A.L. Jackson - Come to Me Quietly
Эли остановилась, когда увидела, что мальчик, которого она не могла выбросить из головы, шел впереди нее, на противоположной стороне улицы. Была весна, утренний воздух был свежим, но теплым, но Джаред все еще носил тяжелую, черную кожаную куртку, его внимание было сфокусировано на ботинках, которые делали широкие шаги.
Она бросилась через улицу, сокращая расстояние между ними.
— Джаред, постой.
Он даже не узнал ее.
Она снова позвала.
— Эй, Джаред, подожди.
Поколебавшись, он повернулся, нервно проведя по волосам. Он беспокойно подпрыгнула, когда он посмотрел на нее. Вернее сказать, сквозь нее.
— Эли, — сумел выговорить он.
Эли нахмурилась, не в состоянии отвести взгляда от его зрачков, которые, казалось, исчезли, голубые глаза были слишком широкие, замороженные льдом.
Она оглянулась, и он еще раз провел рукой по волосам.
— Эй, — пробормотал он на расстоянии.
Эли беспокойно двигалась.
— Как твои дела? — она съежилась. Какого черта она думала, спрашивая о таких глупостях? Как она думала, у него дела?
Повернувшись к ней, Джаред моргал и смотрел куда угодно, но не ей в лицо.
— Итак, эээ, мы скучаем по тебе дома, — решилась сказать Эли, чувствуя себя идиоткой и не в своей тарелке. Все потерпело крушение, и они остались на неизвестной земле. — Почему ты больше не заходишь? Кристофер будет рад тебя видеть.
Она хотела увидеть его.
Ей было необходимо увидеть его.
Джаред скривился.
— Я был занят, — сказал он, глядя на оживленную улицу. — Слушай, я должен идти. Увидимся.
Сердце Эли ухнуло вниз. Она стояла, глядя на мальчика, который уничтожал ее, когда уходил с опущенной головой, сжимая волосы на затылке.
Закрыв глаза, Эли хотела, чтобы все стало лучше, хотя понимала, что ничего не может сделать.
Когда она открыла глаза, он исчез.
Вернувшись из школы, Эли нахмурилась, увидев машину отца, припаркованную возле дома. Он никогда не приезжал домой раньше пяти.
Открыв дверь, Эли сразу поняла, что что-то не так, в воздухе чувствовалось напряжение. В последнее время в их доме так и было — что—то не так — эмоции зашкаливали и затухали, появилась печаль, затем проблеск радости, проскальзывая в непроглядное горе. Маме поставили диагноз — депрессия на почве скорби, и выписали несколько лекарств, чтобы помочь ей преодолеть это время. Бывали дни, когда она даже не вставала с кровати, но как мама сказала вчера — ей становится лучше.
В последнее время, входя в дверь, Эли не знала, как пройдет день.
Она на цыпочках прошла внутрь. Сегодня ее не встретил поток печали. Вместо этого был гнев.
Из коридора Эли слышала, как кричал папа:
— Они нашли героин и украденные таблетки в его шкафчике, Кристофер... и ты говоришь, что ничего об этом не знал?
Эли сковал страх, казалось, что сердце выпрыгнет из груди.
Нет.
Прижавшись к стене, Эли прокралась внутрь, чтобы подсмотреть, что проходит на кухне. Кристофер сидел на стуле у стойки, а отец нависал над ним.
— Папа, я клянусь, — умоляющим голосом сказал Кристофер. — Я ничего такого не делал. Да, я немного пил и несколько раз курил травку, но я никогда не употреблял что-то крепче. И в любом случае, сейчас Джаред, похоже, не хочет общаться со мной.
Признание Кристофера не успокоило папу. Он зарычал:
— Я не верю тебе, Кристофер. И это после того, как мы тебе доверяли? Иди в свою комнату. Ты наказан, теперь будешь сидеть дома... неопределенное время.
— Папа...
— Иди.
Стул Кристофера проскрежетал по полу, и он пронесся в свою комнату. Он хлопнул дверью так, что задрожал дом.
— Не думаешь, что был слишком строг с ним, Дэйв? — Карен подняла взгляд, когда говорила. Эли заметила, что она плакала. — Ему шестнадцать... и последние два месяца были тяжелыми для всех. Тебе надо быть более понимающим.
— Чего я не понимаю Карен, это то, как Джаред мог сделать такое со своим отцом. После всего? Разве он не понимает, через какой ад уже провел свою семью? И теперь он делает такое? Боже, Карен, у парня было достаточно наркотиков, чтобы его обвинили в распространении. Ему надо благодарить ангела хранителя, что его исключили и обвинили в хранении.
— Ему больно, Дэйв.
— Это все чушь, Карен. Этот мальчишка не заботится ни о ком, кроме себя. Я не хочу, чтобы наши дети подходили к нему. Я не буду просто стоять и смотреть, как он испортит и нашу семью.
Мама вновь начала плакать:
— Дэйв, пожалуйста.
Дэйв прижал ладонь к щеке жены и приподнял ее лицо.
— Я просто защищаю свою семью, Карен... это очень важно для меня. Даже не проси меня уступить в этом.
Эли сползла на пол. Она уже знала... ясно видела этим утром. Она не была удивлена. Это не значило, что она не боялась за него, что ему не причинили боль, не напугали и не сломили.
Потому что она прекрасно знала, каким был Джаред.
22 глава
Джаред
Маленькую комнатку заполнило жужжанием, вибрация машинки угнетающе давила. Я сражался за глоток воздуха. Медленно вылетающие искры, осветили кожу, иголка обжигающе клеймила мою грудь. Я чертовски сильно стиснул зубы, руки сжались в кулаки, сердце бешено колотилось.
Я всегда знал, что она станет еще одной отметиной. Еще одним шрамом. Еще одним грехом, который добавился к неисчислимому количеству других.
— Ты в порядке, чувак? — тату-мастер, прекратив работать, посмотрел на меня с беспокойством, как будто я был самой огромной тряпкой, которая переступила его порог.
Парень смог правильно прочитать меня. Мне было чертовски больно. Но не от той боли, о которой он думал. Эта боль, жила в самом темном уголке моей души, где отвратительное сливалось с ужасным.
— Ага. В порядке, — выдавил я, впиваясь ногтями в ладони.
Парень вытер кровь и краску бумажным полотенцем, затем наклонился поближе.
— Скоро закончим.
Я не смог ничего сказать, просто кивнул, представляя ее лицо, отпечатанное в моем ненормальном разуме. Шел ноябрь. Больше двух месяцев прошло с тех пор, как я покинул ее, кричащую мое имя, потому что я все испортил, нанеся последний удар.
Самая огромная ложь, которую я говорил кому-либо, была сказана Эли.
Да, я ушел, но не было ни единого гребаного шанса, что я мог забыть ее.
Эта девочка была незабываема.
Чертовски идеальна. Слишком яркая, чтобы четко видеть.
Поэтому я приложил все усилия, чтобы блокировать воспоминания. Дни шли своим чередом, замедлялись и ускорялись, в бесконечной череде городских огней, наркотиков и алкоголя. Я заполнял тело всем, что только мог найти, разыскивая что угодно, лишь бы унять эту боль, которую она оставила после себя. Но не существовало наркотика, способного добраться до основания этой боли. Ничего даже близко не подобралось. Ничего не тускнело и не исчезало. Ничего не могло стереть это. Это было похоже на рак, который питался, гнил и распадался.
Воспоминания о ней только увеличили пустоту, которую заполняли ее прикосновения. Это продлилось недолго, но жалило больнее всего. Я был глупцом, когда думал, что после отъезда буду дорожить воспоминаниями, в которых нашел, своего рода, утешение. Сейчас, я готов на все, чтобы их забрали у меня. Потому что я не могу, черт возьми, вынести то, что ей может быть так же больно, как и мне.
Не было и секунды, чтобы я не думал о ней. Чтобы не пожалел о том, что украл у нее, коснулся и забрал, не прошло и секунды, чтобы я не пожелал взять от нее еще больше.
Да, я был садо-мазохист.
— Выглядит действительно круто. Не был уверен, что будет сочетаться с другими татухами, но вышло хорошо.
Промолчав, я напрягся и стиснул зубы, пока он протирал ее.
Когда парень закончил, он наложил повязку.
— Все готово. Через пару часов сними повязку и промой.
— Ага, я понял.
Заплатив, я оставил огромные чаевые, которые он заслужил, поскольку ему пришлось терпеть меня, непрерывно корчащегося в кресле.
Звон колокольчиков раздался над головой, когда я вышел на тротуар. Ночь опустилась на освещенную улицу.
Вегас, детка.
Засунув кулаки в карман джинсов, мрачный смешок щекотал горло. Люди приезжали сюда, чтобы найти удовольствие, развлечься и повеселиться. Но тут... тут было то, чего они не захотели бы видеть, о чем не хотели бы знать — убогие трущобы, наркомания и бедность, распространенная на улицах, которую просто убрали с глаз долой.
Я понятия не имею, зачем я, черт возьми, приехал сюда. Я собирался вернуться в Джерси, но остановился в дерьмовом отеле на Фермонт Стрит. Казалось, я физически не мог заставить себя уехать так далеко, не мог проложить такую огромную дистанцию между нами, будто наши миры и не встречались.
Я усмехнулся.
Они никогда и не встречались.
Все это было фантазией. Все, об этой девочке. Как будто меня было бы достаточно. Будто я мог остаться.
Единственная реальность, которая осталась, была останками того, что я забрал.
Шагая по тротуару, я вжал голову в ссутуленные плечи, делая все возможное, чтобы избежать взглядов, насмешек и мольб. Это было невозможно. Голоса кишели, наполняя уши, разжигая дурное предчувствие, что действовало на нервы. Я был на гребаном краю. Я знал это.
