A.L. Jackson - Come to Me Quietly
Все это было фантазией. Все, об этой девочке. Как будто меня было бы достаточно. Будто я мог остаться.
Единственная реальность, которая осталась, была останками того, что я забрал.
Шагая по тротуару, я вжал голову в ссутуленные плечи, делая все возможное, чтобы избежать взглядов, насмешек и мольб. Это было невозможно. Голоса кишели, наполняя уши, разжигая дурное предчувствие, что действовало на нервы. Я был на гребаном краю. Я знал это.
Если бы был какой-либо способ покончить с этим, то я бы им воспользовался. Но судьба никогда не была на моей стороне. Она бы без сомнения вмешалась и вновь осудила меня.
Я просто не знал, как выдержать, оплачивая этот долг.
Я направлялся вниз не той дорогой, по которой ходил каждый день. Когда я попадал сюда, у меня занимало около часа, чтобы разобраться в этом дерьме. Все, что я должен был сделать, посмотреть вправо на тупик.
Сегодня, Кит был на том же месте, что и всегда.
Купив пакетик, я сжал яд в кулаке и засунул поглубже в карман, чертовски, ненавидя себя еще сильней, чем прежде.
Легкий путь лишиться жизни.
Я знал, что не выбрал легкого пути. Я принял это в тот день, когда они прогнали меня. Нельзя было избежать правды. Даже если я касался забвения, реальность всегда возвращалась. Тем не менее, я устал. Я чертовски устал, потому что ничего не мог поделать, кроме как бежать от изображения лица Эли, которое постоянно набрасывалось на мой разум. Мучительная часть была в том, насколько сильно я хотел держаться за них, за то, как она заставляла меня по-настоящему чувствовать, как будто я был почти живой.
Я тащился по улице к дыре, которую называл домом. Красная табличка СВОБОДНО, вспыхнула рядом с захудалым местом, как вечный знак обреченных, потому что я не мог представить душу, спасенную в этом дьявольском месте.
Ад.
Нет никакого сомнения, что это то, где я нашел себя.
Я позволил себе войти в пустоту гостиничного номера. Щелкнув выключателем, в углу заморгала старая лампа, освещая комнату.
Никогда прежде, я не чувствовал себя таким одиноким.
Войдя, я позволил двери закрыться за мной, потирая лицо и подбородок.
Я огляделся.
Боже, я скучал по ней больше, чем имел на это право.
Медленно, я пересек комнату. Пружины заскрипели, когда я сел на край просиженной кровати. Схватив с пола полупустую бутылку Джека, я раскрутил крышку и поднес к губам. Желанное тепло, я хотел этого. Снова и снова, я глотал жидкость, которая подпитывала бушующий огонь внутри.
Я не знал, как долго просидел здесь. Время не имело значения. Конечности онемели, но недостаточно, чтобы стереть, но достаточно, чтобы исказить, покрыть чертовски невыносимую боль, что связывала меня с сердцем и разумом.
Голова закружилась, и пакетик прожигал карман.
Поднявшись на ноги, спотыкаясь, я пошел к грязной, керамической раковине, вмонтированной в стену. Стянув футболку через голову, поправил повязку на груди. Тяжело оперся о раковину, посмотрел на свое отражение, не в силах отвести взгляда от глаз, смотрящих в ответ.
В желудке зарождалась тошнота, растягивалась, цеплялась за внутренности, которые, казалось, хотели покинуть тело, как будто они тоже желали сбежать. Я вытащил пакетик из кармана. Лоб покрылся потом, отвращение вырывалось наружу.
Сжав его в кулак, я знал, что поддерживал меня не наркотик, а Эли.
Гребаный спусковой крючок.
Он обжигал мою плоть, и я сжал кулак сильнее, чувствуя, как меня охватывает беспокойство. Каждый чертов день проходил вот так. Я был как гребаная катастрофа, потому что не хотел ничего, кроме свободы, но для приговоренных не было никакой свободы.
И я ненавидел.
Я ненавидел.
Ненавидел.
Я ударил кулаком по зеркалу, разлетевшемуся на миллионы кусочков.
— Бл*дь! — заревел я, звук отскочил от стен.
Я не хотел этого.
Зеркало разлетелось, осколки стекла, со звоном, посыпались в раковину и на пол. Кожа на костяшках треснула. Хлынула кровь. И я почувствовал это — щелчок, когда поскользнулся на краю, на котором так долго балансировал. Я молотил кулаками по стене и остаткам зеркала, как будто я мог выбить эту потребность из себя. Пакетик был крепко зажат в руке, словно вынужденное одиночество, могло привести к этой дезинтеграции. Умиранию. Прекращению существования.
Или может, я привел к этому.
Не было никакой боли, только ярость, что владела мной последние шесть лет.
Я пыхтел, раскачивался, тяжело дышал.
Чертовски потерянный.
— Дерьмо. — Схватившись за голову, окровавленными руками, пакетик упал на пол, мой безумный взгляд метался по удушающей комнате. Чувство заключения только обострилось, страх, что сковал меня, провоцируя гнев внутри. Я задыхался, не мог дышать.
Я не мог больше терпеть это.
Схватив с пола футболку, я натянул ее через голову, пошарил в поисках ключей и выбежал в ночь. Сегодня темнота была всепоглощающей, луны на небе не было, только вдалеке раздавались отголоски шумной вечеринки. Мой мотоцикл сверкал, как вопиющий символ спасения за дверью. Я завел его и вылетел из этого места, прибавляя газу, когда вел мотоцикл по дороге.
Холодный воздух яростно был мне в лицо, грохот от байка вибрировал в ушах. Я мчался по улицам, терялся в безумии, сдавался потребности освободиться, даже если знал, что никогда не смогу это сделать. Я понятия не имел куда направлялся, потому что мне некуда было ехать. Это... это моя судьба, потому что я не имел права находиться в этом мире.
Огней становилось меньше, чем дальше я уезжал, город уменьшался позади меня. Фары освещали мой путь. Руки дрожали, когда я сильнее выжимал газ.
Я ненавидел.
Боже, я ненавидел.
Я заставлял его ехать быстрее, эта ярость внутри, вела меня вперед, оказывая еще больше давления. В этом городе для меня ничего не было.
Ничего для меня, нигде.
Эмоции накрыли меня, что-то сжалось в груди, от этого чёртового злого рока, что всегда будет со мной. Наклонившись, я приветствовал воздух, что обрушивался на меня, холод, что жалил меня, приветствовал злость, ненависть и тревогу, что были моими постоянными компаньонами.
Они были тем, что я знал. Единственное, на что я мог рассчитывать.
Я закричал, высвобождая ярость в небытие, потому что вот таким я был.
Дорога повернула влево. Более резко, чем я думал. Я вошел в поворот и почувствовал дрожь байка. Я боролся с рулем, старался обуздать вибрацию, которая пробирала байк. Я выровнял его и сфокусировался на размытой дороге. Я заморгал, пытаясь рассеять туман пред глазами.
Неожиданно, появился поворот вправо. Слишком быстро.
— Черт, — мольба, вырвалась из моего рта, и я влетел в поворот. Наклонившись, я ударил по тормозам, все дрожало, и я почувствовал, как заскользила задняя шина. Затем затормозило переднее колесо.
И я взлетел.
Невесомый.
Я давным-давно потерял контроль. Я потерял его в тот момент, когда сдался беззаботности, когда отложил в сторону самые важные вещи в мире и боролся с пустяками.
Тьма поглотила меня, выпотрошила, вывернула наизнанку. Все происходило бесшумно. Так чертовски бесшумно, что перед глазами осталось только мамино лицо, которое опустошило мое сердце и разум. На мгновение, я подумал, что чувствую, как она проводит пальцами по моим волосам, как она всегда делала, когда я был маленьким мальчиком. Думал, что слышу ее тихий, нежный голос, нашептывающий мне на ухо. Думал, что могу видеть, как она смотрит на меня, будто я ее свет... когда на самом деле, она была моим.
Я скучал по ней. Боже, я так сильно скучал, это было так больно, и я хотел, чтобы она знала, что это была самая огромная моя ошибка.
Она замелькала и исчезла, уступая место девочке. Эли смотрела на меня точно так же, как будто я, возможно, был ее светом, а она невольно стала моим.
Глаза широко распахнулись, когда я почувствовал, как врезался в землю.
Это была Эли.
Эли.
Элина.
И в первый раз, с тех пор, как мне исполнилось шестнадцать лет, я не хотел умирать.
23 глава
Элина
Любить кого-то — один из самых больших рисков, на который мы идем. Возможно, самая несправедливая часть всего этого то, что мы редко сознательно принимаем решение. Любовь — это то, что медленно расцветает и со всей силы бьет нас, то, что волнует и постепенно растет, или то, что потрясает нас внезапной мощью. И иногда, она на всю жизнь остается частью нас.
Почти всегда, это было неизбежно.
Если бы мне предоставили выбор, я бы однозначно выбрала любить его. Несмотря на то, что он стал причиной моей самой невыносимой боли, еще он принес в мою жизнь много радости.
Я окружила себя маленькими записочками, разложив их на кровати, словами, которые шли прямо от его сердца, словами, которые я буду беречь вечно. Многие из них говорили, что он стыдится, и никогда не поверит, что достоин любви, которая бесконечным потоком лилась из меня. Некоторые, были просто милыми. Они показывали мальчика, который когда-то жизнерадостно улыбался, который не мог признать счастье, прятавшееся внутри него.