Мэри Рено - Погребальные игры

Версия сайта : http://gay-country.ru

Мэри Рено

Погребальные игры

Я предвижу великие состязания на моих погребальных играх.

Предсмертные слова Александра Великого

ОСНОВHЫЕ СОБЫТИЯ, ПРЕДШЕСТВУЮЩИЕ СМЕРТИ АЛЕКСАНДРА

326 год до н. э. - Александр возвращается из Индии. В Индийском походе он получает тяжелое ранение в грудь.

325 год до н. э. - Возвращение в Перейду через пустыни Гедросии в исключительно тяжелых условиях.

324 год до н. э. - Александр в Сузах. Великолепная свадебная церемония Александра и Статиры, дочери Дария III, после которой она остается в дворцовом гареме, под присмотром своей бабушки Сисигамбис. Александр отправляется в Экбатану в сопровождении Роксаны, своей жены с 328 года, и своего друга Гефестиона. Роксана ждет ребенка. Гефестион, внезапно заболев, умирает.

323 год до н. э. - Александр прибывает в Вавилон и устраивает погребение Гефестиона, а затем начинает подготовку к следующему грандиозному походу, связанному с исследованием побережья Аравии. После плавания в низовья Евфрата он заболевает смертельно опасной лихорадкой. Уже будучи при смерти, Александр вручает Пердикке, своему первому заместителю после смерти Гефестиона, кольцо с царской печатью.

323 год до н.э.

Зиккурат Бел-Мардука уже около полутора веков пребывал в полуразрушенном состоянии, с тех самых пор, как Ксеркс повелел уничтожить все святилища восставшего Вавилона. Вдоль террас дыбились груды битума и обожженного кирпича; аисты давно свили гнезда на развалинах верхнего яруса, где некогда находилась золотая опочивальня верховного бога со священной избранницей на золотом ложе. Однако нанесенный зиккурату ущерб выглядел незначительным; основная его громада осталась нетронутой. Стены старого города около ворот Мардука достигали трех сотен футов в высоту, а сам зиккурат по-прежнему возвышался над ними.

Правда, непосредственно храму верховного бога воины Ксеркса нанесли более серьезные повреждения. Проломанную крышу пришлось подлатать тростником и укрепить грубо отесанными деревянными столбами. Впрочем, в глубине святилища у колонн, облицованных прекрасными, но местами сколотыми изразцами, по-прежнему царил вызывающий благоговение сумрак, в коем витал запах ладана и сжигаемых приношений. На порфировом алтаре под устремленным в небо дымоходом горел священный огонь, разведенный в бронзовой жаровне. Пламя еле теплилось: топливный ящик был почти пуст. Обритый наголо прислужник настороженно посмотрел на жреца. Тот, хотя и погруженный в себя, успевал подмечать все.

— Принеси еще топлива. В чем дело? Неужели царь должен умереть из-за твоей нерадивости? Да пошевеливайся! Стал бы ты тут топтаться, если бы что-то такое стряслось с твоей матерью.

Прислужник нехотя подчинился: храмовые порядки не отличались строгостью.

Священник бросил ему вслед:

— Одному богу известно, когда это произойдет. Возможно, и не сегодня. Он крепок, как горный лев, смерть не сразу с ним справится.

Две длинные тени легли на плиты возле расположенного под открытым небом храмового алтаря. Головы пришедших магов увенчивали высокие войлочные митры халдейских звездочетов. Приложив ладони к губам в ритуальном поклоне, они приблизились.

Жрец Мардука спросил:

— Ничего нового?

— Нет, — сказал первый звездочет. — Но уже скоро. Он потерял дар речи… и вообще едва дышит. Однако, когда македонские воины подняли шум у дверей, заявив, что хотят видеть его, он приказал всех впустить. Не полководцев — они и так стояли вокруг, — а простых копьеносцев и пехотинцев. Те едва не плакали, проходя через царскую опочивальню, а он всех их приветствовал молчаливыми знаками. Это лишило его последних сил, и сейчас он спит мертвым сном.

Еще два жреца Мардука появились в проеме открывшейся за алтарем двери. За спинами их виднелось богато убранное помещение: тяжелые, украшенные узорным шитьем завесы, мерцание золота. Оттуда доносился аппетитный запах приправленного специями мяса. Дверь закрылась.

Халдейские маги, памятуя о застарелом слушке, обменялись взглядами. Один из них сказал:

— Мы сделали все возможное, чтобы отговорить его от посещения Вавилона. Но ему сообщили, что этот храм еще не восстановлен, и он подумал, что мы просто опасаемся его гнева.

Жрец Мардука сухо произнес:

— Великое дело надлежит начинать в благоприятное время. Навуходоносор затеял строительство в неудачный год. Его рабы-иноземцы постоянно враждовали между собой, сбрасывая друг друга со стен уходящей ввысь башни. Аль Скандер мог бы сохранить милость богов, если бы, вняв их предупреждениям, остался в Сузах.

Один из прорицателей возразил:

— Мне кажется, он почтительно относится к нашему богу, несмотря на то что называет его Гераклом.

Халдей многозначительно оглядел запущенное помещение. Его выразительный взгляд недвусмысленно говорил: «Где же то золото, что дал тебе этот царь на восстановление храма, неужели ты все проел и пропил?»

После недружелюбного молчания главный жрец Мардука, не теряя достоинства, примирительно сказал:

— Ваши пророчества, ему сообщенные, несомненно верны. А с тех пор вы читали небесные предсказания?

Высокие митры медленно и согласно склонились. Старейший маг, чья борода серебрилась на фоне смуглого лица и пурпурной мантии, жестом поманил жреца Мардука в полуразрушенную часть храма.

— Вот что предначертано Вавилону, — сказал он и, взмахнув увенчанным звездочкой золотым жезлом, показал на разбитые стены, пролом в кровле, покосившиеся опоры и закопченные плиты пола. — Пока еще город стоит, но вскоре от него останутся только воспоминания.

Он прошел к выходу и, прислушиваясь, постоял там; ночные звуки ничто не тревожило.

— Звезды говорят, что упадок начнется после смерти нынешнего царя.

Жрец помнил, как восемь лет назад блистательный молодой победитель явился в храм с драгоценными дарами и арабскими благовониями. А в этом году сюда вернулся закаленный и покрытый шрамами воин с выгоревшими на солнце прядями белокурых волос, однако в глубине его глаз еще горел божественный огонь, еще поблескивало в них беспечное обаяние любимца богов, еще полыхали они порой внушающим ужас гневом. Ароматы ладана долго витали в воздухе, но гораздо дольше хранилось в храмовой сокровищнице золото; при всей любви жрецов к хорошей жизни половина даров еще находилась там. Однако радость главного жреца Бел-Мардука мгновенно иссякла. Грядущее сулило пожары и кровопролитие. Его настроение сникло, как алтарный огонь без подкормки.

— Что это означает? Придет ли к нам очередной Ксеркс?

Халдейский маг отрицательно покачал головой.

— Угасание, а не убийство. Новый город возвысится здесь, а старый придет в упадок. И все это связано с судьбой нынешнего царя.

— Что же будет? Значит, он все-таки выживет?

— Он умирает, как я уже говорил. Но его знаки по-прежнему движутся через созвездия, и мы не в силах предсказать, как долго они еще будут определять наши судьбы. До конца наших дней нам не разгадать всех последствий.

— Вот как? Что ж, за свою жизнь он не причинил нам никакого вреда. Может, он будет оберегать нас и после смерти.

Астролог задумчиво нахмурился, словно взрослый, подыскивающий слова для объяснения непонятливому ребенку.

— Помнишь год, когда с небес сошел огонь? Нам сообщили, куда он упал, и мы добрались туда, проведя в дороге неделю. Тот огонь осветил наш город ярче, чем полная луна. Но в месте падения огненной звезды мы обнаружили россыпь раскаленных докрасна углей, которые все вокруг себя выжгли.

Один уголек помог жене простого крестьянина разродиться двумя близнецами. Но сосед крестьянина украл этот уголек, стремясь овладеть магической властью; между мужчинами завязалась драка, и они оба погибли. Другой уголек упал возле ног немого ребенка, и речь вернулась к нему. От жара третьего уголька сгорел большой лес. А местный маг взял самый большой уголь и возложил на алтарь, и великий свет опять взошел к небу. И все это было порождено падением одной звезды. Такова воля богов.

Жрец склонил голову. Из храмовой кухни тек соблазнительный аромат. Лучше пригласить этих халдеев к столу, пока мясо не подгорело. Что бы там ни вещали звезды, но добрая трапеза всегда останется доброй трапезой.

Вглядываясь в ночной сумрак, старый халдей сказал:

— Здесь, где мы стоим, будут резвиться детеныши леопардов.

Жрец помолчал для приличия. От царского дворца не доносилось ни звука. Если повезет, то они успеют славно подкрепиться, прежде чем услышат горестные стенания.

* * *

Для сбережения хоть какой-то прохлады толстые четырехфутовые стены дворца Навуходоносора были облицованы синими глазурованными плитками, но в разгар лета зной просачивался повсюду. Струйки пота стекали по рукам Эвмена, пот капал на покрытый письменами папирус, образуя разводы. Рядом влажно поблескивала размягчившаяся от жары покрытая воском табличка, с какой он старательно переписывал текст. Пришлось вновь погрузить ее в бадейку с холодной водой, где подручный писец обычно хранил такие таблички, поддерживая твердость воска. Местные грамотеи раньше пользовались для записей влажной глиной, но в глиняные таблички труднее вносить поправки. Эвмен в третий раз выглянул за дверь, ища раба, приставленного к опахалу. И вновь смутный приглушенный шум (тихие шаги, тихие голоса, зловещие, благоговейные и печальные) заставил его молча вернуться за занавеску к своему вялому бессмысленному труду. Громогласные восклицания или резкие призывные хлопки сейчас показались бы кощунственно неуместными.