Денис Лукашевич - Эратийские хроники. Темный гном

По толпе пробежалась команда, и люди, качнувшись было вперед, остановились. Не сразу, но достаточно оперативно, чтобы конвой не приступил к наказанию нерасторопных. От громовиков отделился один всадник. Он был в плаще и сильно отличался от остальных.

Мохнатый мех ложился на плечи, словно облитые металлом. У воина тоже был чешуйчатый доспех, но каждое звено было таким маленьким, что латы облегали поджарое тело, словно вторая кожа. Змеиная кожа. Подпоясан он был красным кушаком, из-за которого торчала рукоять не чагаша, а самого настоящего меча, только более узкого, чем те, которые привык видеть Джеремия у дружинников. Тем не менее, был и чагаш с изогнутой в виде обнаженной женской фигуры рукоятью в изукрашенных ножнах, притороченных к седлу великолепного опалового скакуна.

Доспехи поднимались высоким металлическим воротником на жестких сочленениях и заканчивались под самым подбородком, но затылок был закрыт металлической чешуей почти полностью, правда, двигаться она совсем не мешала. Воин легко повернул голову, оглядывая пленных. Вода стекала по красивому гладкому лице с чуть раскосыми глазами. В нем было грубых черт громовиков и, тем более, ранних морщин, к которым были склонны все степняки. В воине чувствовалась стать и порода.

Джеремия невольно сглотнул: перед ними гарцевал на коне сам грозный га’хан, степной царь и объединитель сотен племен Великой Степи, а теперь еще и победитель войск эратийского короля.

Он смахнул пряди длинных черных волос, липнувших к мокрой щеке, звенья диковинной брони заиграли разноцветьем, словно каждая чешуйка была драгоценным камнем.

- Свобода! – Голос у га’хана был чистый, приятный и чуть хрипловатый. По таким голосам сохли все женщины. В том числе, и гоблинские. И при этом степняк говорил на чистейшем всеобщем без всяких рычащих степных согласных. – Что вы знаете о свободе, черви? Достойны ли свободы?

Пленные молчали, угрюмо уставившись на степного царя.

- Достойны ли вы жизни? – уже тише произнес он, осматривая толпу. Глаза остановились на Глазастике, безошибочно разглядев темную зелень гоблинской кожи, длинные вислые уши и выдающийся нос. – Нет! Вы мокрицы по копытами степных коней. Вы – грязь, вроде той, в которой стоите. И знаете почему? Свобода, жизнь – это ответственность. Ответственность принимать тяжелые и опасные решения. Те из вас, кто пытался бежать, умерли достойно, сражаясь. Они умерли свободными! Вы же… - Он сплюнул, презрительно скривив губы. Бледное лицо горело яростным гневом. – Вы все достойны лишь рабского ярма и участи свиней в загоне! Вас всех стоило забить дубинами, как неразумных тварей… Но боги учат давать второй шанс. Степные боги жестоки, молчаливы, но они говорят: дай завоевать жизнь. Дай возможность стать вровень со свободными людьми Великой Степи.

Он замолчал, оглядывая толпу. Тяжелый взгляд словно заставлял пригибаться под своим весом каждого, на ком он задерживался хоть на миг.

- Завтра, мы войдем в город бородатых карликов. – Он воздел руку, указывая в сторону темневшего под дождем Марана. – И вас будет выбор: или вы пойдете впереди Орды, торя нам дорогу, зубами и руками вырывая свои жизнь и свободу, или же умрете здесь и сейчас. Умрете грязными рабами, презренными тварями, отказавшимися от того и другого. Ну, каков ваш выбор?

Молчание повисло в воздухе, нарушаемое лишь шорохом падающих дождевых капель. Гернор судорожно выдохнул сквозь сжатые зубы, глянул на Джеремию. Подмигнул. И вскинул руку, сжатую в кулак.

- Смерть грязным дварфам! За Великую Степь!

Джеремия судорожно заверещал вслед за ним. Словно волна прокатилась по толпе пленных, грязный, вонючий вал, поднимавший из-под спуда плена и безнадеги мусор слепой ярости и жажды жизни. Жажды любой ценой.

Гоблин кричал до хрипоты, потому что помнил: смерть – это конец. Итог всего и вся. А он все еще не был готов к подведениям итогов.

3.

Им выдали новую обувь – мягкие кожаные мокасины – и новую одежду: драные штаны и вонючие овечьи тулупы, в которых все тело начинало преть, пот ручьем тек по спине и разъедал натертую жесткими швами кожу. Но это все равно было лучше прежних грязных обносков. Волоча в цепи цепи, пленные ополченцы, солдаты Каргола, крестьяне и бургеры из мелких городков, уничтоженных Ордой, двигались в сторону врат Марана, гостеприимно распахнутых, похожих на огромную пасть диковинного зверя, зевнувшего на склонах Королевского хребта.

Да и дорога здесь была получше. Не земляная тропа, а широкий тракт, мощенный серой плиткой, уложенной так плотно, что сквозь стыки не пробивалась ни одна травинка. Или, может быть, столь оживленный, что никакая растительность не успевала здесь прижиться.

Джеремия оглянулся – они как раз взбирались вверх по полого поднимающейся дороге – и увидел длинную колонну людей, лощадей, возков. Она тянулась, казалось, до самого горизонта, теряясь за далеким подъемом на холмистое взгорье Марана.

По бокам от толпы пленных, покачиваясь в седлах, двигались степняки-погонщики с тонкими пиками с затупленными остриями, чтобы сподручнее было подгонять отстающих без лишней крови. Конники вяло переругивались между собой, покрикивали на пленных и, закинув по своему давнишнему походному обычаю одну ногу на седло, жевали дзафт , отчего вид у них было задумчивый и благожелательный.

- Актеры, блин! – выдохнул, не разжимая зубов, Гернор.

- Че? – Джеремия взглянул на своего соседа по цепи.

- Видал, сидят, будто ничего и не происходит!

- А что должно произойти? – перешел на шепот и гоблин, следуя примеру своего напарника.

Гернор был тертым калачом, и глаз, как у лесного брата, у него был наметан на неприятности.

Мужчина хекнул, покосился на Глазастика.

- Слышь, у тебя прозвища типа от противного?

- Че?!

- Через плечо! – проскрежетал Гернор. – Разуй глаза, придурок зеленоротый! Почему нету ни женщин, ни детей. Куда они подевали свои табуны?

Джеремия оглянулся и похолодел. А ведь действительно: Орда на марше была не слишком притязательным зрелищем. Правда, мало что может сравниться с ней в масштабности и величии, но то величие было нечистое, шумное и бесформенное. Табуны лошадей, отары овец, блеющих под тяжелой рукой погонщиков. Бегущие вдоль возков и племенных отрядов дети, тянущие заунывные мотивы жены, правящие морщинистыми костистыми тарквиниями.

Здесь ничего этого не было. Отряды воинов, напряженные, собранные, в воздухе плещутся значки племен и бунчуки военных вождей, возы сопровождают вооруженные до зубов люди и правят не женщины, а хмурые мужчины в плотно набитых шерстью тулупах с чагашами за поясами и луками за спинами. Перед колонной пленных двигались громовики под знаменами красной сотни – человек двадцать, не больше. В середине степной армии блестели броней желтые громовики и вилось на ветру волосяное знамя га’хана. Заметил Джеремия и странных людей в шелковых халатах и квадратых шапочках верхом на низеньких мулах. Они сопровождали отдельные возы, побольше, тщательно замотанные плотным сукном.

- Дхар! Точно! – выдохнул Джеремия.

- И еще, - продолжил Гернор, - я могу точно сказать, что за нами идет двое степняков, прячущих под одеждой оружие.

Гоблин попытался оглянуться, но разбойник так дернул ногой, что тот на миг потеряд равновесие и чуть повалился на каменные плиты гномьего тракта.

- Не верти головой, ушастый! Иди, как ни в чем не бывало.

- Что же это такое?! – в отчаянии пробормотал Джеремия, втянув голову в плечи.

- Что-то задумали. Хитрецы! Если Маран открыл врата, значит га’хан заплатил им. И неплохо так заплатил, раз уты забыли про свои договоренности с Цитаделью и Торгмаром. Но при этом большая часть Орды – женщины, дети, скот, остались в предгорьях. В город идут воины… И речь этого степного хероцаря. Что ж, кажется мне, что степняки будут возвращать свое золото. С процентами в виде Марана. Значит так, как только начнется буча, тикаем, что есть мочи. Ни степнякам, ни гномам до нас дела не будем. Скроемся где, а когда стемнеет выберемся за стену и тикаем.

- Куда?! – воззрился на Гернора Глазастик.

- Куда глаза глядят. А теперь не отвлекайся и готовься – нам главное не растерятся, когда наступит момент.

4.

Величие врат Марана было под стать величию Орды, медленно втекавшей в город.

Мощный барбакен, далеко выдающийся вперед. Он образовывал каменный коридор, в стенах которого были сделаны проемы, через которые нападающих, если таковые сыскались, можно было залить огнем. Джеремия при взгляде на них поежился. При таком раскладе от его бедной гоблиничьей шкурки не останется и пепла. Невыносимо сильно захотелось покинуть этот крематорий. Глазастик неосознанно ускорил шаг, но его остановил Гернор, похлопав по тощему плечу.

- Терпение, мой маленький и ушастый друг. Не тут, мне кажется, совсем не тут.