Сказки и легенды - Иоганн Карл Август Музеус
У трусливого простака сердце заныло от страха, когда он услышал такой строгий приговор. Он полагал, что только чистосердечное раскрытие тайны его искусства поможет избежать мести королевы. И тут же дал волю языку. Желая прежде всего отвести от себя подозрение разгневанной дамы, якобы он из зависти скрыл драгоценное рагу, он не умолчал ни о приключении в Пиренеях, ни о дарах матушки колдуньи. Благодаря его откровенному рассказу королева сразу получила давно желаемые и точнейшие сведения о всех трех фаворитах, и тут же ей пришло в голову овладеть волшебными сокровищами. Едва неразумный Амарин выболтал свою тайну и, как думал, окончательно оправдал себя в глазах королевы, как последняя заявила ему с презрительной миной:
— Презренный дуралей! Ты думаешь этой жалкой ложью спасти себя и обмануть меня? Покажи мне свою чудо-салфеточку, или берегись моей мести!
Амарин волей-неволей исполнил ее категорический приказ. Он вытащил салфеточку и, расстелив ее, спросил королеву, что ей подать к столу. Она попросила зрелый мускатный орех в мягкой скорлупе. Он обратился к услужливому духу салфеточки — появился майоликовый сосуд, и тотчас же, к изумлению королевы, коленопреклоненный Амарин почтительно протянул ей зрелый мускатный орех в скорлупе на зеленой ветке. Но, вместо того чтобы взять ветку, она схватила магическую салфеточку и швырнула ее в открытый ларь, который тут же захлопнула. Обманутый мажордом, сразу обессилев, опустился на пол, увидев, что лишился источника своего кратковременного счастья. Хитрая похитительница подняла между тем крик и, когда сбежались слуги, обратилась к ним:
— Этот человек страдает эпилепсией, позаботьтесь о нем и никогда больше не пускайте ко мне, чтобы он еще раз не напугал меня.
Как ни странно, но мудрый Саррон, при всем своем уме, на сей раз не предвидел всех последствий коварной шутки над своим приятелем. Из злорадства он жадно пожирал похищенное кушанье, забыв золотое правило, которое ввиду его поучительности три умных народа так коротко и ясно заключили в трех словах[141], и вдруг почувствовал тошноту и тяжесть в желудке. Из опасения оставить в столовой видимые следы своего невидимого присутствия, он вышел на воздух и стал прогуливаться по парку, в надежде, что от движения тяжесть в желудке уменьшится.
Вот почему он в тот день не мог сопровождать королеву в ее покои. Но накануне она пригласила его к себе на partie fine[142], и в назначенное время он не замедлил явиться к ней. Королева была необычайно весела, любезна и нежна, как Грация[143], так что дружище Демогоргон плавал в сладком упоении. Хитрая любовница поднесла очарованному Саррону чашу вина, которую сама налила, подмешав в него сильнодействующий снотворный порошок. Очень скоро его убаюкала сладкая дремота. Как только он громко захрапел, коварная похитительница овладела перчаточным пальцем, придающим невидимость, и велела своим слугам отнести властелина эфирных пространств в отдаленную часть города и оставить на мостовой, пока он не очнется от наркотического сна. От радости королева никак не могла уснуть. Все ее мысли были заняты тем, как бы овладеть третьим волшебным сокровищем.
Едва первые лучи солнца позолотили зубцы стен королевского замка Асторги, как неутомимая женщина вызвала горничную и сказала ей:
— Пошлите известить Хильдерика, сына любви, чтобы он сопровождал меня к ранней обедне, и за эту милость пусть оделит бедных щедрой милостыней.
Изнеженный баловень счастья и прекрасной Урраки валялся меж тем в мягкой постели и позевывал, когда получил это почетное приглашение. Еще полусонный, он тотчас же приказал камердинеру одеть себя и отправился ко двору, где камергер королевы бросил на него косой взгляд, завидуя, что любимчику оказана честь заменить его.
С благолепной пышностью проследовала процессия в храм, где епископ со своим каноником служил торжественную литургию и где собралось уже много народу поглазеть на великолепное шествие. Прекрасная Уррака, а еще более роскошный шлейф ее платья, несомый за ней шестью придворными дамами, вызвали всеобщее восхищение. Толпа назойливых нищих, калек на костылях и на деревяшках, слепых и параличных окружила помпезное шествие богомольцев, загораживая королеве дорогу и умоляя о милостыне, которую Андиол щедро сыпал из своего кошелька направо и налево. Один слепой старик особенно выделялся среди своих сотоварищей дерзостью, с какой он протискивался вперед, ужасным криком требуя себе подаяние. Он неотступно шел рядом с королевой и беспрерывно протягивал свою шляпу, прося о милосердном даре. Андиол бросал ему время от времени золотой, но, прежде чем слепой находил его, какой-нибудь вороватый сосед проворно похищал его, и тот снова начинал причитать. Королеву, казалось, тронул этот несчастный старик. Она вырвала из рук своего спутника кошелек и передала слепому.
— Возьми, добрый старик, эту милостыню, — сказала она, — даю тебе ее от имени благородного рыцаря, молись о душе своего благодетеля!
Андиол до того испугался этой королевской щедрости за свой счет, что, потеряв самообладание, сделал рукой движение, как бы намереваясь схватить кошелек. Эта очевидная скаредность вызвала громкий смех у всей благочестивой свиты королевы, что еще более увеличило его смущение. Из страха уронить свое достоинство он заставил себя взять под руку королеву и повести ее в собор и как мог таил свое огорчение до конца мессы. После обедни он кинулся разыскивать нищего и обещал большую награду за старинную монету из кошелька, которая якобы являлась редкостью. Но никто не мог сказать, куда девался нищий. Завладев кошельком, он исчез бесследно.
Нищего же следовало искать в передней королевы, где он ждал ее возвращения, ибо то был зрячий придворный шут, вырядившийся слепым, чтобы завладеть волшебным пфеннигом. К величайшей радости королевы, он оказался в мошне, добросовестно переданной ей доверенным лицом. Теперь коварная женщина овладела всеми волшебными дарами трех оруженосцев, а те неутешно оплакивали свою потерю и в отчаянии рвали на себе волосы. Она же гордо торжествовала победу, достигнутую путем плутовства, нисколько не заботясь о судьбе трех несчастных.
Первым делом она испытала, будет ли чудесная сила волшебных предметов действенной в руках новой владелицы. Попытка удалась вполне: салфеточка доставляла по ее приказанию майоликовый сосуд, медный пфенниг производил дукаты, а под покровом перчаточного пальца она проходила, никем не видимая, мимо стражи в передней в комнаты своих фрейлин. С бьющимся сердцем рисовала она себе блистательнейшие сцены будущей жизни, какую намеревалась вести, но самым заветным ее желанием было превратиться в настоящую фею. Она долго раздумывала, как проникнуть в тайную сущность этих загадочных дам, которых даже пытливый ум мудрейших мира сего не сумел досконально изучить.
«Что такое фея? —
