Мэри Рено - Погребальные игры
— Глашатай, труби «всем стоять»!
Эвридика обернулась к собравшимся, высоко вскинув руки; толпа возбужденно заколебалась, но дальше не двинулась. Девушка вновь повернулась лицом к своим недоброжелателям.
Балкон был пуст.
В следующую минуту скрывшиеся с людских глаз полководцы с немалым изумлением для себя обнаружили, что в лагерь прибыл новый главнокомандующий и что он с тыла сумел незаметно пробраться в охотничий домик.
В обшитом темным деревом помещении, едва освещаемом маленькими узкими окнами, царил дышащий холодом полумрак, в глубине которого растерянные командиры с трудом разглядели фигуру гиганта свирепого вида. Циклоп, развалившийся в кресле сатрапа, сверлил их пылающим взором, единственный глаз его жутко сверкал. Стоявший сзади юный Деметрий, чеканный профиль которого словно притягивал залетавшие в комнату солнечные лучи, казался духом надвигающейся грозы.
Антигон молчал. Грозно тараща свой жгучий глаз, он ждал объяснений.
После череды путаных сетований и жалоб неприступную мрачность его сменило искреннее недоверие. Помолчав, он спросил:
— Сколько же полных лет вашей бунтовщице?
Толпа снаружи оглушительно взвыла, но молчавшему дотоле Селевку удалось, перекрыв заоконные вопли, дать лаконичный ответ.
Недоуменно покачивая головой, Антигон обвел военачальников уничтожающим взглядом, остановив его на Пифоне.
— Громоподобный Зевс! — вскричал он. — Кто же вы солдаты или никчемные педагогишки? Нет, ей-ей, даже до последних вам как до Олимпа! Оставайтесь здесь.
Он поднялся с кресла и решительно зашагал к выходу на балкон.
Внезапное появление этого могучего, грозного и знаменитого воина вместо тех, кто уже вроде бы не мог ничему помешать, повергло собравшихся в почти траурное безмолвие. Эвридика, не имевшая ни малейшего представления о так огорошившем всех незнакомце, удивленно уставилась на него. Позабытый ею и всеми Филипп радостно вскрикнул:
— Да это же Антигон! Он…
Дальнейшее заглушил мощный грудной рык Антигона. Солдаты первых рядов невольно засуетились в тщетных попытках образовать подобие строя.
— Пять шагов назад, ротозеи, позор десятков славных македонских родов! — взревел Антигон. — Молчать, проклятия Аида и всех трех эриний на ваши дурные головы! Кем вы себя возомнили, скопищем дикарей? Ну-ка, подравняйтесь, расправьте плечи и дайте мне на вас посмотреть. Нет, я не вижу здесь македонских солдат! Вы скорее похожи на грязных варваров, грабящих караваны. Неужели передо мной прославленные соотечественники? Разве узнал бы вас Александр?! Да вас не узнали бы сейчас даже родные матери. Если хотите устроить собрание, то сперва докажите, что вы и впрямь македонские воины, прежде чем вас увидят идущие к вам настоящие македонцы. Армия Антипатра явится сюда после полудня. Вот тогда общий сбор будет к месту. А пока разойдитесь и подумайте о своем поведении. Да приведите себя в порядок, проклятье, от вас несет как от козлов!
Эвридика в смятении осознала, что редкие возмущенные крики почти мгновенно сошли на нет. Их сменил глухой чуть пристыженный ропот. Антигон, до сих пор даже не смотревший на девушку, наконец соизволил заметить ее.
— А ты, юная дама, — сказал он, — отведи своего супруга обратно в его покои да будь с ним поласковее. Ему нужна жена, а не предводительница амазонок. Займись своими женскими делами, а уж с командованием как-нибудь справлюсь я сам. Меня обучил этой штуке твой дед задолго до твоего рождения.
Молчаливая толпа зашевелилась, потом начала редеть по краям, и в середине стало свободнее. Эвридика крикнула:
— Мы хотим утвердить наши права!
Кое-кто поддержал царственную зачинщицу бунта, но таких голосов было мало. Какой-то грубый гигант сорвал все ее планы, а она даже не знала, кто он такой.
Позже в палатке Конон рассказал ей, кто же таков известный всей Македонии Антигон. Исходя из полученных сведений, Эвридика попробовала обдумать свои следующие шаги, но вскоре запах пищи напомнил девушке, что ее молодой организм изрядно проголодался. Она дождалась, когда муж насытится (он все-таки отвратительно выглядел за едой), а потом сама села подкрепиться.
Снаружи донесся высокий властный голос, в чем-то убеждавший стражника. Конон, налив госпоже вина, повернулся к входу. Вошел юноша, потрясающе красивый, он был едва ли старше уставившейся на него Эвридики. Правильные черты лица, обрамленного ниспадающими волнистыми волосами, и совершенное телосложение гостя наверняка пробудили бы в любом скульпторе неодолимое, но, скорее всего, несбыточное желание изваять с него Гермеса. Не разрушая произведенного впечатления, юноша легкой, летящей походкой приблизился к столу и, приняв достойную небожителя позу, вперил в девушку насмешливый взгляд.
— Я — Деметрий, сын Антигона. — Голос его также словно бы изливался с высот, как у актера, представляющегося в начале спектакля. — Я пришел, чтобы предостеречь тебя, Эвридика. Не в моих привычках воевать с женщинами. Но если по твоей милости с головы моего отца упадет хотя бы волос, то ты поплатишься за это жизнью. Больше мне нечего добавить. Желаю всего наилучшего.
Деметрий удалился, как и пришел, легко пробираясь сквозь беспорядочную толпу сторонников той, кому он угрожал. Его быстрая решительная походка и молодая самоуверенность расчищали ему дорогу.
Эвридика проводила своего первого враждебно настроенного к ней ровесника долгим взглядом. Конон возмущенно фыркнул:
— Наглый щенок! Кто посмел впустить его? Ну надо же: «Не в моих привычках воевать с женщинами!» А с кем, хотел бы я знать, этот сопляк успел повоевать вообще? Отцу, видно, следовало бы почаще пороть его.
Эвридика наспех покончила с едой и вышла из шатра. Незваный гость поддержал ее в момент слабости. С таким могущественным противником, как Антигон, ей самой, несомненно, не совладать, однако, в сущности, это всего лишь один человек — и не больше. Войска по-прежнему возмущены и готовы к бунту. Конечно, не стоит сейчас опять поднимать их, чтобы не злить до времени нового главнокомандующего, но она бродила по лагерю, напоминая всем и каждому, что Антипатр, которого многие так дожидаются, занимает пост регента незаконно и что он боится, как бы законный царь его с этой должности не согнал. Будь его воля, он предпочел бы умертвить и Филиппа, и ее, Эвридику, а заодно и всех тех, кто в благородном порыве осмелился к ним примкнуть.
Антигон в свою очередь послал одного из подручных навстречу регенту с предупреждением о неприятностях. Но Антипатр с небольшой свитой решил срезать путь напрямую через холмы. В итоге гонец не нашел его, догнав слишком поздно лишь хвост колонны. Там ему сообщили, что задолго до полудня старик поехал вперед.
* * *
Регент въехал в Трипарадиз на покрытом узорчатым чепраком отлично вымуштрованном коне, держась в седле очень прямо. Его пораженные подагрой ноги тупо ныли, но суровость лица маскировала малейшие проявления старческой немощи. Лекарь настаивал, чтобы он пересел в паланкин, однако оставшийся в Македонии Кассандр только и ждал, когда отец чуть ослабнет, чтобы тут же подбить народ посадить на его место другого регента — себя любимого, разумеется. Антипатр не доверял своему старшему сыну, да и особой любви к нему не питал. К тому же после смерти Пердикки здесь, в Сирии, могло произойти много неожиданного, а потому с помощью богов и медиков он намеревался прибыть на встречу с азиатской армией не как болезненный старец, а как властный и могущественный правитель.
Главные ворота парка с огромными столпами, увенчанными каменными цветками лотоса, смотрелись на редкость монументально. Выбранная Антипатром широкая и ровная дорога, разумеется, привела его к ним.
В глубине парка слышался шум, но, к досаде и удивлению первого лица Македонии, никто не выехал ему навстречу. Антипатр приказал глашатаю дать сигнал, оповещающий о его прибытии.
Полководцы, только-только узнавшие, что основные силы регента не смогут подойти в ближайшее время и что его самого гонец не сумел разыскать, в смятении принялись совещаться. Новая неприятность не заставила себя ждать. Командир не примкнувшей к мятежникам части конницы, галопом подскакал к штабу и доложил совету, что бунтовщики окружили регента, прибывшего в сопровождении весьма малочисленного конного эскадрона, не более пятидесяти верховых.
Военачальники похватали шлемы — остальные доспехи уже были на них — и приказали привести лошадей. Пифон и Ариба, никогда не испытывавшие недостатка в храбрости, живо вооружились дротиками. Антигон буркнул:
— Нет, только не вы. Если вы там покажетесь, они перережут нас всех. Оставайтесь здесь и кликните верных людей для обороны ставки. Пойдем, Селевк. Мы с тобой найдем что сказать.
Селевк, опершись на копье, вскочил в седло и, мчась рядом с галопировавшим на могучем жеребце Антигоном, вновь испытал боевой пыл золотых прежних лет. Он мечтал о настоящей схватке с того самого позорного поражения на реке Нил, которое все еще удручало его. Хотя бывало ли в славные прошлые времена, чтобы нешуточная угроза исходила от своих же солдат?
