Сказки Малышки Жюли - Арина Батуева
Пока Кузнец работал, Доктор Тондресс будто позабыл о времени — так заворожило его искусство этого мастера. Каждый из шестнадцати заготовок Кузнец калил в горне добела, затем вынимал клещами, клал на наковальню и ударял молотом, переворачивал и снова ударял — от этих ударов летели искры-молнии и содрогалось небо. Сгустились тучи и разразилась сильная гроза, но волшебный огонь в горне продолжал гореть. Постепенно каждый брусок принимал форму подковы, а когда она была полностью готова, Кузнец клещами опускал её в горный ручей, вода в котором бурлила и пенилась от раскалённого металла.
Гроза прекратилась с последним ударом молота, и вскоре перед мастером лежало восемь пар прекрасных, крепких, но удивительно лёгких подков. Когда же Кузнец, тщательно вычистив копыта Луча, примерил ему подковы, те оказались сделанными точно по размеру и, более того, не понадобилось ни одного гвоздя: подковы будто слились с копытами пегаса, стали с ними единым целым. Это было настоящим чудом, удивительным настолько, что Доктор, уж насколько был сведущ в чудесах, и тот на несколько мгновений лишился дара речи и позабыл дышать.
Доктор Тондресс призвал к себе остальных пегасов, и вскоре вся четвёрка обзавелась прекраснейшими подковами из самого необычного сплава: они нисколько не вредили копытам и защищали от всех напастей, которые только могли случиться в дороге.
— Серебро делает подкову почти невесомой, алмазы — прочной и почти неразрушимой, золото и малахит усиливают природную магию пегасов, — объяснил Кузнец, — а благодаря самородку живицы подкова может изменяться вместе с копытом.
— Я не знаю, как тебя благодарить, Кузнец! — восхищённо проговорил Доктор. — Пусть твой труд вовеки благословенен будет! — искренне пожелал он, и едва только сказал это, как слова отделились от его уст и осыпали мастера с головы до ног золотыми искрами.
«Добрым словом богат бывал», — Доктор Тондресс припомнил слова деда Сарра и понял, что все добрые слова, которые говорили Кузнецу простые люди, благодаря за работу, исполнялись, если сказаны были от чистого сердца.
— Быть может, однажды ты сотворишь для меня хрустальную песню, — с улыбкой сказал Доктор, когда пришла пора прощаться с Кузнецом.
— Как знать, Доктор Тондресс, как знать. Быть может, однажды, — ответил мастер и добавил: — Теперь ты знаешь, как меня найти, если вдруг пегасам понадобятся новые подковы.
— О, да! — кивнул Док и, вскочив верхом на спину Тона, копыто которого, конечно же, уже зажило благодаря чудесному снадобью, и вместе со всеми пегасами вернулся в деревню, чтобы забрать свой дилижанс и снова отправиться в путь…
Даня стояла у окна и смотрела в небо, где расцветали молнии, и ей совсем не было страшно. Патрик остановился позади неё и положил ладони ей на плечи, ощущая, как последние крупицы страха перед стихией покидают девушку.
— Когда слышишь раскаты грома, когда видишь молнии, пересекающие небо, знай, что это Кузнец вновь принялся за работу. И вполне может быть, что сейчас он куёт для кого-то хрустальную песню, — так завершил Патрик свой рассказ.
В оконном отражении Даня видела, что он тоже смотрит на небо и улыбается. Она повернулась к Помощнику и благодарно обняла.
— Спасибо! Мне кажется, я больше никогда не буду бояться грозы.
— А как иначе? «Приют» способен избавить от многих страхов, — откликнулся Патрик.
— Теперь пойду спать, а то завтра весь день буду клевать носом. Спокойной ночи! — пожелала ему Даня.
— Спокойной ночи, — улыбнулся Патрик, ничуть не сомневаясь в своих словах: даже через короткое объятие он успел передать Дане немного умиротворения и послать добрые сны на оставшуюся ночь. Если Элен была лучшей ученицей Доктора Тондресса в снотворчестве и целительных эликсирах, то Патрик — в чародействующих объятиях и основах обнимагии.
Даня вернулась в палату, а Помощник снова сел за оставленную книгу, но больше почему-то не читалось. Он думал об удивительном Кузнеце, о золотых мечтах и хрустальных песнях, и о девушке Дане, которой он, Патрик, хоть немного, но смог помочь.
Вечер девятнадцатый. Сказка о Печеньке и соловьиной песне
Доктор Тондресс уверенно шёл на поправку и всё чаще возвращался к работе в кабинете. Порой кто-то из Помощников, переживая за учителя, уговаривал его лежать и отдыхать побольше, а Док отвечал, что в этом случае ему ничего не остаётся, как пустить корни и стать недвижимым деревом, навеки приросшим к кровати. И только после этих слов его оставляли в покое — правда, ненадолго.
В то утро Док, приплясывая и мурлыча под нос весёлую песенку, распахнул все окна, впуская в кабинет не по-зимнему яркие солнечные лучи, и с наслаждением вдохнул запах имбирного печенья — ветер сегодня дул с севера и дразнил приближающейся зимой и ожиданием новогодних чудес.
«Жюли, зайди ко мне», — позвал он мысленно, и через пару минут Помощница заглянула в кабинет.
— Доброе утро, учитель! Звали?
— Да! — он быстро обернулся и радостно хлопнул в ладоши. — У меня есть для тебя одно важное дело.
— Какое? — у Малышки Жю загорелись глаза в предвкушении.
— Только что я был в архиве — пытался найти одну историю пятилетней давности — прелюбопытнейший случай, скажу я тебе! Он бы очень помог в исцелении одной из наших подопечных. И что я обнаружил? Полнейшую неразбериху! Папки и карточки перепутаны, некоторые ящики пусты, листы историй затёрты или порваны! Архив пережил нашествие мартышек? В общем, я прошу тебя немного позаниматься бумагомаранием, можешь взять себе в помощь Гару или Люка.
— Но Док!.. — Помощнице меньше всего хотелось заниматься рутинной работой.
— Не спорь, девочка моя, не спорь! — обезоруживающе улыбнулся Док и щелчком пальцев перенёс её прямиком в архив.
— Ну, Доктор! Знаете ли! — ворчала Жю, оглядывая фронт работ: — Кошмар! Я тут состарюсь!
Жюли села за широкий стол и двинула к себе первый попавшийся ящик с документами, и в этот момент послышался скрип открывающейся двери. В архив, радостно переговариваясь, ввалились Пат, Люк и Гару.
— Привет, Малышка! — хором сказали они, увидев подругу за кипой старых бумаг. — Нас Док к тебе на помощь послал!
— Ого-го! Да тут завал полнейший! — обвёл взглядом архив Гару.
— За работу, друзья мои! Раньше сядем — раньше выйдем! — Люк, насвистывая простенькую песенку, придвинул к себе кучу бумаг.
Вчетвером удалось привести весь архив в порядок уже к ужину. У бедняжки Жю ещё долго рябило в глазах от бесчисленных документов, испещрённых мелким витиеватым почерком Дока или прыгающими загогулинами Зама.
