Запах снега - Юрий Павлович Валин
— Слушай, ты чего делаешь?
— Пусти, придушишь ведь!
— Ох! Только бы опять не начала.
Лит поспешно отпустил, сполз с девчонки. Вытер взмокшие ладони о куртку, осторожно посадил недодушенную жертву, прислонил спиной к сорванной крышке ларя. Девка с всхрипом дышала, смотрела, но как-то полудохло.
Лит, пошатываясь, вышел за ворота, сгреб с покатой крыши ком снега, умыл пылающее лицо и шею. Взял еще снега, вернулся. Когда вытирал ведьме лицо, вздрагивала, жмурилась. Потом ухватила комок снега губами.
— Дышать-то можешь? — неуклюже спросил Лит. — Может, водицы?
Помотала головой, слабо отпихнула мужскую руку. И прохрипела:
— Додави. Потом пользуйся. Еще теплая буду.
— Ну ты дурища! — изумился Лит. — Не буду я пользоваться. Ни теплой, ни закоченевшей.
— Тогда просто додави, — упрямо прохрипела ведьма.
— Нет уж. Не вижу смысла. Пусть кто-то другой тебя душит. И пользуется пусть другой. Дура ты.
— Сам тупица. Начал, так не тяни, — девка пыталась ощупать свою шею.
— Твое горло просто под руку подвернулось. Я тебя удавливать не хотел, — объяснил Лит.
— У меня сил нет. Доделай, — тоскливо прошептала ведьма.
— Очухаешься. Вторую руку залечишь, тогда вволю отыграешься. Не на мне, так кто-нибудь другой подвернется, — мрачно пробурчал Лит.
— Я тебя убивать не хотела, — прошептала девка.
— Ты меня не убивала, я тебя не душил. Выходит, пошутили. Все ведьмы так развлекаются?
— Я не ведьма.
— Угу, ты дарк.
— Если так, удавишь? — девку начала колотить дрожь.
— Вряд ли, — Лит вздохнул. — Мне в последнее время дарки даже как-то больше нравятся. Особенно их чутье.
— Извращенец. Чего смотришь? Залазь, пока во мне силы нет.
— Вот заладила. И не уговаривай. Не то у меня настроение, чтобы девчонок по холодной земле валять.
— И что пялишься тогда?
— Как сказать-то… Вообще на тебя посмотреть приятно.
— Да? И что во мне сейчас приятного? — чернявую колотило все сильнее.
— Ну… волосы, и вообще.
— Падаль я. Падаль тухлая. Добил бы кто… — девка тряслась, прижимая к груди замотанную руку.
— Не вой, — жестко сказал Лит. — Небось, понимаю, как несладко тебе на Выселках пришлось. Пережила? Так чего сейчас завывать?
— Что ты понимать можешь? — девушка, прикусила губу, попыталась спрятать лицо в складках капюшона.
— Я сам на цепи сидел, — пробормотал Лит. — Оно, может, и по-другому, но тоже…
— Тебя же не брали по четыре человека разом.
— Это да. Мне один все сулил… забаву. Но сорвались мы с привязи вовремя. Можешь у Ёхи спросить. У него от цепи тоже памятка осталась.
— Завидую. Я вовремя не успела.
— Лучше позже, чем никогда. Ты ж неплохо расплатилась. Мы видели.
Кажется, ведьма пыталась улыбнуться:
— За похоть всегда платить нужно.
— У меня похоти нет, — сердито сказал Лит.
— Не ври.
— Чего врать? — Лит хлопнул себя между ног и охнул. — Вот, похоть она здесь сидит. А я на тебя глазами смотрю. Ты на елку колючую похожа. Иногда глянуть приятно.
— Ох, и тупица, — едва слышно прошептала девчонка. Глаза ее закрывались.
— А ты очень вежливая. В двери, небось, всегда стучишься. Звать-то тебя как?
— Дженни, — пролепетала, закатывая глаза. — Не смотри на меня, дикарь.
Ослабла как-то сразу, сползла по ларю. Рот безвольно открылся.
— Это ваше колдовство — дерьмо сплошное, — пробормотал Лит. — Опять, значит, ее на себе неси. Интересно, где она фонарь стащила?
Кряхтя, поднял. Показалось — порядком потяжелела. Фонарь не забыть бы…
Лицо ведьмы Дженни, которая не была ведьмой, не была человеком, а была вовсе невесть кто, углежогу все равно нравилось. Дурь, конечно. Некрасивая она, — узколицая, с запавшими щеками. Зубы глянцевые, цветом чуть светлей плаща. Ресницы разве что, да локоны чуть изящны. Щетка…
* * *Проснулся Лит оттого, что Малый принялся хныкать-фыркать. Понятно, — из-под плаща выкрутился, попка замерзла. Привык в тесном уюте дрыхнуть. Лит укрыл дитё. В комнату вошел зевающий во всю щербатую пасть Ёха:
— Ну, подъем объявляем? Завтрак уже готовят. Хозяин ругается — ночью какой-то мелкий дарк в амбар забрался, все подряд перевернул да изгрыз. Э, а что у тебя со лбом?
— Не привык мягко спать, с кровати свалился, — пробурчал Лит. — Ты что, не слышал что ли?
— Да я спал как убитый. А ты с какой кровати свалился — с этой или соседней? — Ёха мотнул головой в сторону стены.
— Попутчицу нашу зовут Дженни. И ни о каких кроватях в ее присутствии даже не упоминай, — сухо сказал Лит.
— Да я эти темы и так обхожу, — Ёха еще раз оглядел царапины и синяки на физиономии друга. — Значит, вы ночью беседовали? Я думал, она вообще немая.
— Наполовину так и есть, — объяснил Лит и принялся щупать висящую у камина, сырую после стирки рубаху.
* * *Мороз, к счастью, ослаб. Сани тащились по отсыревшему снегу, Лит держал вожжи. Главный конокрад, кучер, знаток скакунов и иноходцев, гарцевал верхом. В конях Ёха, конечно, разбирался, но вовсе незачем было принимать такой молодцеватый вид. Прямо лорд благородный. Малый, по теплому времени сидящий в открытом коробе, глазел на всадника с восхищением. Дженни, понятно, никуда не смотрела, свернувшись на полупустом мешке с остатками фасоли, спала, зарывшись под плащ и попоны. Может и не спала, просто силы копила. Колдовство, оказывается, уйму сил отнимает. Нет уж, лучше нормально бревна ворочать — поспал ночь, и опять бодрый. А бедняжке приходится целыми днями отлеживаться. Еще и рука у нее не долеченная.
Впрочем, к неподвижности и немоте пассажирки все давно привыкли. За четыре дня, что после Околесья миновали, и Ёха уже перестал опасаться неожиданностей, болтал, щедро вставляя свои северные словечки, не забывал поносить почем зря короля, слуг Светлых, и всех прочих людишек, кто чином или титулом чуть выше десятника поднялся. Но больше о дороге разговаривали.
— Нет, хорошего мы коня отвоевали, — сказал Ёха, откидываясь в седле, и похлопывая мерина по крупу. — Настоящий, кавалерийский. Практически, буденовская порода.
— Не гони, — безнадежно напомнил Лит.
— В смысле, предки у коника хорошие, — пояснил северянин. — Ты-то чего в седло не сядешь?
— Я уже сидел утром, — пробурчал Лит.
— Так тренироваться нужно. Мало ли как жизнь обернется. Потом можем и Анарху оседлать. Она тоже ничего.
Вороная кобылка, непонятно отчего прозванная северянином Анархой, тряхнула гривой. Особого желания идти под седло кобылка не проявляла. Лит взгромождаться верхом тоже не жаждал. По-правде говоря, кое-что, ушибленное в амбаре, еще напоминало о том никчемном колдовстве. Но в седло Лит садиться уже научился. В случае чего, можно и проехаться. Но только на смирной лошади и недалеко. Верховая езда углежога не слишком-то восхитила.
— Ну не хочешь, как хочешь, — сказал Ёха. — Я вперед проедусь, разведаю.
— Угу, только если волки, так аккуратнее. Шкуры не попорть.
Ёха многозначительно похлопал по треснутым ножнам меча и послал мерина рысью. Лит вздохнул. Волки здесь вряд ли будут подстерегать, — места обжитые. С утра два хутора проехали, да и путников на дороге хватает. Чувствуется близость города. Но у северянина хватит дури и за лисой какой-нибудь погнаться.
— Мальчик он. Совсем глупый.
Лит вздрогнул. Малый тоже с удивлением высунулся из короба. Ого, немая заговорила.
Плащ чуть шевельнулся, но голову ведьма не высунула. Глухо сказала из-под ткани:
— Скажи ему, чтобы в городе язык за зубами держал. В Тинтадже уши у стен есть. И короля у нас любят.
— Ёха помалкивать будет. Он уже ученый.
— Ему когда-нибудь язык вырвут. Сам голову в петлю сует. Мальчишка.
— Вообще-то, он парень самостоятельный. За себя постоять может.
— Лет-то твоему парню сколько?
— Не знаю. Но я его в деле видел.
— К шлюхам вместе ходили?
— Чего сразу к шлюхам? В драке бывали.
— В драке я его сама видела. Смелый. Только
