Восемь летчиков или хозяин Байкала - Александр Зубенко
Оставив позади себя истуканов, Люда спустилась вдоль ручья, однако зашла в тупик: тут тропинка обрывалась. Дальше идти было бесполезно, а может быть и опасно. Подхватив утиральник, она вернулась назад к избе и… едва ли не лицом к лицу столкнулась у порога с Устиньей.
Только теперь Люда смогла, наконец, рассмотреть девушку, стукнувшую её от испуга по голове.
Красивая, не по годам зрелая – про таких говорят «кровь с молоком» - румяная, так и пышущая здоровьем, с большой, ниже пояса заплетённой косой, та, в свою очередь, с интересом рассматривала Люду своими зеленоватыми глазами цвета прозрачного изумруда. Обе так и застыли на месте.
Люда улыбнулась и показала на рот, вертя головой, давая понять, что не может говорить.
Девушка кивком головы перекинула косу из-за спины на грудь и машинально принялась перебирать сплетённые узелки.
- Матуня моя казала, што ты речью обделённая.
Люда кивнула и печально улыбнулась. Роль немой теперь предстояло играть до конца.
- Осерчала, я, прости девица, аки приложилась дубинкой по челу твоёму. От лукавого сие это. Испужалась одеяния твого, невиданного доселе. Давеча утреньком казала мя матунька всё о тебя. Яз теперича разумею, пошто изгоном ты одненька аки по лесу бродишь, мира лесного ищешь. Небось, изгнанная ты, аки и мы с матунькой от суеты людской. Недобрый народ согнал тя в лес дремучий. Яз так разумею?
Люда кивнула (а что оставалось делать?). Пускай думают, что она тоже отшельница, народной молвой испуганная.
- Откель ты, девица красная собою?
«Красная – видать по-ихнему красивая» - смекнула Люда.
На вопрос Устиньи Люда пожала плечами и неопределённо махнула рукой в сторону реки, а у самой от запаха горячей пищи слегка закружилась голова – настолько она была голодна: две ночи она провела здесь, в чуждом для неё мире. И всё это время кроме ягод и нескольких орехов она ничего не ела.
Заметив голодный блеск в её глазах, старуха тут же усадила обеих девушек за стол. Помолившись, все три женщины принялись за еду, и вскоре отчуждение между ними и иноземкой исчезло вовсе. Люда слушала с набитым ртом, женщины рассказывали. Где надо кивала, где не надо – отрицательно мотала головой. Надо полагать, обе хозяйки и представления не имели о языке немых жестов, чему путешественница была несказанно рада. Таким образом, она постепенно узнала всё. В основном рассказывала старуха, Устинья дополняла. Сразу чувствовалось, что обе женщины обделены общением и долго так сокровенно ни с кем не разговаривали. В лице девушки из будущего (если б они это знали и разумели) обе женщины нашли отдушину, и уже через час вели себя с ней как с лучшей подругой – тем более Людмиле не нужно было отвечать на вопросы, рассказывая о себе – и это располагало к общению ещё больше. Хозяйка рассказала об истории их жизни и как они оказались в лесу. Упомянула в который раз своего почившего мужа и недобрым словом коснулась иеромонаха Трифония.
Люда печально кивала головой, разводя в стороны руками. Чудно ей было слышать русскую речь, с трудом понимая некоторые слова и подставлять их в уме по смыслу. В который раз она убедилась, что поступила правильно, приняв вид немой незнакомки. Приютившие её женщины были добры к ней, и неизвестно, чтобы случилось, заговори она на лексиконе 20-го столетия.
Так и сидели они за столом до самых сумерек, удаляясь только по нужде или по хозяйским делам. В рассказах тут и там мелькали имена князя Ярослава Всеволодовича, княжича Александра, названия слобод и градов Переяславля, Пскова, Суздаля, Мурома, Нового града (как Люда поняла – Новгорода), а вот за Московию женщины почему-то ни разу не упомянули. Оно и понятно: в 1223-м году сей город стольный только начинал строиться.
Устья рассказала о своём наречённом Ерёме, и как она вчера вечером и сегодня утром не дождалась его на ягодной поляне, полагая, что он уже в пути и сопровождает княжичей в поход дальний. Княжеские сборы, видать, не позволили ему проститься с любимой, но ждать она его будет безмерно, храня честь девичью для будущего суженного.
- Пойдём девица со мною на сбегание ночное, весь люд слободской гулять буде-то, аки сёдня день Купалы-Ивана, любови нашего покровителя.
«Вот и число узнала, - обрадовалась про себя Люда. – По старому стилю, стало быть, 24-е июня, если оно не смещается как день Пасхи».
На том пока и решили. Посидев ещё у стола, обе девушки засобирались в дорогу. Гулянья происходили на той стороне реки, и им предстояло на лодке переправиться на другой берег. Хозяйка оставалась ждать их до утра в избе, наводя порядок и суетясь по хозяйству; на гулянья она не ходила уже несколько лет.
Устинья сходила в сруб, вынесла два венка из цветов и отлучилась к ручью, по-видимому, забрать написанную харатью. С той стороны реки уже доносились едва различимые голоса, смех и песни. Праздник Ивана Купалы начинался. Люда задержалась помочь старухе, и невольно прислушалась к далёким русским напевам.
То, что произошло вслед за этим, произошло так внезапно, что девушка не могла бы сказать, в какой именно момент она увидела этого парня.
Старуха выбежала на песнь, плеснула руками и охнула. Не уехал, значит, Ерёмушка. Нашёл всё же время попрощаться, да ещё и на гулянья кличет!
Парень подошёл к хозяйке, преклонил колено и проговорил приятным басом:
- Ухожу я, матушка, в поход дальний. Дозволь с Устинюшкой проститься, да уста её пред дорогой неведомой обцеловать. Буде ли разрешение твоё материнское?
Старуха прижала его склонившуюся голову к своей тощей груди, перекрестилась, и сквозь слёзы ответила:
- Вон она, Устюшка твоя из кустов ступает. Две ноченьки тебя на поляне ожидала, сердцем маялась, в судьбинушку свою верила…
К Ерёме из-за деревьев выпорхнула Устинья, и они закружились, обнимая, и покрывая друг друга поцелуями.
А Люда стояла ошеломлённая, с открытым ртом, и не могла отвести взгляд от только что вышедшего к ним парня.
От Ерёмы.
Ведь это был, собственно говоря, и не Ерёма вовсе.
Это был Игорь.
Лётчик с фотографии, которую они обнаружили на Байкале.
********
Люду резануло током. Мысли пронеслись в голове и, высвободившись, унеслись куда-то вдаль, в сумрачное небо, к зажигающимся звёздам. Увидев Ерёму, она вдруг отчётливо вспомнила истуканов у ручья. Разглядывать не
