Сказки и легенды - Иоганн Карл Август Музеус
Ей оставалось пожелать лишь драконову колесницу или упряжку бабочек, ибо свободное передвижение по воздуху было для нее пока недоступно, но она овладеет и этим искусством, стоит только вступить в содружество фей. Она надеялась найти среди них любезную подругу, которая согласится уступить ей такой воздушный экипаж в обмен на одно из ее чудесных сокровищ. Ночи напролет тешила она себя приятными мечтами: как невидимо подкрадывается к красивому юноше, подзадоривает его, кружит голову и, одурманив любовным томлением, дает схватить вместо нимфы пустую тень или, смотря по обстоятельствам, удовлетворяет его желание. Однако новоиспеченная фея чувствовала: чтобы пуститься на такие авантюры, ей недоставало существенно необходимых атрибутов. У нее не было еще приличного гардероба феи.
Ранним утром, сменившим бессонную ночь, в продолжение которой ее пылкая фантазия нарисовала ей полное облачение феи, от крылышек до каблучков прелестных туфелек, — за работу был засажен весь портняжный цех Асторги, будто предстояло открытие большого маскарада или надо было нарядить капризнейших примадонн театра для opera seria[144].
Следует сказать, что, прежде чем этот наряд был готов, случилось нечто, поразившее все королевство Супрарбию и больше всего самое прекрасную Урраку.
Однажды ночью, когда после длительного напряжения всех душевных сил размечтавшаяся королева наконец погрузилась в легкий сон, ее вдруг разбудил голос какого-то воина, произнесшего ей на ухо страшные слова:
— De par le Roi[145].
Дежурный офицер предложил ей немедленно следовать за ним. Испуганная королева упала с облаков на землю и сначала растерялась, но потом начала спорить с офицером, который, впрочем, если оставить в стороне порученные ему в данную минуту функции, обладал недурной наружностью, так что ему, мимоходом, недвусмысленно был обещан визит феи. После безуспешного обращения к высшей власти королева поняла, что представляет слабейшую сторону и должна покориться.
— Воля короля для меня закон, — сказала она, — я следую за вами.
Сказав это, она подошла к своему ларю, чтобы взять дождевой плащ, как она объяснила — для защиты от ночного холода, в действительности же она хотела воспользоваться перчаточным пальцем и внезапно исчезнуть. Но капитан получил строгие указания и был настолько неучтив, что отказал прекрасной пленнице в этом маленьком снисхождении. Ни просьбы, ни слезы не действовали на жестокосердного воина, он схватил ее мускулистой рукой и без церемоний вытолкнул из комнаты, которую законники тотчас же заперли и опечатали. Внизу у ворот стояла пара мулов с носилками, в которые должна была сесть плачущая королева, весьма небрежно одетая. И вот при свете факелов поезд печально и тихо, как похоронная процессия, направился из ворот по безлюдным улицам города в уединенный монастырь, обнесенный высокой каменной стеной, в двенадцати милях от города, где утопавшую в слезах пленницу заключили в мрачную келью, находящуюся на глубине сорока сажен под землей.
Со времени неудавшегося праздничного обеда, когда исчезло любимое лакомство короля Гарсиа, он все время пребывал в таком дурном расположении духа, что ему никак нельзя было угодить. Половина его министров и придворных впала в немилость, другая половина, опасаясь той же участи, изощрялась в стараниях как можно скорее излечить своего монарха от сплина. Лейб-медик предлагал для этой цели рвотное, камердинер — любовницу, Primas regni[146] — покаянный день, командующий армией — крестовый поход против сарацин, старший егермейстер — охоту, гофмаршал — паштет из красных куропаток во вкусе мажордома. Что касается последнего, то надо сказать, что, утратив салфеточку, он скрылся из глаз, подобно кушанью его приготовления, наделавшему столько шума. Из всех этих средств, предложенных для развлечения короля, предпочтение было отдано охоте, ибо устройство ее было сопряжено с наименьшими трудностями. Но и она не дала ожидаемых результатов. Король не мог забыть исчезновение шедевра кухонного искусства и ясно давал понять, что, по его мнению, тут дело нечисто. Да, в кругу своих приближенных он даже высказал подозрение, что супруга его колдунья.
У королевы при дворе было много сильных врагов. Как только ее противники заметили перемену в отношении короля к их повелительнице, дух клеветы не преминул воспользоваться случаем, чтобы погубить ее, и это удалось тем легче, что чудесная салфеточка, которая в Асторге могла бы ублажить короля искупительной жертвой, здесь, в охотничьем замке, не влияла на него своими талантами.
После того как дело основательно обсудили в узком кругу приближенных короля — скороходов, придворных карликов и шутов, камердинера, придворного лекаря и вообще всех, к чьему мнению король еще прислушивался, — падение гордой королевы было предрешено. Король созвал тайное заседание государственного совета и приказал ему утвердить приговор узкого круга советников, как имеющий законную силу, и без задержки привести его в исполнение.
Теперь придворная комиссия неутомимо занималась перетряхиванием вещей несчастной королевы, пытаясь найти доказательство колдовства — какой-нибудь талисман, магические письмена, быть может, контракт, заключенный с нечистым, или копию с него. Все ожерелья и прочие драгоценности, а равно и одеяние феи были добросовестно занесены в опись. Однако, несмотря на приложенные усилия, близорукие чиновники ничего не могли найти, что бы указывало на колдовство. Собственно corpus delicti — объект ограбления оруженосцев Роланда — выглядели столь невинными и невзрачными, что эти сокровища магии даже не удостоились чести попасть в инвентарь. Бесценная салфеточка благодаря частому употреблению ее прежним владельцем потеряла свою свежесть и служила ничего не подозревавшему писцу тряпкой, которой он вытирал чернила, разлившиеся по столу из опрокинутой чернильницы. Чудесный перчаточный палец, делающий человека невидимым, и плодовитый медный пфенниг были выброшены, как бесполезный хлам, в мусорную кучу.
Что сталось с королевой Урракой в мрачном монастырском подземелье на глубине сорока сажен, была ли она осуждена на пожизненное заточение или когда-либо вновь увидела дневной свет, а равным образом о том, какая судьба постигла три магических талисмана — были они разрушены плесенью, гниением и ржавчиной или вырваны чьей-нибудь счастливой рукой из пыли и мусора, куда в конце концов попадают все земные сокровища, преданные забвению, — об этом старинная легенда хранит глубокое молчание.
Было бы, конечно, справедливо, если бы хлебосольная салфеточка или плодовитый пфенниг попали в руки добродетельного, но бедного труженика, обремененного голодающей семьей, работающего в поте лица своего и не имеющего ничего, кроме слез, чтобы дать своим маленьким птенцам, когда они требуют хлеба; или если бы чахнущий от любви юноша, которого
