся.

- А ты кем был? – Джеремия вновь повернулся к ополченцу.

Тот цыкнул сквозь зубы, сплюнул чем-то бурым в грязь.

- Развеселым лесным братом. Слыхал о таких?

- Слыхивал. Только вот… - гоблин задумался, - не сочти за грубость, но таких, как ты, вешают на первой ветке – закон такое разрешает. Но не в армию отправляют.